— Простите, леди, но Лили должна выполнить одно маленькое обещаньице.

— Ги, что ты делаешь? Что они подумают? — растерянно спросила молодая женщина.

— Они подумают, что мы — новобрачные, которые играют в свои любовные игры, cherie.

Войдя в опочивальню, он опустил ее на пол.

— Вы обещали, миледи.

— Не понимаю, о чем вы говорите! — вспыхнула она.

— Прекрасно понимаете!

Сняв с Лили платье, туфли и чулки, он распустил ей волосы. Она прикрывала руками свою наготу.

— Не нужно стесняться, любовь моя! — умоляюще сказал Ги.

Тогда она гордо выпрямилась:

— Я тебе нравлюсь?

Вместо ответа он опустился перед ней на колени, нежно привлек к себе и исследовал губами все сокровенные прелести. Она вцепилась зубами ему в плечо, чтобы заглушить возбужденные крики.

В глубине души Лили была в восторге оттого, что, целуя ее там, Ги получал такое удовольствие. Она порозовела от наслаждения: позволив ему такие ласки при свете дня, она никогда уже не будет стыдиться его.

Лили больше не могла сдерживать страстные крики. Она вздыхала, дрожала, умоляла. Потом стала извиваться… Она достигла пределов своей чувственности. Потом она успокоилась и начала ходить перед ним по комнате, ловя его восхищенные взгляды. Лили превратилась в настоящую, зрелую женщину.

Церковь была переполнена. В воздухе стоял смешанный запах ладана, свечного воска и пота. Священник произнес над немолодой четой положенные слова. Лили сжимала руку Ги, и они то и дело поглядывали друг на друга. Ги понимал, что его собственное венчание было незаконным. Но что он мог сделать? Он не мыслил будущей жизни без Лили, в которой нашел истинную жену в отличие от той, законной…

Чета Сен-Дени прибыла только к вечеру. Ги и Лили вели себя как гостеприимные хозяева, стараясь, чтобы свадьба леди Элисон и Рольфа прошла так же гладко, как и их собственная. Ги провел гостей в зал, но Сен-Дени, увидев сакских крестьян, которые вольготно расхаживали по залу, пришел в ярость.

— Монтгомери, если вы не будете держать этих людей в ежовых рукавицах, они зарежут вас в вашей же спальне!

— Это мои люди, Сен-Дени, и уверяю вас, что никаких осложнений у меня с ними пока не возникало.

— Они просто выжидают. Такое отношение с вашей стороны ни к чему хорошему не приведет. Они ненавидят норманнов. Это порабощенный народ, мы их хозяева, поэтому дружба между нами невозможна.

— Успокойтесь и веселитесь! Я уверен, что сегодня, во всяком случае, ничего не произойдет.

Ги пошел за вином. В отдалении проходил Андре, обняв за плечи Эдварда. Они чему-то смеялись, сблизив головы: светловолосую — сакса и темноволосую — норманна. Сен-Дени смотрел на это с явным неодобрением, а Мари Сен-Дени уставилась на Лили, только что спустившуюся вниз.

— Ей-богу, поглядите на эту особу, разодетую, как королева! Ясное дело, это чья-то девка. В жизни не видывала такой дерзкой твари! — Она ткнула Сен-Дени под ребра. — Смотрите, волосы у нее не покрыты, а идет-то как! Она промышляет своим ремеслом прямо здесь, в зале.

При виде Лили Сен-Дени разинул рот. Еще смуглее, чем братья Монтгомери, с узким, злобным лицом, выражающим почти не прикрытую похоть, он был отвратителен. Сакские женщины ему нравились, и в своем поместье он путался с ними, когда хотел и сколько хотел. Но такой у него там, дома, не было!

Взяв Лили за руку, Ги подвел ее к гостям, чтобы представить. Мари Сен-Дени хотела отвернуться, не желая знакомиться с любовницей Монтгомери, но не осмелилась.

— Мадам и мсье Сен-Дени, это моя госпожа, мы обвенчались неделю назад. — Глядя в глаза Лили, Ги поднес к губам ее руки, обнял и посмотрел на гостей, наслаждаясь впечатлением. На лице Сен-Дени отразилась зависть, а глаза его жены горели жгучей ненавистью.

— Дорогой, посмотри, почему задерживается Рольф? Матушка уже готова сойти вниз, — проговорила Лили.

Как только Ги отошел, Мари Сен-Дени произнесла:

— Думаю, церемония, имевшая место на прошлой неделе, незаконна. Вам не приходило в голову, что у Монтгомери может быть жена там, в Нормандии?

