Мне хотелось бы написать о том, что последние дни Брюса были одними из самых счастливых его дней, но, к сожалению, это было далеко не так. Кинематографический мир мог быть мелочным и злобным и, когда ставкой были огромные суммы денег, то тут все средства были хороши. Как и в любом другом бизнесе, здесь существуют люди, которые творят свои грязные дела, успешно используя темперамент и поведение своих противников. В течение долгого времени (начиная с его первого фильма в Бангкоке) Брюс и Ло Вей постоянно грызлись друг с другом. Брюс считал, что директор слишком тщеславный и эгоистичный человек, думающий лишь о том, как бы получше [попользоваться] актерами. Однажды Брюс был на студии [Голден Харвест] и обсуждал сценарий фильма [Игра смерти] с Раймондом Чоу, когда вдруг услышал, что в соседней комнате находится Ло Вей. Как следует из его письма Тэду Эшли, Брюс отчаянно искал для своего фильма по-настоящему честных и квалифицированных актеров, способных помочь ему достигнуть тех результатов, о которых до него никто даже и не мечтал. Когда кто-то упомянул имя Ло Вей, то для Брюса в этом имени суммировались почти все недостатки китайских фильмов, Брюс мгновенно взорвался и побежал в комнату, где достаточно громко выложил Ло Вей все, что думал о нем. Удовлетворенный тем, что он выплеснул на него все свои чувства, Брюс вернулся в контору к Раймонду. Казалось, что инцидент исчерпан, но тут явилась жена Ло Вей, и атмосфера начала вновь накаляться. К тому времени, когда голоса их достигли самых гневных тонов, вокруг них собралась значительная толпа. Миссис Ло ушла к своему мужу, оставив Брюса кипящим от гнева и отчаяния. При нормальных условиях он быстро бы успокоился.

Вместо этого он вновь ворвался в съемочную комнату и поделился с Ло Вей еще кое-какими своими соображениями о нем. Директор обвинил Брюса в том, что тот ему угрожал физической расправой – абсурдное обвинение, конечно, но одно из тех, которые, как правило, завоевывают сочувствие у публики. Была вызвана полиция, явившаяся в сопровождении толпы журналистов. Ло Вей потребовал, чтобы Брюс подписал бумагу, в которой тот должен был гарантировать непричинение вреда Ло Вей. Брюс, отчасти шокированный и расстроенный случившимся, а также пытаясь побыстрее удалить журналистов из помещения, согласился подписать такую бумагу. Позже он [рвал на себе волосы] из-за этого, так как случись что с Ло Вей, Брюсу всегда могли бы инкриминировать этот документ. Если бы Ло Вей был молодым мужчиной, то взрывной темперамент Брюса мог бы найти выход в драке с ним, но сама мысль о том, что он мог бы ударить и покалечить старого человека, лежит за пределами вероятности. Брюса попросили прийти на гонконгское телевидение, где снова этот инцидент стал предметом обсуждений. В течение всей своей жизни Брюс никогда не боялся выражать свое мнение открыто и прямо, точно так же, как он относился к людям и проблемам. Но он, определенно, никогда не был ни сознательно грубым, ни сознательно безжалостным, он был тверд, прям и откровенен и выражал свое мнение ясно и недвусмысленно, а это не одно и то же. Он не пытался скрыть своей неприязни к Ло Вей, к его методам работы, хотя при этом он ни разу не упомянул даже имени этого человека. Пытаясь показать, насколько абсурдным является предположение некоторых репортеров о том, что Брюс пытался использовать против Ло Вей оружие, он решил продемонстрировать простой толчок плечом на одном из журналистов, предложив ему быть его ассистентом, тот сразу согласился. Брюс применил лишь малую долю той силы, на которую был способен, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы зрителям показались его действия чрезвычайно жестокими. На следующее утро газеты, жаждущие сенсаций, подали весь инцидент в крупных заголовках.

Брюс, короче говоря, был той самой суперзвездой, которая, что бы она ни делала, тут же оказывалась под обстрелом репортеров – вся его жизнь жадно залатывалась местной прессой. И неизбежно, выходя из-под пера местных газетчиков, картина получалась искаженной. Очень часто это было в какой-то степени правдой, но никогда это не было целиком одной лишь правдой.

