— Нет, — сказал он, — охотница должна умереть, и лишь тогда мы уйдем. Я сам прикончу ее завтра ночью. Ты будешь ждать меня здесь. Я надолго не задержусь. Я не могу рисковать, зная, что она погонится за нами по пятам.

Рашед указал на шхуну.

— С теми инструментами и материалами, что у меня есть, починить ее невозможно, — продолжал он, — но все равно обещаю тебе: скоро мы покинем этот город. Нынче ночью мне нужно кое о чем позаботиться. В дорогу нам понадобятся деньги.

Тиша опустила взгляд, и всегдашняя маска очаровательной невинности сползла с ее лица.

— Хорошо, — сказала она тихо, — но только я хочу, чтоб ты знал: мне страшно, а напугать меня в этом мире может очень и очень немногое.

Бессильное желание утешить ее жгло Рашеда с такой силой, что он почти физически ощущал эту боль.

— Я никому не позволю причинить тебе вред.

— Я боюсь не этого… совсем не этого.

Затаившись возле «Бархатной розы», Рашед дождался, когда из трактира выйдет рослый, богато одетый посетитель. Шагнув из тени проулка, Рашед что есть силы ударил человека кулаком в лицо, и тот потерял сознание. Тогда Рашед снял с него кошелек и плащ. Он быстро надел плащ и позаботился о том, чтобы капюшон совершенно скрыл его лицо. Даже в такой поздний час в «Бархатной розе» нередко еще бурлила жизнь, а Рашед вовсе не хотел, чтобы его случайно опознали.

Войдя в трактир, он увидел в общей зале только троих: служанку, одного посетителя, который уже собрался уходить, и эльфа Лони, портье и в то же время телохранителя. Рашед воздействовал на их разум и внушил им, что они не должны замечать его, что он — один из здешних постояльцев. У Тиши такое получалось лучше, но и Рашед при необходимости умел гипнотизировать людей.

Он прошел мимо портье в общую залу, поднялся по лестнице и постучал в дверь апартаментов Эллинвуда. Ответа не последовало, хотя он явственно ощущал, что констебль за дверью.

Рашед повернул дверную ручку. Дверь оказалась не заперта. В прошлый визит Эллинвуд дал ему разрешение заходить, так что он сейчас решил воспользоваться этим приглашением.

Войдя, он тут же увидел внушительную тушу Эллинвуда. Констебль полулежал в обитом камчатной тканью кресле. Глаза его были приоткрыты, жирные обвисшие щеки покрылись розовато-красными пятнами. Из уголка рта стекала струйка слюны, скапливаясь на вороте зеленой туники. На столике рядом с Эллинвудом стояли пустой хрустальный бокал на высокой ножке, серебряный сосуд и бутылка с янтарной жидкостью. Рашед подошел к столику и заглянул в серебряный сосуд. Он хорошо знал, что такое желтый опий. В бытность свою солдатом Суманской империи он частенько видал это снадобье в тайных притонах, где предавались пороку подонки общества. Рашед давно уже подозревал, что Эллинвуд тратит полученные деньги на какие-то порочные пристрастия, но до сих пор у него не возникало желания выяснять, на какие именно.

Сейчас он скривился от омерзения. И с какой только стати жалеть этих смертных, если они сами себя не жалеют? И к тому же суманский опий смертельно опасен. Те, кто принимает его, становятся рабами своей пагубной привычки. Очень скоро констебль будет готов на все, только бы добыть желанное снадобье.

— Проснись! — велел Рашед.

Веки Эллинвуда затрепетали, но глаза он открыл не сразу, и вначале взгляд у него был мутный, непонимающий. Затем лицо его приобрело осмысленное выражение. Минуту спустя он наконец узнал Рашеда, и смятение в его глазах сменилось неподдельным ужасом.

— Ра… Раш… — только и пролепетал он.

Попытался сесть, но размякшие, ожиревшие мышцы отказывались ему повиноваться. Придя домой, он снял шляпу, и видно было, как облепляют неровный череп его жирные, давно не мытые волосы.

— Да, это я, — тихо проговорил Рашед. — Это не сон и не бред. Мне нужны деньги.

Эллинвуду удалось хотя бы отчасти собраться с силами и сесть прямо.

— Ты пришел за деньгами? А как же ты ускользнул из пакгауза? Напарник охотницы сжег его дотла.

