– Их в первую очередь интересует разлапистые ноги, – со знанием дела возразил Лео. – Этот парень, оператор, просто без ума от широченных ступней. В длину-то они у меня средние, а вот полнота самая большая. И еще ноги у меня костлявые, а этим фетишистам чокнутым как раз такие и подавай. Мол, вены лучше проступают.

– Чего только не узнаешь!

– Дико, да? – согласился Лео. – Ты не поверишь, что эти уроды с ногами вытворяют. У меня даже кассета есть, если хочешь.

Он встал и отыскал в стопке кассету. На обложке красовались две кокетливо-костлявые ноги. Но больше всего меня поразило название.

– «Грязные и непотребные – непристойное порноножие», – прочла я.

– Так легко я пять сотен еще не зарабатывал, – заверил меня Лео.

– Так ты что – просто сидел, а он снимал твои ноги? – недоверчиво спросила я.

– Ага, журнал читал. Правда, в какой-то момент увлекся их выкрутасами. Знаешь, они такое вытворяли с моими ногами, охереть можно. Нет, ничего ужасного, просто щекотно. Если забыть, кто этим с тобой занимается, можно и самому пристраститься. Понимаешь, о чем я? Чертовски странное состояние.

Я с минуту пыталась вообразить эту картину.

– Я заметил, ты обратила внимание на мои колдовские знаки, – наконец сказал Лео. – Похоже, тебя они не смутили. Большую часть я перерисовал из книг, а потом кое-что добавил сам.

– А для чего они?

– Защита, – просто ответил Лео.

Я сосредоточенно смотрела на знаки. В какой-то миг мне почудилось, что их властные контуры отделились от стены и поплыли на меня. Краем глаза я видела, что Лео за мной наблюдает. Лео, крутой парень, обитатель бандитского Ист-Виллиджа, ограждал себя от зла колдовскими знаками, как пенсильванский переселенец в стародавние времена. Странно, но я почувствовала к нему симпатию. Чем-то Лео напоминал меня – точнее ту, кем я могла быть: неприкаянную, нервную неудачницу, кичащуюся своими пороками и мимолетными связями. Именно такую жизнь я отвергла, когда бесцельно слонялась по Лондону – инстинкт самосохранения не позволил мне пойти по этой дорожке. Я была сильнее Лео. Мне не требовались колдовские знаки на стенах. Но я ведь была и удачливее. У меня есть своя квартира, собственная территория. Мне не надо ее метить.

– Знаешь, тебе надо заняться этими знаками серьезно. – Если Лео сосредоточится на колдовских символах, он наверняка добьется успеха. Я готова была в этом поклясться.

– Я предложил Кейт разрисовать ее квартиру, – сказал он. – Подобрать что-нибудь под ее вкус. Но Кейт отказалась. – Лео смотрел на знаки, но я знала, что он видит за ними лицо Кейт. – Жаль, что она мне не позволила, – тихо сказал он.

– Она умерла не дома, Лео.

Он пожал плечами и глубоко вздохнул.

– Все равно могли защитить. Никогда ведь не знаешь наперед.

Мы помолчали.

Я представляла неподвижное тело Кейт на скамейке в Центральном парке, на рыжих волосах осела предрассветная тяжелая роса. Что видел Лео, я сказать не могла. Возможно, квартиру Кейт, расписанную магическими знаками.

– Защита, – прошептал Лео. – Она нам всем нужна… Охеренно нужна.

Комната Лео оказалась «машиной времени»: переступаешь порог, за спиной запираются замки, и мир перестает существовать. Выбравшись в ночную тьму, я долго крутила головой – что-то вдруг стряслось с моим чувством ориентации. Наверное, всему виной кокаин, а не «капсула времени». Лео предложил меня проводить, но я отказалась и загрохотала вниз по железной лестнице. Сверху эхом доносился скрежет дверных засовов, на которые запирался Лео – добровольный узник наших дней. Или городской монах из футуристического фильма. Современный вариант монастыря в Нижнем Ист-Сайде.

Из первой попавшейся забегаловки я позвонила Ким. Пытаясь перекрыть грохот музыки, она прокричала, что ждет меня. Ким добавила, что Лекс тоже в баре – собственно, на это я и рассчитывала. Бар «Клюшки» находился недалеко, а кокаин словно приделал мне реактивный двигатель. Я достала из сумки свою новую шапочку, нахлобучила по самые брови в стиле неприкаянной бродяжки. Выглядела, наверное, чучело чучелом, но кто разглядит в этой нью-йоркской темени. К тому же, сейчас для меня важнее маскировка.

