Означало ли это, что Кейт знала убийцу? Может, человек пришел с ней, они разговаривали, он как бы между прочим зашел за скамейку и накинул провод ей на шею? Вообрази… Кейт наверняка повернулась, когда он вдруг зашел ей за спину. А что, если он предложил помассировать ей плечи? Идеальная поза. Ведь на массажиста не оглядываются, а наоборот, закрывают глаза и сладострастно постанывают. Дурацкая версия. Но ничего лучшего у меня пока не было. Центральный парк в полночь – не лучшее место для массажа, тем более в октябре, когда ночи не такие уж и теплые.

Я вновь уставилась на кусты, размышляя, не мог ли кто-нибудь сидеть, пригнувшись к земле, и терпеливо поджидать Кейт. А потом, когда она села на скамью, вскочил и одним быстрым движением накинул провод на шею. Прежде чем Кейт успела повернуться и увидеть, кто это, прежде чем смогла закричать…

Парни перестали пихаться и теперь с испугом глазели на меня.

– Эй, вы чего? – спросил номер два.

Я вздрогнула, вернулась в настоящее и тупо спросила:

– А?

– Да нет, ничего.

Номер два вдруг схватился за ногу. Номер один толкнул его, пробормотав «Тупица!». Номер два прочистил горло:

– Понимаете, дело в том, что вы сейчас так смотрели. Ну, не знаю, словно призрак увидали.

– Ну да, той чувихи! – зловеще прошипел номер один. – Она где-то здесь! Ой! Я чувствую, как моей шеи коснулось что-то холодное…

– Пош-шел ты! – заорал номер два и с такой силой толкнул друга, что тот слетел со скамейки.

Малый номер два в мгновение ока оседлал его и принялся колошматить головой о траву.

Японцы взирали на происходящее в потрясенном молчании. Даже гид замолкла. Затем самый отчаянный японец навел камеру. В воздухе повис тихий отзвук щелчка. Еще несколько японцев вскинули фотоаппараты и переглянулись, а потом разразился целый шквал щелчков – затворы трещали, точно пулеметы. Лица японцев оставались бесстрастными, словно у записных папарацци, научившихся снимать самые жуткие зверства без дрожи в руках. «Растленная американская молодежь оскверняет память Джона Леннона». Номер один затолкал номер два под скамейку. Номер два ожесточенно задергал ногами и наградил приятеля увесистым пинком. Номер один взвыл и попытался запихнуть подбородок номера два ему в ноздрю. Бодрящее зрелище!

Нью-Йорк с завидным старанием выдавал одну сюрреалистическую картину за другой. В какой степени они поучительны – другой вопрос. Я побрела прочь, завывания парней и треск фотозатворов постепенно становились тише. Теперь я понимала, почему люди сходят с ума в этом городе: эмоциональный накал здесь на несколько градусов выше нормы.

Выбравшись из лабиринта Земляничной поляны на широкую авеню, я вдруг заметила человека. И углядела я его только потому, что он вдруг попытался слиться с фоном, раствориться в пестроте осеннего парка. Дело нелегкое, ибо тип этот совершенно не годился на роль Травяного Человека.

Я не поверила своим глазам. Господи, да ведь я знаю его! Согласитесь, трудно забыть человека, с которым у тебя случился мимолетный сортирный роман. Во всяком случае – мне трудно. У меня для этого слишком хорошие манеры.

– Лекс? – крикнула я. – А ты какого черта здесь делаешь?

В том, что мы встретились именно так, имелась, по крайней мере, одна положительная сторона – первоначальное смущение Лекса полностью исчезло, вытесненное еще бо льшим смущением. Я и в самых смелых мечтах вообразить не могла, что он будет извиваться как уж на сковородке, припомнив пикантные подробности нашей прошлой встречи. Скорее ожидала, что Лекс напялит обычное самодовольство и на полную катушку запустит свое обаяние – с целью показать, какую глупость я сотворила, отвергнув его.

Поэтому для меня было полной загадкой, почему Лекс выглядит так, будто земля у его ног вот-вот разверзнется. Отчасти разгадка заключалась в том, что Лексу не полагалось находиться в этих краях. Мне казалось, что все остальные МБХудаки должны прибыть в Нью-Йорк лишь к самому открытию выставки. Потому-то я и начала разговор не самым вежливым вопросом.

– Привет, Сэм, – промямлил Лекс, переминаясь с ноги на ногу, словно ему хотелось в туалет. – А… ну… а ты что здесь делаешь?

