– Джон! Вы никогда мне не говорили, что у вас такая восхитительная дочь! Вам есть чем гордиться.

И Стэнли расплылся в улыбке. Толстые пальцы уже добрались до обнаженной кожи в вырезе платья. Зрелище завораживало – в то смысле, что мурашки бежали по телу. Взгляд Лекса тоже был прикован к пухлым пальцам Стэнли, которые медленно пробирались все дальше и дальше.

– Джон? – раздался голос Барбары. Ее благоверный развернулся так, словно ему на шею накинули аркан.

– Иду, дорогая! – Джон испуганно отскочил от нашей маленькой компании.

Слишком поздно. Барбара уже направлялась к нам в сопровождении Кэрол.

– Миссис Канеда покупает обе картины, над которыми она раздумывала! Кэрол мне только что сказала. Разве не замечательно?

– Я так рад, дорогая! – Джон обнял ее.

Лицо Ким сморщилась, словно выжимаемый лимон. Казалось, она не замечает, что пальцы Стэнли подбираются к ее обнаженному бедру.

– Ведь это именно их изуродовал вандал? – лепетал Джон.

– Да, – ответила Кэрол. – Я очень волновалась – честно говоря, картины не удалось отчистить на сто процентов, но миссис Канеду состояние вполне устраивает. Полагаю, ее даже привлекло скандальное происшествие.

– Ну разве это не триумф? – обрадовался Джон. – Не позволяй этим скотам себя унижать, дорогая!

– Я только что поздравил вашего мужа, Барбара. Скрывать от нас такое прелестное дитя! – вставил Стэнли, этот мастер такта и деликатности. – Я хотел бы взглянуть на ваши работы, – продолжал он елейным тоном, обращаясь к Ким. – Не сомневаюсь, они очаровательны.

Ким безучастно посмотрела на него и ответила невпопад:

– О, да.

– Отличные работы! – подал голос Лекс, пробираясь к незанятому боку Ким.

Круглое лицо Барбары выглядело не выразительней лепешки, которое оно напоминало. Глаза смотрели жестко и цепко. Она скользнула по едва прикрытому телу Ким острым, как нож, взглядом и резко повернулась к Джону.

– Дорогой, меня замучила жажда, – проворковала она нежным голоском, который сочетался с ее обликом не больше, чем мороженое с плавленым сыром. – Не выпить ли нам чего-нибудь?

– Конечно, милая, конечно, – Джон мгновенно подставил локоть.

– Пока, Ким, была рада повидать тебя.

У Барбары хватило наглости бросить это через плечо, прежде чем повернуться и уйти.

Ким, казалось, окаменела. Даже Стэнли, мистер Бесчувственность, и тот заметил, что происходит неладное и убрал руку с ее талии.

– Ким? – Лекс обнял ее за плечи. – Да пошли они все на хер. Пойдем выпьем.

Я взяла Ким за руку, и мы повели ее через зал, а затем наверх, подальше от Барбары. В баре задержались ненадолго – только взять бутылку и три бокала. На собственной выставке одна бутылка автору полагается по закону. Остальное приходится клянчить.

– Стэнли, можно мне с тобой поговорить? – услышала я взбешенный голос Кэрол, когда мы выходили. Сейчас бедного Стэнли изорвут в клочья. Жаль, что не смогу присутствовать при аннигиляции.

На лестнице мы столкнулись с Кевином. Он топал по стальным ступеням с бокалом в каждой руке и с надеждой в глазах. Я заключила с собой пари, которое тут же и выиграла – Кевин прямиком направился к Яве. Та с видом заправской официантки кружила по залу с бутылкой в руке, наполняя опустевшие стаканы гостей. Насколько глупо предлагать выпивку тому, кто сам разливает, дошло до Кевина только когда он протянул Яве наполненный бокал: он покраснел и нервно рассмеялся. По правде сказать, замешательство Кевину шло – оно слегка смягчало его блондинистое самодовольство. Ява ответила взглядом «я сейчас занята», из которого никак не следовало, что в будущем ситуация может измениться.

– Он просто скотина, Ким, – говорил Лекс. – Все папаши – законченные скоты. С этим ничего не поделать. Вот – выпей лучше шипучки.

Он вложил в руку Ким бокал с шампанским, она машинально поднесла его к губам.

– Я его ненавижу… Скотина.

– Так ему!

– А она просто стерва. Стерва, стерва, стерва. Пропади эта сука пропадом вместе со своим драными мешками, которые она называет платьями.