Лили показалось, что ей в сердце вонзили нож. Улыбнувшись своей таинственной, соблазнительной улыбкой, она отпарировала:

— Как вы, нормандские дамы, славно умеете шутить! Я поняла это еще две недели назад, когда мы принимали у себя господина Робера де Мортена и его супругу.

После этих слов Лили удалилась, решив больше не вступать в беседу с четой Сен-Дени.

— Здесь гостил брат короля?! — разгневанно повернулась к мужу Мари Сен-Дени.

Супруги были уничтожены. Позже, когда пиршество подходило к концу, Ги обратился к Сен-Дени с предложением:

— Я так уверен, что моя теория принесет добрые плоды, что кое-что решил предложить вам. Вы отдаете мне на два месяца самого дурного из ваших людей, такого, кому, по-вашему, нужен только хлыст, чтобы заставить его работать. Если к концу этого срока он провинится — можете засеять мои поля по эту сторону реки.

— А какая вам от этого выгода, Монтгомери?

— Никакой! Но если окажется, что он хорошо работает без наказаний, тогда я засею поля на вашем берегу.

Сен-Дени коротко рассмеялся:

— Есть у меня такой — трижды пытался убежать, несмотря на то, что его запороли чуть не до смерти, когда поймали. Пожалуйста, берите его хоть на два месяца, хоть навечно, но я уверен: весной ваши поля засею я.

— Договорились! Пришлите его сюда завтра. Потому что сегодня, надеюсь, вы не покинете нас и останетесь ночевать…

— Нет-нет, нам нужно ехать домой! Выпью еще один кубок, и мы поедем. С удовольствием побывал у вас, Монтгомери. Я заеду через две недели посмотреть, как поживает мой сакс.

После того как свадебное пиршество окончилось и чету водворили в опочивальню, Ги и Лили смогли наконец остаться наедине.

— Какие ужасные люди! Она разговаривала со мной так враждебно! И, главное, без всякой причины!

— Милая, у нее была сотня веских причин для этого. Одной твоей красоты достаточно, чтобы разжечь в ней ревность. Боюсь, она тебя просто возненавидела. Тебя это беспокоит?

— Пусть меня ненавидит весь мир, кроме тебя, — улыбнулась она.

Ги приник к ее губам и стал нежно ласкать, не прекращая поцелуя. Потом прижал ее к себе так крепко, словно хотел слиться с ней. Не прерывая поцелуя, он уложил Лили на постель. Ги продолжал любовную игру до тех пор, пока Лили не дошла до крайней степени возбуждения. Его железные объятия сказали ей, что он больше не может ждать, как, впрочем, и она. Лили выгнулась навстречу ему, и Ги приятно удивился, ощутив страстную отзывчивость, которую он в ней пробудил.

— Я очень порочна? — прошептала она в забытьи.

— Восхитительно порочна, — удовлетворенно ответил он.

В ту ночь Лили закричала во сне, потому что ей приснились какие-то мрачные тени, но Ги тут же крепко обнял ее.

Эмма отправилась к Мораг. Старуха поняла, что Эмма находится в безвыходном положении: если раньше ей страстно хотелось ребенка, то теперь, когда ребенок жил в ней, Эмма заметалась, не зная, как поступить, — ведь Эсме не оправдал ее надежд.

— Мораг, ты должна мне помочь! — умоляла Эмма.

— Господин запретил мне заниматься этим!

— Тогда поворожи, если не можешь дать мне зелья, — попросила Эмма.

— Все это глупости! Думаете, если вы пойдете спиной вперед, или плюнете в огонь, или поклонитесь ворону, — это подействует на злых богов?

— Ты хочешь сказать, что старая вера — сплошная чепуха? — спросила Эмма.

— У каждого своя вера. Вы будете хорошей матерью. А теперь ступайте и верьте всем сердцем, что его отец, подумав, вернется к вам, леди, — заключила Мораг.

Дамы проводили все дни за работой: ткали ковры и расшивали узорами прекрасные ткани, заказанные королем и его братом Робером. Ги с мужчинами после вечерней трапезы обычно занимались строительными вопросами, но если он поднимался наверх за чертежами или картами, все знали: в этот вечер он больше к ним не вернется. Стоило ему увидеть жену, как все стройки и чертежи вылетали у него из головы. Когда из-за сильных дождей работы приостанавливались, Лили не сомневалась, что Ги, заигрывая и срывая поцелуи, рано или поздно найдет предлог заманить ее в опочивальню, где они растворятся в объятиях друг друга на огромном ложе.