Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Хьюго начал репетировать новую пьесу, – сообщила я, – и уже ненавидит ее всей душой.

– Как называется?

– Не помню. Жутко тупое название. Хьюго называет ее не иначе как «Трах-перетрах». Он играет сутенера, который влюбляется в одного из своих мальчиков-проституток, но юнец оказывается настоящим извращенцем и обожает, чтобы его насиловали. А сестричка этого юного мазохиста влюблена в Хьюго – в сутенера то есть. В общем, Хьюго поколачивает ее, чтобы ублажить юнца, который ненавидит родственницу – любимая мамочка совратила его, а не сестру, чистую и непорочную. Но Хьюго не подозревает, что папаша его подопечных приторговывает наркотой…

– Хватит! Господи. – Том вскинул руки. – Одна надежда, что пьеса хорошо написана. Иначе это просто дешевая конъюнктура.

– Да ты просто напыщенный сноб. Впрочем, я с тобой согласна.

В своем новом амплуа подруги подающего надежды актера я прочла больше пьес, чем за всю предыдущую жизнь. В основном это были суровые драмы, где от актеров требовалось беспрестанно материться – верное доказательство, что автор пьесы молод, склонен к бунтарству и не говорит родителям, когда вернется домой. За парой исключений все авторы были мужчинами. Женские пьесы, которые мне попадались, были не такими чудовищными и потому не вызывали столь восторженного шока, как пьесы нынешних рассерженных молодых людей, но если я увижу еще одну слезливую пьеску про «дочки-матери», клянусь – выкопаю из могилы собственную мамочку и устрою над ее гробом сатанинскую мессу.

Основная черта всех мужских пьес заключалась в том, что там имелся ровно один женский персонаж, и по ходу дела этот женский персонаж должен был либо оголиться до пояса, либо прогуливаться время от времени, сверкая голым задом, либо и то, и другое вместе. Все эти драматурги-интеллектуалы первым делом извещали, что женский персонаж не носит трусиков и обладает выдающимися сиськами. Дальше – просто: зрители, затаив дыхание, ждут, когда этот женский персонаж заголится.

Том поначалу в ответ издавал вполне разумный бубнеж, а потом вдруг оживился и спросил – почти с той же тонкостью, с какой Джим Кэрри изображает удивление – где именно женский персонаж оголяется целиком и полностью. Я свирепо ухмыльнулась и уже собиралась всласть поизмываться над ним, обрушив на него забойные метафоры, сравнивающие вульву с анютиными глазками, но помешал звонок в дверь, и Том на время избежал моих когтей.

– Привет!

Это была Джейни, другая моя лучшая подруга.

У нее за плечами, как всегда, болтался огромный ранец, а в руках она держала пакет из супермаркета «Марк и Спенсер», который соблазнительно позвякивал и шуршал. Не став дожидаться, когда Джейни переступит порог, я выхватила у нее пакет. Его содержимое наверняка куда интереснее, чем сценарии, которыми под завязку набит ранец.

– Как ты похудел! – воскликнула она, бросаясь к Тому, которого не видела после его возвращения из Индии.

– Побывал в Диареябаде, – вздохнул Том. – Это такой городишко в штате Поносорат. Потеря веса гарантирована. Чтобы не помереть, приходится хлестать целыми днями воду, но это единственный минус, а так – нет лучше средства похудеть, чем посетить благословенную Индию. Бог мой, Джейни! А ты-то как исхудала! Я тебя даже обнять теперь смогу! – Том взял Джейни за плечи и оглядел ее с ног до головы. – Что случилось? У тебя тоже была дизентерия?

Джейни самодовольно улыбнулась. Из жирной рубенсовской красавицы она за последний месяц превратилась в простую пышку Ренуара. Несмотря на округлые формы, Джейни производит впечатление эфемерного создания: необычайно бледная кожа и светлые вьющиеся волосы придают ей хрупкость, которая подчеркивается изящной линий скул.

– Много работы, – сказала она с нарочитой небрежностью, которая не ввела нас в заблуждение. – Есть некогда.

– Джейни – ПРОДЮСЕР НА БИ-БИ-СИ! – объявила я, поскольку с Джейни явно случился припадок скромности. – Она только что закончила съемку своего первого сериала.