– Вот молодчина! – подбодрил Лекс.

Ким допила шампанское и оглянулась в поисках добавки. Я уже открывала новую бутылку.

– Чудесный, Сэм, – сказала она, опустошив второй стакан. – Твой мобиль. Просто чудесный. И у Лекса тоже чудесные работы. Вы все тут замечательные.

Я сочла, что сейчас не время упоминать о ее собственных картинах.

– Славная юбочка, – заплетающимся языком сказала Ким. Она смотрела на девушку, только что вошедшую в зал.

– Слишком тощая, – отозвался Лекс, по своему обыкновению обращая внимание на содержимое, а не на упаковку. – Кожа да кости.

– Я тоже худая, – пожаловалась Ким.

– Кроме кожи и костей у тебя есть целая гора аппетитных мышц, – прошептал Лекс. – Есть за что ухватиться.

Девушка в шелковой юбке подставила бокал Яве. Я не сводила с нее глаз. Так и есть – у Мел такой вид, будто что-то сжирает ее изнутри. На показах моды, если одежда немного не впору, модельер незаметно прихватывает ее прищепками. Кожа у Мел так сильно обтягивала кости, словно ее тоже собрали и закрепили прищепками. На ней была кофточка-безрукавка, открывавшая болезненно костлявые ключицы. Глаза потускнели, словно подернулись пленкой: в них не было той пугающей пронзительности, которую я заметила несколько дней назад. Быть может, в непосредственной близости от Лекса она сбрасывала высоковольтное напряжение, опасаясь взорваться.

– Это Мел! – сообщил Лекс в блаженном неведении о душевном смятении девушки. – Эй, Мел! – Он помахал ей рукой. – Иди сюда!

Мел обернулась. Ее глаза остались такими же тусклыми. Сегодня она была накрашена просто и умело: тушь на длинных темных ресницах и помада того же огненно-красного оттенка, что и шелковая юбка. Несколько цветных штрихов придали рельефности ее бледному, слегка припудренному лицу, на фоне белой кожи чернели глаза и полыхал малиновый, как у гейши, рот. Лицо Мел поражало той мрачноватой красотой, что свойственна раскрашенным посмертным маскам.

– Что это с тобой стряслось? – удивленно спросил Лекс. – Ты совсем отощала. На диете сидишь?

Он дружески ткнул ее в живот. Мужчины, подобные Лексу, относятся к телам других людей с непринужденной фамильярностью, а уж если они с этим телом занимались сексом, фамильярность переходит все границы. Жест Лекса был почти братским. Но бедняжка Мел этого не знала. Краска залила ее щеки. Мне опять вспомнился Эдгар По: его жена Вирджиния умерла от туберкулеза. Если она выглядела так же, как Мелани, то понятно, почему эта хворь окружена романтическим ореолом.

– С недавних пор аппетит куда-то подевался, – ответила Мел, глядя прямо в глаза Лексу, словно ни Ким, ни меня не для нее не существовало.

– Тебе лучше чего-нибудь пожевать. Отсутствие аппетита сейчас не в моде, как сказала бы Ким.

И Лекс нежно обнял Ким. Мел напряглась. Казалось, толкни ее сейчас и она повалится наземь, как бревно.

– Кстати, это Ким, – представил Лекс. – Старинная подруга Сэм. А Мел занимается деталями человеческого тела. Тебе понравится, Ким. В соседнем зале висит еще одна картина.

Лекс вел себя как душа компании: знакомил, шутил, делился сведениями. Наверное, все дело в коксе.

– Может, посмотрим? – предложила Ким немного смущенно.

– Смотрите, – сурово велела Мел. – Мы с Сэм подождем здесь.

– Ладно, – бодро сказал Лекс.

Обняв Ким за плечи, он потащил ее в соседний зал. Мел смотрела им вслед. Тело ее не шелохнулось, вращались лишь глаза – словно у пластиковой куклы. Ощущение не из приятных.

– Ведь ты ему не сказала?

– Нет, не сказала.

– Почему?

Впервые за вечер Мел посмотрела мне в глаза, но лучше бы она этого не делала. Казалось, она пытается просверлить мне череп и выяснить, о чем я думаю.

Я неловко пожала плечами. Так всегда бывает, когда делаешь кому-нибудь добро.

– Не знаю…

Смотреть в глаза Мел было все равно, что заглядывать в стволы направленной на тебя двустволки.