— Мы потеряли все свое имущество, — продолжал Рашед, словно и не расслышав вопроса. — Мне нужно увезти отсюда Тишу. Полагаю, ты сможешь выделить нам толику своих сбережений, учитывая, как щедро мы тебе платили.

Он почти что читал мысли Эллинвуда по его опухшей от излишеств физиономии. Волнение сменилось тревогой, затем появилось хитрое выражение, и наконец констебль ухмыльнулся.

— Не думаешь же ты, что я стану хранить тут мое серебро. — Взгляд его, помимо воли, метнулся к верхнему ящику комода, но тут же поспешно вернулся к Рашеду. — Того и гляди, их стянула бы какая-нибудь нечистая на руку горничная.

Рашеду некогда было играть в эти игры, да и омерзение, которое вызывал у него Эллинвуд, понемногу сменялось откровенной ненавистью. Он решил переменить тактику и сосредоточился.

— Тебе грозит опасность, — медленно и веско проговорил он. — Я пришел, чтобы отвести тебя в безопасное место. Возьми все свои деньги, собери все самое необходимое и следуй за мной.

От природы расслабленный разум Эллинвуда, к тому же размягченный опием и водкой, необычайно легко поддавался гипнозу. В один миг констебль твердо уверился в том, что ему грозит опасность откуда-то извне и что Рашед — его защитник и покровитель.

— Да-да, — пробормотал он в панике, торопливо сползая с кресла. — Я сейчас, сейчас…

— Мы пойдем в порт, — сказал Рашед. — Там ты будешь в безопасности.

— В безопасности, — послушно повторил Эллинвуд.

Он поспешил к комоду, отпер верхний ящик и дрожащими руками извлек оттуда несколько увесистых кошелей.

— Дай мне деньги на сохранение, — велел Рашед. — Я сберегу их для тебя.

Констебль без единого слова вручил ему кошели. Рашед пристегнул их к поясу и понадежнее запахнулся плащом.

Они вместе спустились по лестнице, и на сей раз Рашед, проходя мимо Лони, просто укрыл свое лицо капюшоном. Констебль — местный постоялец, никто не станет спрашивать, куда это он отправился среди ночи и почему не один. Вдвоем они быстро пересекли сонный и тихий город и вышли к морю. Рашед вышел вперед и остановился на дощатом причале на самом краю порта.

— Иди сюда, — сказал он. — Здесь безопасно.

Эллинвуд подошел к нему. Доски жалобно заскрипели под его тяжестью.

— Безопасно, — повторил он, блаженно улыбаясь.

Просто невероятно, до чего разум этого человека был восприимчив к гипнозу! Управлять Эллинвудом не составляло ни малейшего труда, а ведь обычно Рашед во время охоты тратил немало сил на то, чтобы управлять сознанием жертвы. Он протянул руки, крепко обхватил ладонями жирную физиономию Эллинвуда… и с силой дернул его голову влево, ломая шею. Констебль даже не почувствовал боли — он просто перестал существовать.

Даже не пытаясь удержать отяжелевшее тело, Рашед разжал пальцы, и мертвец беззвучно соскользнул под причал. Один только Рашед и услышал, как тело с плеском ушло под воду. Может быть, его унесет волной в открытое море, может быть, вынесет на берег. Если кто-нибудь обнаружит труп, стражники увидят только красные припухшие глаза, а позднее отыщут в апартаментах Эллинвуда запретный желтый порошок. Как бы то ни было, к тому времени Рашед будет уже далеко отсюда.

Мысль о Тише, оставшейся в одиночестве, словно подхлестнула его, и он торопливо покинул порт, по пути ощупывая кошели, приятно отягощавшие пояс. Рашед даже не оглянулся на причал, под которым навек упокоился констебль Эллинвуд.

Опустившись на колени у кровати, Магьер, как могла, накладывала повязку, чтобы зафиксировать сломанные ребра Лисила, который молча сидел на краю постели. По словам Калеба, в Миишке был до прошлой зимы, по крайней мере, один умелый целитель. Потом его жена захворала легкими и он увез ее на юг в более сухой климат. Калеб заявил, что прочие два-три человека, называющие себя городскими целителями, смыслят в переломах еще поменьше, чем Магьер, а последней сведущей травницей в Миишке была бабка Брендена, которая скончалась много лет тому назад.