— Помните, — говорил на прощание начальник штаба командирам, и военкомам, — успех будет сопутствовать только внезапным и решительным действиям. Требую ни при каких условиях не отступать, идти только вперед!..

Новороссийск. 28 декабря 1941 года. У борта «Красного Кавказа» — вереницы грузовиков, ящики с патронами, пулеметы, снаряды. Грузится 633-й стрелковый полк. Мощные стрелы крейсера все время в работе. Без отдыха работают матросы боцманской команды. Проходит час, второй.

— Погружена батарея трехдюймовок, пятнадцать машин, полковые минометы и боеприпас, — доложил Гущину главный боцман корабля мичман Суханов. Проходит еще час, наконец поступает доклад:

— Принято тысяча восемьсот пятьдесят три человека. Погрузка закончена.

Последние минуты перед съемкой со швартовов. Как всегда, они тянутся особенно долго. Но вот на мостик поднимаются оба флагмана — командир отряда высадки капитан 1-го ранга Басистый и командир отряда артиллерийской поддержки капитан 1-го ранга Андреев.

— Крейсер «Красный Кавказ» к походу изготовлен, — докладывает Гущин. — Прошу «добро» на выход.

— Отходите.

18 часов 32 минуты. За кормой «Красного Кавказа» вскипает вода, и крейсер медленно отходит от стенки. Малым ходом минует мол, проходит фарватер заградительного минного поля. Первая волна открытого моря тяжело ударяет в борт. Бурун за кормой вырастает: крейсер увеличивает ход до полного. Курс на Феодосию.

На ходовом мостике тесно. И оба флагмана, и бригадный комиссар Семин, и военком крейсера Григорий Щербак — все сосредоточенны и молчаливы, живут ожиданием. И все же труднее всех командиру, от действий которого зависит успех похода, судьба корабля, жизнь людей. Вглядываясь в окружавшую крейсер беспросветную мглу, следя за показаниями приборов, принимая доклады и отвечая на них, Алексей Матвеевич Гущин ни на минуту не забывал о главном — о предстоящем прорыве и швартовке у мола. Последнее обстоятельство больше всего беспокоило командира «Красного Кавказа», и, чтобы понять его переживания и сложность стоявшей перед кораблем задачи, нужно ясно представлять себе такую операцию, как швартовка. Она — дело сложное даже в обычных условиях и требует от командира высокой морской культуры, а от команды — безупречной выучки и четкости в действиях. «Красному Кавказу» предстояло швартоваться под ураганным огнем врага. Вот почему, расхаживая взад-вперед по мостику, Гущин снова и снова обдумывал возможности маневра.

…Согласно диспозиции крейсер должен был швартоваться левым бортом, не отдавая якоря, что называется, с ходу. Этот вариант считался наиболее выигрышным, при нем значительно сокращалось время швартовки, как и время пребывания корабля под огнем, а стало быть, уменьшались потери. Однако могли возникнуть и осложнения, которые несли с собой происходившие изменения в погоде. Ветер переменился, задул с берега и достиг штормовой силы, и Гущину не нужно было объяснять, что значит, когда в борт швартующемуся крейсеру дует отжимной ветер. При таком положении вещей «Красный Кавказ» попросту перестал бы слушаться руля. Подходить же к молу на большой скорости мешала каменистая банка, на которую можно было выскочить при малейшем просчете. В довершение всего свободному маневру мешало и минное поле, выставленное немцами поблизости от пирсов. Ситуация складывалась не из легких, и Гущин был готов к тому, что по ходу событий придется менять вариант швартовки.

Между тем время шло. Погода все больше свежела, ветер разводил крупную волну, а метельная мгла делала и без того темную ночь непроглядной. Ни звезд, ни отличительных огней. «Красный Кавказ» шел вперед, определяясь по глубинам и радиопеленгам. На ледяном ветру, напряженно всматриваясь в ночь, стыли сигнальщики, наблюдатели, зенитчики. Приближалось время рандеву с кораблями поддержки. Вот наконец и они — неясные тени на поверхности взлохмаченного моря. Трудно всем: и крейсерам и эсминцам, но каково тогда катерам-охотникам, по палубам которых свободно перекатываются многотонные водяные валы!

Уменьшив скорость, корабли выстраиваются в походный ордер и продолжают путь в район развертывания — на траверз мыса Ильи.

