- А кошки?
- Что «кошки»?
- Их сколько?
- Не считала, - удивилась она тому, что милиция задумала пересчитать кошек в доме.
- Учительницу Ясницкую знаешь? - пошёл напрямик капитан.
- Да, хорошая женщина.
- Чем?
- Вежливая, одевается скромно, но за модой следит… Она губы не красит: они у неё от природы цвета розового перламутра.
- А кошка у неё есть?
- Не знаю. Я была в квартире только однажды, когда нашла эту самую бомбу.
Видели бы опера, чем он занят. Животных ловить приходилось, но каких? Из цирка «Шапито» сбежала, например, рысь. Ещё старая история, когда он был курсантом и помог начальнику отвезти семью на дачу. А там жена полковника уронила на траву колечко. Золотое, с дорогим изумрудиком. Подслеповатый гусь проглотил кольцо, как муху. Было решено посадить его в сарай, но гусей было одиннадцать, и жена полковника нахальную птицу в лицо не запомнила. Надо было сажать в сарай всех, что и поручили курсанту. Половину дня Палладьев ловил их в пруду. Потом сам себя не узнавал: мокрый, в перьях, в пуху, в гусином навозе и с руками, посиневшими от гусиных щипков.
Из парадного вышла вторая дворничиха. Пожилая, всю жизнь отработавшая в этом доме, Палладьев направился к ней:
- Мария Фёдоровна, хочу взять у вас интервью.
- Я тебе их давала больше, чем окурков в парадном.
- Меня интересуют соседи учительницы Ясницкой. - Палладьев всё-таки решил к ним сходить.
- Их всего трое. Учительница, старушка и водила, который живёт у своей дочки.
- Он сейчас дома?
- Капитан, уж не хочешь ли с ним говорить? Он трезвым не бывает. Шатается от дыхания прохожих.
Сперва Палладьеву стало казаться, что он обронил какую-то мелкую, но важную вещь. Точнее, увидел её, кем-то обронённую, но не поднял.
- Мария Фёдоровна, жалобы от жильцов поступают?
- Одна жалоба надоела. В квартире на пятом этаже поселился артист.
- Поёт?
- Хуже, он чечеточник.
Палладьев не мог избавиться от чувства чего-то упущенного. Не обронённого, не потерянного, не материального… Он огляделся, словно хотел отыскать это упущенное.
- Мария Фёдоровна, у учительницы кошка есть?
- Впервые слышу.
И капитана шатнула догадка. Он сорвался с места и побежал к мусорным бакам, где Паша звякала крышками. Без сомнения, то что его задело, исходило от девушки.
- Паша, что ты рассказывала про бомбу?
- Нашла, открыла, банка с кофе пыхнула огнём.
Её лицо насторожилось: от милиции жди подвохов. Если её лицо насторожилось, то лицо капитана напряглось. Она ведь сказало то, что его царапнуло.
Место…
- Паша, где эта бомба лежала?
- У двери в квартиру.
- Чью?
- Как раз учительницы.
- Сразу бы и сказала, - вздохнул капитан облегчённо.
- Вы же про кошку спрашивали… Этой самодельной бомбой даже кошку не убьёшь.
Палладьев кивнул: не убьёшь. Но хотели не убить, а запугать.
6
В своих делах я опять выгадал окошко, чтобы сходить в школу.
По-моему, есть некоторый парадокс. В школе учат наукам, добру, прекрасному, любви… И выпускают в жизнь, где деньги, автомобили, мат, секс… Получается, что в школе вроде бы не тому учат: вернее, не учат главному - образу современной жизни.
Впрочем, ошибаюсь. Современность меня встретила уже на пороге в лице плотного охранника. Она, современность, уже давно здесь хозяйничала. Над кабинетом директора висела большая лучезарная икона. За спинами ребят какие-то рюкзачки. Девочки в серёжках и браслетиках. У всех мобильники…
- Где найти Петю Сурова? - спросил я у пробегавшего мальчишки.
- Наверное, в классе информатики.
Вот она современность: когда я учился, компьютеров ещё не придумали. Но в этом классе Петьки не было. Уроки кончались, заработали различные кружки… Не ушёл ли он домой?
- Петька в туалете, - радостно сообщил пацан.
