В зал быстрым шагом вошел солдат и, приблизившись к доктору Голему, что-то прошептал ему на ухо. Голем бросил красноречивый взгляд на Зурзмансора.

— Прошу прощения, уважаемый господин Банев, — сказал Зурзмансор, поднимаясь, — мы с доктором вынуждены вас покинуть. Срочное дело.

— И как же вас угораздило связаться с Кайманом? — спросил Ховант, налегая на весла.

Съеденные туманом берега, казалось, отсутствовали вовсе. Чуть кренясь на правый борт, лодка медленно плыла по влажному тоннелю с молочными стенами и серой крышей рассветного неба. Тихо, уютно даже поскрипывали уключины. Ив вдруг ощутил непреодолимое желание подремать под этот скрип и шелест бегущей мимо воды. Но кормчий нехитрого их суденышка был настойчив.

— Ну, что скажете?

Ив пробормотал, что не имеет права вдаваться в такие подробности, но эколог его перебил.

— Бросьте хмуриться, господин Маргит, — ухмыльнулся он. — Во-первых, я знаю Каймана как облупленного, во-вторых, можете не отвечать на этот вопрос, а в-третьих, чтобы помочь вам, мне нужно знать о вас как можно больше.

Сказано это было с такой простотой и искренностью, что Ив с огромным трудом задавил в себе желание тут же все выложить этому крепкому неунывающему парню.

— Ладно, — сказал Ховант. — Вижу, вам нужен аванс… Хотите, я расскажу вам о Каймане?

— Хочу! — ответил Ив, которому и впрямь было чрезвычайно любопытно, что за личность его наниматель.

— Ну так слушайте, — начал эколог. — Настоящее его имя Сумман, Павор Сумман. При старом президенте он служил в одном жутко секретном департаменте штатным агентом. Однажды Кайман получил задание, связанное с одним медицинским учреждением в наших краях…

— С Лепрозорием? — спросил Ив.

— О, вы, я вижу, человек информированный! — удивился Ховант.

— Ничего особенного, — сказал Ив. — Я прочел об этом в книжке Банева «Гадкие лебеди».

— Та-ак, — покачал кудлатой головой эколог. — Я должен был догадаться, что Тэдди продаст вам экземпляр. Значит, вы в курсе?

— Ну, если верить написанному…

— Можете верить, — веско сказал Ховант. — По крайней мере, история с провалом и арестом Суммана совершенно правдива. Мне остается лишь добавить, что, отсидев не слишком большой срок, Кайман занялся частным промышленным шпионажем. И, судя по тому, что Сумман направил вас сюда, интересы его фирмы вновь пересеклись с нашим городком. Удовлетворил я ваше любопытство?

— Почти, — кивнул Ив. — Мне бы еще хотелось узнать об Элмере.

— Хитренький! — совсем по-детски воскликнул эколог. — Теперь ваша очередь.

— Уговорили! — рассмеялся Ив. — Слушайте.

И он рассказал все. И о записках старика. И о своем опрометчивом решении опубликовать созданную на их основе новеллу в том самом «Фантастическом ежемесячнике», где когда-то уже был напечатан рассказ с главным героем по имени Кимон. И о том, что спустя неделю после выхода номера с новеллой ему позвонил некто и предложил «непыльную, но высокооплачиваемую командировку».

Ховант слушал внимательно, не забывая, впрочем, о веслах. Речное русло было не слишком широким и довольно извилистым. Оставалось лишь удивляться, насколько хорошо эколог знает ее прихотливый фарватер, если способен вот так, сидя спиной к носу лодки, огибать торчащие на мелководье коряги и держаться стрежня.

— Хорошо, — сказал он, когда Ив умолк. — Теперь моя очередь… Начну издалека, ибо биография господина Элмера напрямую связана с причудливой судьбой нашего города. Вы же читали Банева. Так вот, там почти все правда, кроме финала. После того как мокрецы спровоцировали бегство жителей, а после благополучно исчезли сами, на город обрушился короткий ураган. Его бешеный порыв сорвал еще чуть желтеющие листья, повыдергивал телеантенны, посдирал шифер, а кое-где и древнюю, временем испытанную черепицу…

На серых, рваных крыльях этого урагана подлетела гроза. Подлетела и встала над крышами, ветвясь молниями, скрежеща ржавым, словно он веками без движения лежал на неведомых небесных складах, громом. Потом опять пошел дождь. Он появился на освещаемой софитами молний сцене шумно, нахально, весело. И вскоре потеснил прочих персонажей, бормоча один бесконечный, вскоре ставший унылым и невнятным монолог.