Все оказалось проще, чем я предполагала. Напротив входа в «Клюшки» спрятаться было негде – лишь двери магазинов, которые были закрыты такими крепкими ставнями и решетками, словно их уже несколько раз пытались пробить тараном. Если подобное здесь вообще практикуется. А если нет, то предлагаю внести этот прием в список культурных влияний Шизовой Британии, наряду с «Спайс Гёрлз» и дохлыми акулами.

Однако сбоку от магазинов имелась маленькая ниша с дверцей. Дверца тоже была закрыта толстой решеткой, зато в нише, скрючившись, лежала человеческая фигура. Но человек вовсе не походил на бродягу, решившего здесь переночевать. Он нескладно кутался в шинельку, лежа прямо на асфальте – ни куска картона, ни даже газеты бродяжка под себя не подложил.

Я осторожно подошла ближе. Человек приподнял голову, и желтый свет фонарей на секунду отразился в его глазах. В следующий миг голова нырнула в ворот шинели, и человек подтянул колени, скрючившись еще больше. Если мне требовалось доказательство, что передо мной не бродяга, то я его получила.

Я остановилась рядом со свернувшимся калачиком телом. От человека буквально исходило напряжение. Он походил на заводную игрушку, готовую в любое мгновение прийти в движение. Я присела на корточки, подалась вперед и тихо сказала:

– Мел?.. Мел, это я, Сэм.

Молчание. Я попыталась еще раз:

– Мел, не хочешь пойти выпить?

Нет ответа. Вот незадача, да предложи мне выпить… Мел скрючилась еще больше. Может, она действовала на страусиный манер? Если она не видит меня, то и я ее не вижу…

– Мел, я не уйду. Я знаю, что это ты. Послушай, – хитро добавила я, – могу тебе рассказать, что все эти дни делал Лекс…

Сезам, откройся! Или восстань.

Должно быть, Мел уже давно лежала в этой нише. Подняться сразу она не смогла – так у нее затекли конечности. Наконец, цепляясь за прутья решетки, она сумела распрямиться. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, затем я повернулась и зашагала к соседнему с «Клюшками» бару. Сзади раздалось послушное шарканье Мел.

Заведение оказалось отвратным. Отделано в псевдоирландском стиле, разукрашено разноцветными лампочки. Сквозь маленькие грязные оконца я разглядела пластиковые кабинки и фальшивый камин. Входить в этот вертеп мы не стали, но не из соображений эстетики. Как только мне удалось сдвинуть Мел с места, она принялась выписывать бесконечные круги, центром которых были «Клюшки» (и Лекс). Каждый раз, когда казалось, что мы отошли слишком далеко, она разворачивалась и шлепала по своим следам обратно, точно ее тянуло магнитом.

– Как ты узнала, что это я?

– А я не узнала, – честно ответила я. – Догадалась.

Я не собиралась говорить, что поначалу подозревала в слежке Сюзанну – та ведь с самого начала отнеслась к Лексу враждебно, часто уматывала по каким-то загадочным делам и во всеуслышание объявила, что хочет выследить убийцу Кейт… Но я понимала, что Мел лишь придет в замешательства, если я признаюсь, что не всеведуща – Лекс последние дни твердит, что его кто-то преследует. Сначала я ему не верила, но потом отнеслась к его словам всерьез, так что…

– Он знает! – раздался ликующий голос Мел. – Он чувствует! Между нами есть связь, понимаешь? Настоящая связь!

Я вздохнула. Ночь была темной, и несмотря на желтоватые лужицы света от редких фонарей Мел терялась в полумраке. Но меня все равно поразила перемена, происшедшая в ней. Глаза и щеки ввалились, плоть иссохла… Ее у Мел и прежде-то было немного. И глаза горят слишком ярко, словно у нее лихорадка. Я подумала о нервической суетливости туберкулезных больных, о румянце на бледных щеках, о пылающих глазах. Героиня Эдгара По – вот на кого походила Мел. Два напоминания о По за один вечер. Нью-Йорк явно решил показать мне свою темную сторону.