- Он сейчас выйдет?
- Нет, не выйдет.
- Живот болит?
- Ничего у него не болит.
- Курит, что ли?
- Он не умеет.
- Тогда почему же не выйдет?
- Яйца давит.
Пока я осознавал это загадочное дело, мой информатор убежал. Мне ничего не оставалось, как самому пройти в туалет…
На полу была расстелена газета, вымазанная сырыми битыми яйцами и усеянная толчёной скорлупой. Мальчишка с закатанными брюками, молотил по ней пятками, подбираясь к трём целым яйцам, лежащим на краю.
- Он спятил? - поинтересовался я у смотревших ребят.
- Ставит опыт, - сказал один.
- Учится, - поправил другой.
- Поставить рекорд, - объяснил третий.
Увидев меня, Петька перестал топтать яйца, сгрёб газету и спустил в унитаз. Затем молча задрал ноги до раковины, смыл с них желток, вытер пятки носками, сунул их в карманы, напялил ботинки на мокрые ступни и нехотя сказал мне:
- Больше не буду.
- Яйца кончились, - подсказал кто-то.
- Петя, я к тебе по другому вопросу.
Мы отошли в дальний угол коридора. По какому-то неведомому мне сигналу школьники схлынули. У окна был низкий и широкий подоконник. Мы сели.
- Петя, я к тебе обращаюсь по делу.
- Лерка рассказала?
Следователь - любитель тайн. По-моему, их ценность не в значимости информации, а в степени загадочности. Хочу сказать, что, к примеру, полёт на Марс мне так же интересен, как и цель Петьки, топтавшего куриные яйца.
- Петя, того… яичницу хотел сделать?
- Кто же в туалете яичницы делает? - удивился мальчишка.
- Тогда зачем давил?
- Не давил.
- Я же сам видел…
- Ходил по ним.
- Зачем?
- Хочу повторить рекорд.
- Какой?
- Человек в Африке ходит по сырым яйцам и не давит.
- Наверное, по варёным.
- Нет, записано в рекорды Гиннеса. Я понял, что с такими фантазёрами мне до правды не докопаться. Если Лера сочинила летающую тарелку, то этот Петя выдаст порцию зарубежной фантастики. Нашествие каких-нибудь ящеров или гигантских клопов.
- Пётр, наверное, мечтаешь стать писателем-фантастом?
- Нет, буду генетиком.
- Хочешь продлить жизнь человека?
- Нет, хочу вывести корову.
- Они вроде бы уже есть.
- А я выведу корову, которая будет доиться не простым молоком.
- А каким?
- Сгущёнкой.
- Неплохо, - согласился я. - Но как это сделать? Чьи же гены пересадишь корове?
- Гены сахарной свёклы.
- Ага.
- Можно проще: кормить коров только сахарной свёклой.
- А может, просто сахаром?
- Экономически не выгодно.
Я обдумывал вариант с коровой - выгодно ли экономически. В его возрасте я таких слов, как «экономически», не знал. Уж наверняка не употреблял. Петька ждал моей оценки. Круглая голова казалась упрямой. Видимо, за счёт щетинистых волос, которые, похоже, не пригладить и утюгом. Глаза блестят с вызовом: готов доказывать про корову.
Я вздохнул. Не потому, что такой мальчишка мог сочинить не только летающую тарелку, но и чайник с самоваром… Вздохнул, потому что представил, как этот Петька вырастет и утонет в долларах, автомобилях, коттеджах, турах на экзотические острова. И останется его корова пощипывать травку и не будет доиться сгущённым молоком.
- Петька, ты придумал про летающую тарелку?
- В газетах писали, - буркнул он, отворачиваясь.
- Значит, была?
- Только не тарелка, а сигара.
Он посмурнел и слова теперь давил из себя, как из тюбика. Врать вообще тяжело, особенно мальчишке.
- Петь, знаешь, что человек обязан говорить правду?
- Не всегда.
- Как это «не всегда»?
- А если дал клятву?
- Ну, смотря кому и смотря о чём, - замешкался я, не зная, как быть с клятвой.
- А хоть о чём.
- Петя, - зашёл я с другой стороны, - а если уголовное преступление? Детективы по телевизору смотришь?
