– В то время еще не умели делать анализ на ДНК. Так что не упрямьтесь, старина. Я не хочу оказаться за решеткой, и мне это явно не грозит.

– Я вас не понимаю. Если вы жаждете наказания, то почему тогда отказываетесь от законного суда?

– Я не верю в такое правосудие.

– К сожалению, другого у нас нет.

– Почему же? Отведите меня в туалет да убейте.

– Почему именно в туалет?

– Вы же не хотите, чтобы вас арестовала полиция. А там никто не увидит, как вы меня укокошите.

– Если ваш труп обнаружат в туалете, то найдется немало свидетелей, которые видели, как вы приставали ко мне со своими разговорами. При вашей застенчивости вас трудно не заметить.

– Меня радует, что вы уже всерьез обсуждаете саму вероятность подобного решения проблемы.

– Чтобы доказать бредовость ваших идей.

– Вы забываете самое главное: я не окажу вам никакого сопротивления.

– Но мне все же непонятно: почему вы добиваетесь, чтобы я вас убил? Что вы от этого выиграете?

– Несколько минут назад вы сами сказали, что я нуждаюсь в наказании.

– Ну и что?

– Что же тут непонятного?

– Тут что-то не так. На земном шаре живет полным-полно преступников, которые стремятся избежать наказания. В их поведении больше логики.

– Да, потому что они не чувствуют себя виновными.

– Но вы уверяли, что вас не мучают угрызения совести за то, что вы изнасиловали мою жену.

– Да, потому что мне это доставило удовольствие. Но убивать ее я не собирался. Поэтому меня мучает чувство вины.

– А если бы это убийство доставило вам удовольствие, вас не мучило бы раскаяние?

– Так уж я устроен.

– Но это ваши проблемы, старина. Надо было подумать, прежде чем…

– Откуда мне было знать, понравится мне убивать или нет? Ведь надо было сначала попробовать, чтобы в этом убедиться.

– Вы так говорите, словно вам хотелось попробовать новое блюдо.

– У каждого из нас свои моральные принципы. Я сужу обо всем по степени удовольствия, которое доставляет мне тот или иной поступок. Мы существуем только ради наслаждения, а потому цель оправдывает средства. Но преступление, которое не доставило блаженства, совершено впустую и мешает жить дальше. И, при всем желании, его невозможно оправдать.

– А мнение жертвы вас не интересует?

– Макс Стирнер, «Единственный в своем роде и его особенности» – слышали о таком?

– Нет.

– Ничего удивительного. Это теоретик эгоизма. Окружающие существуют только для того, чтобы доставлять мне удовольствие.

– Блестящая мысль! Таких людей нужно изолировать от общества.

– «Истинная нравственность пренебрегает нравственностью». Это уже Паскаль. Да здравствует янсенизм!

– Самое ужасное, что для каждого своего садистского преступления вы находите интеллектуальное оправдание.

– Если я столь ужасен, убейте меня.

– Я не хочу вас убивать.

– Откуда вы знаете? Вы же еще ни разу не пробовали. Может, вам понравится.

– Не пытайтесь навязать мне свою мораль. Вы сумасшедший.

– Если вы кого-то не понимаете, значит, он сумасшедший! Вам даже лень задуматься!

– Только безумец способен требовать, чтобы я убил его, так как его мучает чувство вины. Вы только что говорили, что поведение сумасшедшего человека не поддается объяснению. Так вот ваша жажда наказания не поддается объяснению: она противоречит вашей морали законченного эгоиста.

– Не скажите. Меня ведь еще ни разу не убивали. Может, это очень приятно. Нельзя судить о том, чего не довелось испытать.

– А вдруг это неприятно? Ведь назад пути уже не будет.

– Даже если это неприятно, то продлится совсем недолго. А потом…

– Что потом?

– Да то же самое: полная неизвестность, я же еще не умирал. А вдруг это здорово?

– А если нет?

– Друг мой, рано или поздно я все равно умру. Это же неизбежно. И спорить с этим так же бесполезно, как с доводами Паскаля о существовании Бога. В любом случае я выиграю и ничего не потеряю.

– А жизнь?

– Я уже знаю, что это такое. И могу с уверенностью сказать, что жизнь совсем не так хороша, как принято думать.

– Почему же столько людей всеми силами цепляются за нее?