Его старый друг Стерлинг Силлифант считал, что Брюс, вместо того, чтобы обрести покой и умиротворение в занятиях воинскими искусствами, что должно быть основным результатом этих занятий, как говорит нам об этом учение Зэн Буддизма, обрел лишь конфликты и антагонизмы. Это, конечно, неправильная интерпретация всей сути философии Брюса, его взглядов на жизнь и ее смысл. Гармония – это взаимодействие Инь и Янь. В своем постоянном стремлении к самоусовершенствованию, ко все большим и большим достижениям, он следовал одной из наиболее древних и самых конструктивных сил, характеризующих человеческое существо. Стерлинг Силлифант говорит, что Брюс сам породил массу проблем, которые, в свою очередь, ему же и приходилось решать. На то, я думаю, ответ Брюса был следующим: [Если вас критикуют, то значит, вы делаете все правильно, потому что они нападают на всякого, у кого есть мозги].

Мало что осталось еще добавить к ранее сказанному. Теперь мы снова вернемся к тому, с чего начали, к смерти моего мужа. Мы вернемся к этому роковому дню – 20 июля 1973 года. После того, как я ушла из дома, позвонил Раймонд Чоу, и с 2-х до 4-х часов дня Брюс и он работали над черновым вариантом [Игры смерти] с тем, чтобы показать его в тот вечер Джорджу Лезенби. Бетти Тинг Пей исполняла в этом фильме одну из главных ролей, и где-то около четырех часов дня мужчины поехали к ней на квартиру обговорить детали предстоящей встречи с Лезенби.

На квартиру Бетти Брюс приехал в совершенно нормальном состоянии. Втроем они засели за сценарий, отрабатывая детали. Позже Брюс пожаловался на головную боль, Бетти дала ему таблетку эквиагезика (сорт аспирина), в свое время Бетти прописал их ее личный доктор. Кроме этого Брюс не принял ничего за исключением нескольких легких коктейлей.

Около половины восьмого вечера, когда Раймонд Чоу начал собираться в ресторан на встречу с Лезенби, Брюс снова пожаловался на то, что чувствует себя неважно и пошел в спальню, где вскоре заснул. В 21.30, когда Раймонд Чоу приехал снова на квартиру к Бетти узнать, почему они не приехали в ресторан, Брюс все еще спал. Он, насколько это показалось Чоу, лежал спокойно, и не было никаких конвульсий. Чоу попытался разбудить Брюса, начав слегка его трясти, а потом уже стал бить его ладонью по щекам, но никакой реакции не последовало. Бетти тут же стала звонить своему доктору, который немедленно прибыл. Он тоже обнаружил Брюса, лежащим мирно в постели. Позже он сказал, что в течение десяти минут пытался привести Брюса в сознание, после этого привез его в госпиталь [Королевы Елизаветы].

Как только стало известно, что Брюс умер, гонконгская пресса словно взбесилась. Я могу понять причины охватившего газетчиков ажиотажа. Смерть любой суперзвезды – самая желанная новость. Вы легко можете себе представить кричащие заголовки и истерические сцены, сопутствующие смерти таких молодых звезд, как Рудольф Валентине или Джин Харлоу, чтобы осознать, что смерть Брюса Ли, да еще в таком поразительно молодом возрасте, возбудила дичайшую спекуляцию. Если бы он был кутилой и алкоголиком, если бы он погиб, как Джеймс Диан, в дорожной катастрофе, даже тогда, я полагаю, было бы много различных теорий и предположений. Но чтобы жизнь такого человека, как Брюс, обладавшего такой удивительной жизненной энергией, такой мужественностью, бывшего всегда в исключительной физической форме, могла вдруг оборваться, словно задутая свечка?! Возможно, не стоит ругать людей за их домыслы. На следующий день после смерти Брюса Раймонд Чоу появился на гонконгском телевидении, там его засыпали вопросами. Отчасти я была виновата в последовавших за этой телепередачей кривотолках. Раймонд спросил меня, не буду ли я возражать, если он скажет, что Брюс умер на квартире у Бетти, а не дома? Я сказала, что для меня это не имеет значения, и пусть он поступает так, как считает нужным. Хотя если он думает, что будет лучше, если он скажет, что Брюс умер дома, то я не возражаю. Мы оба решили, что заголовки в газетах будут больше и драматичнее, если пресса свяжет имя