Более-менее успокоившись, он открыл нижний ящик комода и вынул опий и бутыль с водкой. Эллинвуд никогда прежде не предавался пороку с самого утра, но ведь сегодня особенный день. Пожалуй, он заслужил толику утешения.

Наполнив хрустальный кубок, Эллинвуд поудобнее уселся в кресле и поднес кубок к губам.

День промелькнул, как одно мгновение.

В эту ночь Тиша проснулась первой и села, не вполне сознавая, где находится и почему. Затем в ее сознании всплыли картины событий вчерашней ночи, и она вспомнила, как Рашед бережно укладывал ее на доски в трюме заброшенной шхуны.

Сейчас он спал рядом с Тишей, и она легонько коснулась его плеча:

— Проснись!

Он тотчас открыл светлые, почти прозрачные глаза. Смятение отразилось на его чеканном лице, но так стремительно и мимолетно, что Тиша едва успела это заметить. Затем он тоже сел, теперь он выглядел, как всегда, уверенным и властным. Тиша не ошиблась, избрав именно Рашеда защитником их небольшой семьи. Но как же он, однако, бывает упрям! Правда, это единственная его слабость. Теперь Тише предстояло вновь уговорить его отправиться в путешествие, а проще говоря, бежать из города. Это и в первый раз было нелегко.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Рашед.

— Мне бы не помешали иголка с ниткой, — улыбнулась ему Тиша.

Рашед никогда не улыбался в ответ, однако она знала, что он с удовольствием принимает такие знаки внимания. И порой, доставляя ему радость, она почему-то радовалась сама.

Тиша оглядела их убежище. Прошлой ночью у нее не было сил любопытствовать, зато теперь… Судя по всему, Рашед наткнулся на заброшенную шхуну во время одной из своих долгих ночных прогулок. Экипаж, должно быть, не сумел высвободить шхуну из плена протоки, и ее просто бросили на произвол судьбы. Теперь же разросшийся кустарник, деревья и бороды мха почти целиком скрывали шхуну от посторонних глаз. Доски палубы были по-прежнему прочны и сколочены крепко, так что через них не проникал ни единый луч солнечного света. В нынешнем их положении надежнее убежища не сыскать.

Рашед встал и, отойдя от нее, потряс за плечо Крысеныша:

— Просыпайся, нам пора.

Из них троих Крысеныш выглядел самым слабым и изнуренным. Собачьи укусы почти зажили, однако ожоги от чесночной воды и огня были явственно видны до сих пор. Скоро ему снова нужно будет подкормиться.

— Куда мы идем? — спросила Тиша у Рашеда.

— Назад, в пакгауз.

— Как? Зачем?

— Потому что у нас при себе ничего нет, а мы даже не знаем, сгорел ли он дотла, — ответил он. — Что если рабочие все-таки сумели погасить огонь? У нас ведь не было возможности затеряться в толпе и наблюдать за происходящим. Нам нужны оружие и одежда. Все это осталось в пакгаузе.

Тиша покачала головой:

— Это слишком опасно. Там могут быть стражники. Лучше бы нам всем покинуть город, и поскорее. Я знаю, что это рискованно, но мы могли бы кормиться по пути и добыть все, что нам понадобится в дороге. Два-три хутора — и у нас будут и пища, и подходящее снаряжение.

Крысеныш не без труда поднялся на ноги:

— Я согласен.

— А что нам могут сделать стражники? — пренебрежительно отозвался Рашед.

— Если мы исчезнем бесследно, все решат, что мы мертвы, — не отступала Тиша. — Тогда и охотница оставит нас в покое.

Впервые на ее памяти Рашед в гневе рявкнул на нее:

— Она оставит нас в покое, лишь когда сама уляжется в гроб!

Даже Крысеныш поежился, ошеломленный этой несправедливой вспышкой. Рашед со стуком откинул крышку люка:

— Вылезайте. Пойдем посмотрим, что осталось от пакгауза.

Тиша не рассердилась. Она вообще не в состоянии была сердиться на Рашеда, но такое его поведение ее встревожило. Ох, лучше бы он согласился бежать из Миишки! Чтобы никогда больше не встречаться с этой охотницей. Чтобы она никогда больше не ранила его своей треклятой саблей.