Жалкий ответ, и я отмела его с заслуженным презрением.

– То есть? Живу я тут неподалеку. – Я ткнула пальцем во внушительный силуэт «Дакоты», проглядывавший между деревьями. – В нескольких кварталах отсюда. А вот ты как здесь оказался? Ты же должен быть в Лондоне.

Крыть ему было нечем. Он снова замялся.

– Ну… дешевую бронь сняли, но чтобы ею воспользоваться, пришлось приехать пораньше.

Я нахмурилась.

– Что ж, разумно. – Интересно, почему он тогда ведет себя так, словно я застукала его на месте преступления? – А Кэрол знает о твоем приезде? Она мне ничего не сказала…

Лекс вздрогнул.

– Нет. Я думал позвонить ей через пару дней. А сейчас я того… просто прогуливаюсь.

Ну прямо, тайны мадридского двора.

– Где ты остановился? – как бы невзначай обронила я.

– Э-э… у друга. Сплю на полу. Зато потом три ночи проведу в гостинице. Там и понежусь, так? Скорей бы.

– Так ты поселился где-то неподалеку? – продолжала допытываться я.

– Не… В Ист-Виллидж. Такая роскошь не для меня.

Глаза его бегали из стороны в сторону, словно Лекс судорожно выискивал повод улизнуть. Должна признаться, мне доставляло удовольствие его дразнить. Такой смазливый тип, а я его так мучаю. Чудесный сегодня денек.

– Так куда ты намылился? – спросила я самым что ни на есть невинным тоном.

Вполне резонный вопрос. В Верхнем Вест-Сайде туриста мало что может заинтересовать – не сравнить с многочисленными музеями по другую сторону Центрального парка. Из памятки, которую оставила мне заботливая Нэнси, следовало, что Риверсайд-парк и местные продуктовые лавки – настоящий рог изобилия, и можно напробоваться прямо с прилавков, – но беготня по окрестным магазинам и в подметки не годилась развлечениям, что предлагал для художника Верхний Ист-Сайд: музей «Метрополитен», музей Уитни, коллекция Фрика, музей Гуггенхейма… Либо Лекс собирался здесь с кем-то встретиться, либо накупить деликатесов, либо… Версия номер три манила, как темная лошадка. Может, я совсем спятила, но, судя по виду Лекса, он что-то скрывал.

И я не удержалась от вопроса:

– Спешишь на Земляничную поляну?

Его реакция в точности отвечала моим самым смелым ожиданиям.

– Что? А как…

Его глаза остановились на моем лице – огромные, влажные, темные, как густой черный кофе. Я уже говорила, что Лекс бесподобен, когда дуется, но изумление шло ему даже больше: рот приоткрылся, лицо слегка побледнело, скулы, казалось, выступили еще сильнее. Лекс выглядел таким беззащитным, что и каменное сердце бы затрепетало. Будь Лекс девушкой, Майк Хаммер[18]прижал бы его к ближайшему дереву и присосался бы грубым поцелуем. Не могу сказать, что подобная мысль не пришла мне в голову, но я же не Майк Хаммер. О чем иногда жалею.

– Сэм… – заикаясь, забормотал Лекс. – Откуда ты узнала? Я же тебе не говорил, что знаю Кейт!

По моим жилам заструился адреналин. Люблю блефовать. Я была почти уверена, что со своими никчемными картами смогу выторговать у Лекса сведения и полюбопытнее. Для начала запустила пробный шар:

– Я только одного не понимаю – почему Кейт не сказала мне, что ты в Нью-Йорке.

– Здесь нет ничего такого, – быстро ответил Лекс, не скрывая облегчения. Достав из кармана пачку сигарет, он машинально предложил мне. Я покачала головой. Дрожащими пальцами он сунул одну в рот. – Кейт боялась, что Кэрол узнает о нашем знакомстве. По-видимому, у Кэрол какое-то время назад работал сотрудник, который стал совладельцем другой галереи и переманил туда кучу народа. Поэтому у нее теперь пунктик на том, чтобы ее люди поменьше якшались с художниками.

Я вспомнила, как Лоренс и Кейт отпрашивались у Кэрол, прежде чем мы пошли в бар. Уже тогда этот разговор показался мне странноватым, но я слишком страстно желала залить в себя пару стаканчиков. Теперь все стало на свои места. До сих пор от Лекса одна польза.