– В этом мире у них есть друзья и любимые. А у меня никого нет.

– Но вы хотите, чтобы именно я помог вам отправиться на тот свет? Ведь я презираю вас от всей души.

– Вы сможете утолить вашу жажду мести.

– Как вы ошибаетесь! Если бы вы пришли через два дня после убийства, я бы, конечно, не раздумывал ни минуты. Но вы появились десять лет спустя, и вам следовало предвидеть, что моя ненависть уже перегорела.

– Если бы я заявился к вам через два дня после убийства, то угодил бы в лапы полиции. Я ждал десять лет, потому что между насилием и убийством тоже прошло десять лет. Перед вами преступник, у которого слабость к круглым датам. А вы знаете, какое сегодня число?

– Сегодня… двадцать четвертое марта!

– Вы помните, что случилось в этот день?

– Я всегда это помню, а не только двадцать четвертого марта.

– Я раздумывал, когда к вам лучше заявиться: в годовщину насилия, то есть четвертого октября, или двадцать четвертого марта, в годовщину убийства. Я решил, что мы с вами обойдемся без насилия.

– Какое облегчение!

– Убийство гораздо более вероятно. Я бы, конечно, хотел, чтобы все три даты совпали: вот это был бы класс! Раз в десять лет четвертого октября или двадцать четвертого марта! Увы, в жизни не все происходит так, как нам хочется.

– Жалкий маньяк!

– Вы сказали, что за десять лет ваша ненависть перегорела. Если хотите, я могу снова ее разжечь.

– Зря стараетесь. Я все равно не стану вас убивать.

– Это мы еще посмотрим.

– Не надейтесь.

– Слизняк!

– Вас это нервирует, да?

– Неужели вы оставите такое преступление безнаказанным?

– А кто мне докажет, что это вы его совершили? Вы же больной и могли все это придумать.

– Вы мне не верите?

– Не верю. Вы можете наплести что угодно, но у вас нет ни одного доказательства.

– Вот так поворот! Я могу вам подробно описать Изабель.

– Вы этим ничего не докажете.

– Тогда я приведу самые интимные подробности.

– Это только подтвердит, что вы были с ней близки, но это не доказывает, что вы изнасиловали и убили мою жену.

– Мне нетрудно доказать, что это я убил ее. Я могу очень точно описать, в каком положении вы нашли ее тело и куда я нанес ножевые раны.

– Вы могли узнать эти подробности от убийцы.

– Вы меня сведете с ума!

– Вы и так сумасшедший.

– С какой стати я буду признаваться в преступлении, которого не совершал?

– Кто знает? Вы же сумасшедший. Может, только ради того, чтобы я вас убил.

– Не забывайте: я прошу вас убить меня не просто так, а потому что меня мучает чувство вины.

– Если бы это было так, вы бы не хвастались своим преступлением. Угрызения совести усугубляют вину.

– Вы цитируете Спинозу!

– Не только вы читаете книги, месье.

– А я не люблю Спинозу!

– Ну конечно. А я очень люблю.

– Я вам приказываю: убейте меня!

– Я не могу вас убить только за то, что вы не любите Спинозу.

– Я изнасиловал и убил вашу жену!

– Вы рассказываете это каждому встречному, кого вам удается заболтать в аэропорту?

– Нет, вы единственный, кому я это рассказал.

– Какая честь! Но я вам не верю: ваш номер слишком хорошо отработан. Вы профессиональный приставала.

– Так вы не верите, что я выбрал вас не случайно? Но такой убежденный янсенист, как я, не попросит первого встречного убивать себя. Я прошу вас отомстить мне за то, что я изнасиловал и убил вашу жену.

– Более чем сомнительный аргумент.

– Да вы просто трус! Вы уговариваете себя, что я не убийца, только чтобы не убивать меня!

– Искренне сожалею, но пока вы не представите мне хотя бы одного вещественного доказательства, я не смогу вам поверить.

– Ясно, к чему вы клоните! Если вы получите хоть какое-нибудь вещественное доказательство, вы тут же сдадите меня полиции. Потому что без серьезной улики вы не можете заявить на меня. Не дождетесь, жалкий трусишка, никакого доказательства вы не получите. И если вы заявите в полицию, я буду все отрицать. Дело только за вами: или вы творите правосудие собственными руками, или нет. И зарубите это на своем носу.