Три часа ноль-ноль минут. Отряд в районе развертывания. К берегу устремляются катера-охотники. На каждом из них — специальные штурмовые группы, которые должны взорвать боновое заграждение при входе в порт, захватить и очистить от немцев причалы. А вслед за ними начнут свой прорыв «Красный Кавказ» и эсминцы.

Две зеленые ракеты. Сигнал! И сразу же гром канонады разрывает рассветную тишину. Стреляют все: и корабли десанта, и неприятельские батареи с берега, которых огневой налет ошеломил. Над портом ярко вспыхивают и подолгу горят осветительные ракеты. Грохот боя усиливается. «Красный Кавказ» вздрагивает по-еле каждого залпа своего главного калибра, но до времени остается на месте: сигнала начать прорыв пока нет. Где-то в самом пекле рвутся к причалам штурмовые группы. Захватив их, они подадут сигнал. Но пока его нет. И крейсер продолжает обстрел.

Наконец доклад с сигнального мостика:

— Две белые ракеты!

Вход в порт свободен! Катерники сделали свое дело и теперь торопили «Красный Кавказ».

— Вперед! — услышал Гущин команду капитана 1-го ранга Басистого.

Не прекращая огня, крейсер двинулся к проходу в боковом заграждении. Сильными взрывами катера-охотники разметали его, и на воде тут и там плавали обломки массивных бревен. Раздвигая их острым форштевнем, «Красный Кавказ» медленно входил в гавань.

…Впереди показался широкий мол. Освещенный пламенем бушующих на берегу пожаров, он был похож на средневековую городскую стену, которую предстояло взять приступом. Все ближе и ближе его осклизлые, покрытые ледяной коркой бока… Пора сбавлять ход. В машину пошла переданная по телеграфу команда. Утихла дрожь переборок. Но едва угасла инерция разгона, как нос крейсера под напором ветра начало уваливать в сторону. На минное поле!

Наступила решительная минута. Мгновенно оценив обстановку, Гущин понял: попытка пришвартоваться левым бортом не удалась. И сразу же возник план: подходить надо не левым, а правым бортом. А для этого следует отдать якорь за линией бонов и, работая машинами «в раздрай», задним ходом приближать правый борт к причалу. Но хватит ли на это сил у кормового шпиля? Достанет ли его мощности на то, чтоб преодолеть натиск отжимного ветра? Однако другого выхода нет. Надо немедленно менять штабную диспозицию и швартоваться по новому варианту.

Вновь зазвенел машинный телеграф. Отданы необходимые приказания. И в этот момент немцы наконец-то разглядели и узнали крейсер, и тотчас все, что могло стрелять, обрушило свой огонь на «Красный Кавказ». По крейсеру била артиллерия, стреляли минометы и танки. Подчиняясь командам с мостика, «Красный Кавказ» вошел в проход между молом и волноломом.

— Левый якорь отдать!

Бегут секунды. Сотрясая корпус корабля, грохочет якорная цепь. Звено за звеном уходит в кипящую от разрывов воду. Якорь на дне! Задним ходом крейсер начинает обратное движение к молу. И хотя ветер по-прежнему с неослабевающей силой ударяет в борт и надстройки, ему не удается сбить корабль в сторону — якорь надежно удерживает «Красный Кавказ» на заданном курсе.

…Мол рядом. С полубака пытаются завести носовой швартов. Огонь немцев настолько силен, что краснофлотцам боцманской команды приходится работать лежа. Швартов все-таки заведен. Секунды решают дело — нужно во что бы то ни стало подтянуть корму.

Удар! Крейсер получает первое прямое попадание: мина разрывается на сигнальном мостике. Убито три человека… Пожар… Уцелевшие сигнальщики, раненые, бросаются на огонь. Пламя сбивают брезентами и одеждой, заливают смесью из огнетушителей. Пожар ликвидирован. Сигнальный мостик продолжает жить.

…До мола остается не больше пяти-шести метров. Всего пять метров отделяют корму «Красного Кавказа» от заснеженного причала, и столпившиеся у трапов десантники с нетерпением смотрят на темную полосу воды, бессильные преодолеть ее. Терялось драгоценное время, а пули и осколки между тем находили все новые и новые жертвы. И в эту напряженную минуту краснофлотец Михаил Федоткин, разбежавшись по скользкой палубе, точно выброшенный катапультой, мелькнул в воздухе, и вот он уже на причале. С кормы бросают швартов, Федоткин тут же закрепляет его за пал. Он же принял сходню, и на берег хлынули десантники.