Говорят, что «повторенье — мать ученья», и этот дневник стал для меня своеобразным уроком. Но если бесконечно повторять азы, то никогда не дойдешь до конца азбуки-алиппе. А хочется идти вперед.

Мысли авторов журнала стали для меня чем-то вроде наглядного пособия, чем-то вроде примера. Примеры бывают положительными и отрицательными. Но поучительны и те и другие.

Мой дедушка говорил:«Извиняться за ошибку — это не стыд, но стыдно унижаться, извиняясь».

Я не прошу прощения у наших авторов за то, что записал их высказывания. И ни у кого из них не требую извинений за то, что они мне наговорили, хотя и были там советы и предложения оскорбительные…

Отец говорил:«Решив сделать добро, не заботься о последствиях; решив причинить зло, о последствиях не забывай».

Я не стремился никому причинить зла. И если кто-то из авторов узнает свой голос и обидится, то это его дело. Я же сделал все, от меня зависящее, чтобы поведать о сущности, не переходя на личности.

А впрочем, я, видимо, зря опасаюсь: никто и не обидится. Нет в мире человека, который бы искренне считал себя глупцом, а свой жизненный опыт считал бы никчемным и бесполезным. Не случайно поговорка утверждает, что «не всякий даст тебе кусок хлеба, но совет готов дать каждый». Все советы я записал верно, и вряд ли кто-нибудь захочет от них отречься.

Работа в редакции журнала «Амударья» продолжалась. Но со временем к моим обязанностям литсотрудника, младшего редактора, письмоводителя и шефа-помощника всех колхозов прибавилась еще одна. Я должен был вести протоколы. Сперва на заседаниях редколлегии, потом и на выездных собраниях и встречах, а потом и на всяких совещаниях и обсуждениях в Союзе писателей республики.

Сам ритуал протоколирования соблюдался постоянно и неукоснительно, более того, он был облачен в демократическую форму. Голосованием выбирался председатель собрания и секретарь, то есть я. Но после собрания и заседаний, сколько помню, никто и никогда не спрашивал этих протоколов, никуда их не подшивал, нигде их не хранил. Однако я по молодости считал свои записи документами и не смел их выбросить или уничтожить, даже мысли такой не появлялось. Я их берег. И вот недавно обнаружил все в той же куче старых бумаг.

Я не стенографист. Поэтому записывал не все, а что успевал. Со временем навострился не просто строчить, а улавливать мысль выступавшего и ее-то записывать. Кто пробовал заниматься таким же делом, тот поймет, насколько это трудно. В устных выступлениях мысли, как правило, путаются и рвутся на полуслове, порой их и вовсе нельзя уловить, а записывать что-то надо. Приходится из всех «нитей выступления» вязать одну «главную нить». Как у нас порой говорят: «Красной нитью проходит мысль…» или «Доказательства шиты белыми нитками». Вот и распутываешь словесное рукоделие, вытаскивая «красную» из клубка белых.

Могу сказать, что сам по себе поиск смысла в речи — занятие увлекательное. Одни, не подозревая, говорят вещи умные и дельные, другие сознательно несут ахинею, пытаясь скрыть истинный смысл, третьи пользуются чужими идеями, выдавая их за свои, а четвертые, напротив, стараются собственные суждения приписать кому-нибудь из авторитетов или выдать их за народную мудрость. Все это, по-моему, интересно и поучительно.

Решив опубликовать выписки из старых протоколов, я снял все имена и фамилии выступавших, заменив их обобщенными словами: «докладчик», «рецензент», «председатель», «автор», «оратор» или просто «голос». Сделал это не только потому, что не хочу спустя годы ставить кого-то в неловкое положение, напоминая ему его же слова двадцатипятилетней давности. Нет, не только. Просто большинство выступлений, на наш нынешний взгляд, весьма безлики и характеризуют не столько самого оратора, сколько тогдашний общепринятый стиль речи и способ мышления. В отличие от них, народные поэты Аббаз Дабылов и Садык Нурымбетов говорили по-своему, их ни с кем не спутаешь, потому-то их имена я и не стал заменять на анонимные «оратор» или «голос».

