– Это точно, – самодовольно отозвался Дон и принялся оглушительно, словно свинья из корыта, втягивать в себя кофе, явно рассчитывая довести нас до белого каления.

– Жаль, что это не он, – злобно сказала Сюзанна, когда мы переходили улицу.

– То есть? – Но я поняла, что она имеет в виду.

– Если кто-то обязательно должен был умереть, то я бы предпочла, чтобы им оказался Дон. Или Барбара – не люблю эту бабу, а ее картины омерзительны. Так нет, надо было Кейти. Где же Бог?

Мы подошли к дверям галереи. Сюзанна выпустила пар на улице, где нас никто не мог слышать, и оказавшись внутри, снова умолкла. Избегая смотреть на меня, она направилась наверх. Я неторопливо последовала за ней, обдумывая услышанное.

– С вами все довольно просто, мисс Джонс, – сказал детектив Фрэнк. – Разумеется, мы попросим швейцара, чтобы он подтвердил ваш рассказ.

– Господи. – Почему-то эта возможность не пришла мне в голову. – А это обязательно? Я ведь только вчера приехала и очень надеялась, что о моей дурной славе узнают постепенно, а не вот так сразу.

Фрэнк откинулся на спинку стула и обменялся взглядами с мадам Тербер.

– Что ж, мы можем сказать, что у вас в такси украли фотоаппарат, и вы обратились в полицию, – предложил он.

– Лучше чем ничего, – согласилась я. – Может даже сработать, если швейцар окажется непроходимым тупицей.

Фрэнк понимающе улыбнулся и заверил:

– Мы постараемся! В нашу задачу не входит доставлять неприятности гостям Нью-Йорка.

Я с подозрением улыбнулась. Эта парочка вела себя слишком уж любезно – почему-то не верилось в их искренность. Пришлось сделать вид, будто я приняла их слова за чистую монету.

– Это радует. Значит, если швейцар подтвердит мои слова, я окажусь вне подозрений?

– Да, если он подтвердит, что вы не выходили из дома. Кейт Джейкобсон была убита около полуночи. Если вы вернулись в одиннадцать и все время находились в квартире, то вам не о чем беспокоиться. А поскольку вы прилетели лишь вчера днем, то думаю, просто не успели изучить здание и отыскать какой-нибудь тайный выход, верно?

– Пожалуй, такие поиски не значились в моем списке неотложных дел, – согласилась я, размышляя, с какой стати фараон сообщил мне время смерти. Может, здесь принято раскрывать подобные сведения первому встречному. А может, он пытается меня на чем-нибудь поймать.

– Хотя убили ее неподалеку от квартала, где вы остановились, – вставила мадам Тербер. Ее бесцветный, как у робота, голос каждый раз заставлял меня вздрагивать.

– И где же?

Они дружно уставились на меня.

– Как где? – удивился Франк. – На Земляничной Поляне. Я думал, раз вы англичанка и все такое, то знаете это место.

Только теперь я вспомнила, что Кейт нашли на Земляничной Поляне. Но в ту минуту не обратила внимание на странность этой фразы – слишком велико было потрясение.

– Простите, но я не знаю, о чем вы говорите. Это, случаем, не в районе Эбби-роуд? Или неподалеку от Люси в алмазах?[11]

Они взирали на меня с искренним замешательством. Я наслаждалась моментом. Не всякий можно похвастаться, что ему удалось смутить нью-йоркских копов.

– Земляничная поляна, – сказала мадам Тербер компьютерным голосом с альбома «Радиохэд»[12], – находится напротив здания «Дакота».

– Ну и? – с интересом подбодрила я. Но мадам Тербер, похоже, выдохлась.

Они вновь уставились на меня – на этот раз далеко не так дружелюбно.

– Там же Джона Леннона застрелили, – с недоверием произнес Фрэнк. – Часть Центрального парка напротив того места, где его убили, превратили в нечто вроде места поклонения. Мемориал Джона Леннона. Там днями напролет тусуется молодняк, бренчит на гитарах. Потому место и называется Земляничной поляной.

Я содрогнулась и честно призналась:

– Жуть какая. Бесконечные «Вообрази» и «Эй, Джуд» фальшивыми ломающимися голосами и толпы в цветастых клешах… Спасибо, что предупредили.