Все, что им остается сейчас, — незаметно покинуть город. Это самое простое и самое разумное решение. И все-таки Рашед их вожак, а она, Тиша, сама помогла ему занять это место.

Выбора у них не оставалось. Крысеныш и Тиша последовали за Рашедом.

Крысенышу и в страшном сне не приснилось бы, что он может испытывать сострадание к Рашеду, однако сейчас, когда все они молча смотрели на обугленные останки своего дома, юный вампир смутно ощущал, что его гнев и горечь утраты лишь малая часть того, что чувствует сейчас внешне бесстрастный пустынный воин.

От пакгауза не осталось ничего. Все трое укрылись от непрошеных глаз в тени огромного, наполовину обуглившегося штабеля ящиков. Пакгауз выгорел изнутри, и массивные балки рухнули, увлекая за собой крышу. Туннеля под пакгаузом скорее всего больше не существует. Если б Рашед когда-то не позаботился о потайном ходе, выводившем к морю, все они сейчас лежали бы глубоко внизу, погребенные под обвалами. Или же сгорели бы вместе с пакгаузом.

Мысли об этом мучили Крысеныша. Все его существо беззвучно кричало о том, что Тиша права. Им надо этой же ночью убираться из города, уйти как можно дальше от Миишки, по пути кормясь, убивая и пополняя припасы. И однако же, как бы сильно Крысеныш ни презирал высокомерие и самонадеянность Рашеда, их вожак лучше многих разбирался в том, как уберечься от опасности.

Вот именно — уберечься! Рашед объявил, что они будут в безопасности лишь тогда, когда уничтожат охотницу. Если это так, Крысеныш и сам готов остаться и принять бой. Однако сегодня ночью Рашед ведет себя совсем не так рассудительно и разумно, как обычно. По правде говоря, все это попахивает обыкновенной жаждой мести. Месть — это уже роскошь, это излишество, а Крысеныша никогда не тянуло к излишествам.

А что на самом деле движет Тишей, призывающей бежать из города? Здравое стремление выжить или же скрытое желание удержать Рашеда от нового поединка с охотницей? Крысенышу порой казалось, что он понимает Тишу гораздо лучше, чем Рашед. Вожак их небольшого семейства видел в Тише только хрупкое и нежное существо, которое надлежит оберегать и защищать. Крысеныш же знал, что Тиша способна и на привязанность, и даже на любовь, однако прежде всего ею управляли ее собственные эмоции и желания. И с Рашедом она управлялась так ловко, точно он был ее живой игрушкой.

В последнее время ее поступки нравились Крысенышу все меньше и меньше. Он подозревал, что чувства к Рашеду постепенно брали в ней верх над естественным стремлением выжить.

И между тем при всей своей ненависти к Рашеду Крысеныш не мог не признавать его достоинств. А еще он точно знал, что не хочет остаться один. Впрочем, он никогда не умел принимать решения. Хорошо бы, конечно, избавиться от охотницы и уцелеть самим, но вот что для этого нужно сделать? Так драться или бежать?

Подул холодный ветер с моря, и над пожарищем поднялись клубы черной пыли.

— Ох, Рашед, — с неподдельным горем проговорила Тиша, глядя на останки своего дома, — мне так жаль, так жаль…

Она подошла к Рашеду и ласково, сочувственно коснулась ладонью его плеча. Он не шелохнулся, даже не взглянул на нее.

— Что ж, одно ясно — здесь мы ничего ценного не найдем, — рассудительно заметил Крысеныш. — Что нам теперь делать: кормиться, бежать или выслеживать охотников? По-моему, прежде всего нам бы следовало прийти к согласию.

Тиша одарила его благодарной улыбкой. И слепой бы увидел, что ее все больше тревожит состояние Рашеда. По правде говоря, Крысеныш с недавних пор разделял эту тревогу.

— Оба вы глупцы, если хотите на него положиться! — прозвучал гулкий голос.

Эдван, приняв свой обычный жуткий облик, возник рядом с Тишей. Хотя Крысеныша это зрелище нисколько не ужасало, он всегда считал Эдвана назойливой, но иногда полезной ошибкой природы.

Нынешняя ночь поистине была ночью открытий, причем неприятных.

Тиша чуть заметно нахмурилась.

— Мой дорогой, — обратилась она к Эдвану, — нынче у нас выдалась трудная ночь. Было бы замечательно, если б ты постарался нам помочь.