Жители, вернувшиеся в город, первые недели с дождем мирились. Привыкли. На второй месяц его бормотания они начали роптать, дескать, Лепрозорий опустел, мокрецов нету, а хляби небесные и не думают иссякать. Но людской ропот ничего не менял в распределении стихийных сил. К тому времени дождь уже опять был безраздельным владыкой городских улиц, он разогнал даже шпану. Полицейская статистика отметила резкое сокращение обычно совершаемых в это время года преступлений, зато в психиатрической лечебнице появились пациенты с новой фобией — дождебоязнью. А дождь все шел и шел.

Размыло и без того не ахти какие дороги. Телеграфные столбы теряли опору и рвали позеленевшие от окисла провода. Знаменитый подземный телефонный кабель, наоборот, неведомой силой вывернуло из-под земли и в нескольких местах разорвало. Радиосвязь осуществлялась через пень-колоду, словно над городом возник электромагнитный экран. Город постепенно утрачивал сношения с внешним миром, и, хотя голод ему не грозил, свежего молока и масла стало не хватать.

Охваченные тревогой и мрачными предчувствиями жители не сразу заметили новые явления в своей жизни, пока масштаб вмешательства этих явлений в обыденный распорядок бытия не принял угрожающие размеры. Чего стоило одно только превращение спиртного в обыкновенную питьевую воду! Не сразу, а какими-то кругами распространялась эта катастрофа от центра города к его окраинам. Сообразительные хозяева злачных заведений мгновенно подняли цены на выпивку до невообразимой высоты. Несколько дней трактиры и бары, рестораны, кафе и даже государственные столовые на окраинах были забиты несчастными любителями промочить глотку, но вскоре и эта возможность — вкушать благодать от божьей лозы — стала недоступна.

Некоторые сходили с ума и даже стрелялись. Следующей напастью стало обезвреживание никотина и прочей наркотической дряни. Больницы, а их в городе всего-то три, за всю историю своего существования не знали такого наплыва пациентов, умоляющих спасти их от страшного явления, именуемого «ломкой». Стало попахивать бунтом. Мэра и депутатов муниципалитета срочно переизбрали, и, хотя прежние ни в чем не были виноваты, новые все свалили на предшественников. Однако и сами оказались беспомощны. В самом деле, не ввозить же в срочном порядке зелье из Столицы?

Буквально как грибы после дождя, стали вырастать секты, кликушествующие о конце света и призывающие своих адептов к разным видам покаяния, в том числе и в весьма извращенной форме. Поговаривали, и не без основания, о появлении среди мирных обывателей людей совсем уж небывалых, каких-то то ли ангелов, то ли пришельцев, но равно чуждых человеческому духу и образу мысли. Полиция пыталась их отловить, но они всегда «только что были и уже ушли». Смущали эти «ангелы», ох как смущали они умы. Особенно незрелые, детские и юношеские, неокрепшие в житейской борьбе умишки. Что уж они там обещали, неведомо, но после общения с ними прежняя жизнь человеку становилась постылой, и он бросал все нажитое добро и уходил. А куда, никто не знает. Самое страшное было в том, что и детишки стали пропадать. Полиция с ног сбилась, рыская под дождем. Родители же вконец осатанели и стали вкруг мэрии осадой, требуя мер немедленных и решительных.

— Неизвестно, чем бы это закончилось, — с видом заправского скальда повествовал эколог, — да только осенило какого-то умника из муниципалитета. Явился он к мэру и заявляет: дескать, слышал, что есть у армии такая техника, чтобы тучи разгонять. Новый мэр, насмерть перепуганный, дозвонился-таки до Столицы и уж как-то там умудрился объяснить, что у него в городе происходит и чего он требует от центральной власти. В общем, прислали военных. Приехали они на огромных машинах, а на машинах этих — ракетные установки. Заняли военные свои позиции и давай по тучам палить. И хотя строго-настрого было запрещено во время акции появляться на улицах, многие не утерпели и вышли полюбоваться на то, как ракеты эти длинными огненными хвостами по небу хлещут. Красивое было зрелище, наверное, да только те, кто видел, уже не расскажут… Первые минуты ничего особенного не происходило. Лопались в тучах армейские шутихи, будто фейерверк в День независимости, но без толку. Дождь все не унимался. Разозлившись, военные чем-то очень мощным шарахнули по небу. Вспыхнуло. Рявкнуло. Дождь на мгновение прекратился и… зашумел вновь, но какой! Крыши жестяные от него паром пошли. Стекла помутнели. Стены стали таять, как ледяные потешные крепости по весне. Люди, кто на улице оказался, были после найдены все мертвее мертвого. Военных, с их броней, и то основательно потрепало. Дунули они по единственному уцелевшему тракту, только их и видели. К счастью, дождь этот смертельный недолго шел. Вскоре сменился он обычным, водяным, да и тот быстро иссяк.