Фрэнк не нашел мою реплику забавной. Он смотрел на меня с таким видом, точно ему удалось узнать, что я однажды убила человека. В качестве самообороны. Но при очень подозрительных обстоятельствах.

– А мне всегда больше нравились «Манкиз», – невпопад добавила я, решив, что зашла слишком далеко. – Я бы предпочла, если бы молодежь пела «Поверившего в мечту». Да и группа была куда приятнее.

– Дэйв Джонс, – неожиданно сказала мадам Тербер, и в ее непроницаемом взгляде блеснуло что-то отдаленно человеческое.

– Мики Доленц, – с готовностью ответила я. – Каждому свое.

Франк с отвращением фыркнул. Про себя я порадовалась, что нам нравятся разные «Манкиз». Мне совсем не хотелось числиться соперницей мадам Тербер.

На том допрос и завершился. Судя по всему, меня не подозревают. Но и своих карт эта парочка не раскрыла. Я спросила, нашли ли при Кейт ключи от галереи. Фрэнк охотно ответил, что ключей не нашли, и мне стало ясно, что по каким-то причинам копы сочли нужным поделиться со мной и этой информацией. Я покинула их с ощущением, что они узнали от меня все, что хотели, а сообщили только то, что хотели сообщить. Вытянули из меня все соки и вышвырнули как банановую кожуру в мусорную кучу. Не самое приятное ощущение. Моя гордость сыщика-любителя была уязвлена, а мои метафоры стали скользкими, как кусок мыла в душе.

Но прочь сомнения – время пить коктейли.

Мне потребовалось немало времени, чтобы отыскать исправный таксофон. Почти все телефонные трубки в округе болтались у самой земли, живописно опутанные клубками проводов. Наконец удалось найти аппарат, который хотя и выглядел изжеванным донельзя, словно провел десять раундов с Майком Тайсоном (из трубки даже был вырван кусок, хотя следов зубов я не обнаружила), но послушно выдал длинный гудок и даже не выплюнул презрительно монету. Будка представляла собой пару столбов, накрытых сверху крошечным навесом, под который я и вжалась в поисках укрытия. Когда стоишь посреди улицы, на которой толкутся люди, и кричишь о своих личных делах – это все равно что разговаривать по сотовому в общественном транспорте. Одно лишь отличие – сотовый телефон намекает, что у тебя водятся денежки, а таксофон намекает об обратном. Будь проклято современное искусство, с которым я связала свою жизнь!

Я пихала в аппарат четвертаки, пока он не поперхнулся и не запросил пощады, затем набрала номер Ким. Та сняла трубку после второго звонка и торопливо выдохнула:

– Да?

Странно было слышать голос Ким, такой знакомый и одновременно чужой – из-за толстого налета американского акцента и приличной порции стресса.

– Ким? – спросила я не вполне уверенно.

Последовала пауза.

– Кто это? – удивилась она.

– Напасть из прошлого. Сядь и дыши глубже. Это я, Сэм. Сэм Джонс.

– Сэм… Сэм?! Боже мой! Сэм, это в самом деле ты? Где ты, черт побери?

– Я в Сохо. В смысле, – добавила я, не уверенная в произношении, – не в лондонском Сохо, а в СОХО! В Нью-Йорке!

– Ты в Сохо, – повторила Ким, не вполне осознав. – Невероятно. Боже мой, как давно это было? Нет, не говори…

– Мы можем встретиться?

– Ну конечно! Хочешь пойти со мной на занятия? Прямо сейчас.

– На занятия?

– Тренажерный зал! – нетерпеливо объяснила Ким, словно это было настолько очевидно, что только глупец мог не понять. – Кардиохруст. Так идешь?

– Кардио.. что? Прямо сейчас?

– Ну да! Я уже выхожу.

– Но у меня с собой ничего нет. Я оставила вещи дома.

– Захвачу для тебя. Мы же раньше всегда менялись одеждой. У тебя какой размер обуви?

– Пятый…

– Английский пятый… Вот задница! Это же тридцать восьмой… Ладно, захвачу пару носков, запихнешь в кроссовки. Вот задница, до сих пор не могу поверить! Ладно, встречаемся в тренажерном центре. Это на углу Шестой и Двенадцатой. На восточной стороне улицы.