– Так это же здорово! Поздравляю! – Том сжал Джейни в объятиях. – Это потому ты такая нарядная? Куда делись хипповые накидки, побрякушки, фенечки и прочая дребедень? Неужто придется привыкать к твоим элегантным туалетам?

С братской фамильярностью Том дернул за серебряные бусы ручной работы, болтавшиеся у Джейн на шее – своими повадками он напоминал гориллу, подумывающую, не попробовать ли эти шарики на зуб. Ловкости в пальцах Тома было не больше, чем в связке бананов. Иногда меня гложут сомнения, все ли у него пальцы на месте.

– Отвали, балбес! – Джейни шлепнула его по руке. Том с обиженном видом отодвинулся. – Сэм, как насчет выпивки? У меня с собой отличное белое вино.

Таким деликатным способом Джейн давала понять, что предпочитает избегать пойла, хранящегося у меня под раковиной.

– Уже открыто.

Я протянула ей бокал и, вскрыв пакетик с фирменными чипсами, высыпала их прямо на стол.

Джейни с отвращением уставилась на горку.

– А миски у тебя что, нет?

– Вообще-то есть…

Джейни прекрасно поняла, что я имею в виду.

– Ладно-ладно. Не буду спрашивать, какую дрянь ты в ней разводила. Мм-м… – Она с наслаждением отхлебнула вина. – Очень недурно. Ну, Том. Как тебе Индия? Помимо дизентерии?

Том страдальчески глянул на нее:

– Ты не читала мою книгу? – спросил он скорбно.

Джейни виновато покосилась на меня.

– Ох, прости. Съемка в Уэльсе отнимала все мое время. Прости, пожалуйста. Сегодня же куплю. – Она запнулась. – А разве ты написал путевые заметки? Я думала, ты у нас по части поэзии.

– Стихи, стихи, – успокоила ее я.

Том все равно бы не ответил, поскольку погрузился в глубокое уныние. Еще бы – Джейн не купила его поэтический сборник «Так близко/слишком близко». (Я говорила Тому, что деструктивная пунктуация вышла из моды еще десять лет назад.) Там скрупулезно описан разрыв отношений между Томом и девушкой, которая поехала с ним в Индию. Отличное руководство в стихах для тех, кто отправляется в дальнее путешествие вместе с предметом воздыханий – о чем с ним можно разговаривать, а каких тем лучше избегать. После тщательного изучения жутких и гнетущих событий, правдиво воспетых беднягой Томом, у читателя складывается впечатление, будто в Индии можно разговаривать только о цветах. А ботанические сравнения с вульвой – просто колоритная приправа.

– Том с Алисой, – заговорила я, решив как можно короче изложить суть болезненной темы, – расстались в Индии, и книга в основном посвящена…

– Она меня бросила! – с горечью поправил Том.

Он забился в кресло и, свесив голову на грудь, разглядывал ботинки. Хорошо мне знакомый темно-синий свитер, прежде жизнерадостно оттопыренный на небольшом, но крепком животике, теперь свободно болтался, словно из тела Тома выпустили воздух. Жалкое зрелище: раньше Том выглядел куда симпатичнее – этакий увеличенный вариант уютной плюшевой гориллы. Даже его крепко сбитая ирландская физиономия осунулась, а подбородок заострился.

– Ладно, – продолжала я, – Алиса бросила Тома…

– Ради американского хиппаря с козлиной бороденкой!

– Бородка, как и вообще растительность на лице этого парня, сильнее всего бесит Тома, – поведала я Дженни. – Стихотворение, посвященное бороденке, – одно из лучших в книге. Знаешь, прочитав его, ты уже не сможешь без содрогания смотреть на эспаньолки.

Джейни проворно налила вина в опустевший стакан.

– Мне очень жаль, Том. Может, скушаешь печенюшку?

Большая голова Тома приподнялась, на безжизненном лице мелькнул слабый лучик надежды.

– С шоколадом?

– С двойным слоем! – торжествующе сказала Джейни, держа коробку подальше от Тома, словно отвлекая его от края пропасти.

Последовала долгая пауза. Затем Том наклонился и загреб целую горсть. Джейни облегченно вздохнула. Хотя лицо Тома по-прежнему было полно скорби, скорость, с которой он пожирал печенье, предполагала, что в его жизни еще осталось место маленьким радостям.

– А ты как, Джейни? – спросил он, вытирая рукавом рот.

6
{"b":"11828","o":1}