Надо еще признаться, что допустил маленькую вольность. Не удержался и кое-где прокомментировал протокольные записи, а порой вспоминал и высказывания дедушки, аксакалов или коше-бия, когда эти высказывания казались мне уместными.

Впрочем, я не документалист и надеюсь, что подобное своеволие извинительно. Чуточка «отсебятины» в художественном произведении не повредит.

Да (едва не забыл), номера протоколов тоже условные. Протокол № 1 не означает, что он был первым из тех, которые я вел тогда, а значит это всего-навсего, что он первый из тех, что я предлагаю читателю в данной книге. Итак…

Председатель собрания. Товарищи! Исполняется двадцать пять лет с того знаменательного для всех нас дня, когда в печати появилось первое стихотворение одного из самых уважаемых наших поэтов, можно сказать, одного из аксакалов нашей поэзии, чье творчество занимает особое место в каракалпакской литературе.

Автор просил, чтоб это событие было отмечено торжественно, и мы, пойдя навстречу его пожеланиям, заранее назначили основного докладчика. Он известит нас о том, как идет подготовительная работа по составлению юбилейного полного собрания сочинений нашего поэта-аксакала.

Докладчик. Товарищи! Проведена большая работа по сбору материала для полного собрания сочинений уважаемого поэта-аксакала. Собраны все публиковавшиеся и непубликовавшиеся стихи. С ними ознакомлены три специально назначенных рецензента. Поэтому, думаю, нет надобности, чтобы я долго говорил. Буду краток. Если появятся вопросы, мы с автором всегда готовы дать ответ.

Голос. Каков объем полного собрания сочинений?

Автор. Я пишу, не считая строк, но могу сказать без хвастовства, что прожил жизнь, не выпуская карандаша из рук.

Докладчик. В полное собрание по нашим подсчетам должны войти стихи в количестве 206 наименований, общим объемом двадцать тысяч строк. Получится очень весомая книга. Если издательство не поскупится и обложку изготовит из кожи или из ледерина № 7, а отпечатает на бумаге № 1, то можно смело сказать, что книга эта украсит собой любую библиотеку…

Коше-бий в таких случаях говорил: «Поэт по месту определения его таланта должен быть уподоблен языку народа. А язык, он не только слова выговаривает, но еще и по вкусу сладость определяет».

Голос. Откуда столько строк? Нет ли среди них заимствований или плагиата?

Докладчик. Нет, нет. Если наш поэт у кого и заимствовал, то исключительно у самого себя. Некоторые отдельные строки, а порой пять-шесть отдельных четверостиший переходят из стихотворения в стихотворение, что создает как бы сквозную нить его творчества.

Голоса:

— Сократить повторы!

— Кому нужны эти самоцитаты?

— Ничего не надо сокращать, не покушайтесь на авторское право.

Докладчик. Тише, товарищи. Давайте разберемся.

Во-первых, автор — хозяин своих слов, где хочет, там их и произносит.

Во-вторых, аксакал нашей поэзии не из числа тех конъюнктурщиков-перевертышей, которые сегодня говорят одно, а завтра другое. Нет, он не отступается от собственных слов и гордо повторяет их в каждом новом сочинении. На мой взгляд, такое постоянство любой честный человек должен лишь приветствовать.

Председатель. Я думаю, что пора попросить уважаемого докладчика ознакомить нас с содержанием будущего собрания сочинений. Прошу…

Докладчик. Свое первое стихотворение автор посвятил пролетарскому празднику Первомаю. И, верный избранной теме, он каждый год встречал Первомай своим поэтическим подарком. В собрании сочинений нас ждут 25 стихотворений, посвященных этому торжеству. То же можно сказать и о других праздниках: о годовщинах Октябрьской революции, о Дне Конституции, Дне Красной Армии, Международном женском дне, в последние годы к ним присоединился еще и День Победы. Сюда же необходимо добавить стихи, написанные к таким датам, как Дни образования пионерской и комсомольской организаций. Эти стихотворения составляют первый раздел — раздел гражданской лирики…