– Нет, не можем. Во всяком случае, я не могу – зверски хочется есть! Достань вон ту синюю сумку – в ней термос. Знаешь, говорят, перед смертью не надышишься…

– Ну что ты в самом деле! – Алеша прекрасно понимал, что Веру что-то встревожило, и эта остановка с закусыванием нужна ей, чтобы отвлечься и успокоиться. – Даже в шутку не говори так… Перед смертью! Погляди: птички поют, солнышко светит, ты из редакции своей наконец вырвалась! Свобода… Да еще сейчас добудем клад!

– Солнышко… Птички… Да еще клад! Тебе не кажется, что все это несколько… несерьезно? Ну ты только взгляни на нас – ну какие мы кладоискатели! – Все это она проговорила, жуя бутерброд и наливая Алеше в пластиковый стаканчик кофе из термоса. – Ты посмотри только на свои руки – ты когда-нибудь в жизни землю копал?

– Копал… Ох, черт! Горячий! – Алексей, обжегшись, расплескал кофе, и теперь у него на коленях красовались два мокрых пятна.

– Ну вот, джинсы испортил! Горюшко… – Она взглянула на его растерянное лицо с коричневыми капельками, повисшими на густых темных усах, и расхохоталась. – Не беда, мы это поправим, надевай-ка вот это!

Вера извлекла из своей необъятной сумки комбинезон из парашютного шелка на теплой подкладке.

– Что это? Где ты его взяла? И как раз мой размер…

– Не теряй даром времени – джинсы снимай, я отвернусь. – Она шутливо командовала, похоже начиная входить во вкус. – Где взяла, где взяла!.. Могут быть у девушки свои тайны?

– Ты и себе такой припасла? – Алеша возился со штанинами комбинезона, с трудом вытягивая длинные ноги в тесном салоне.

– А как же! Только другого цвета. У тебя коричневый, а у меня зеленый. Ну что, готов? Теперь отвернись.

Она начала расстегивать «молнию» на джинсах… и вдруг поняла, что не сможет переодеваться бок о бок с ним на этом узеньком пятачке, что это слишком жестокое искушение для них обоих, и по тому, как напряглась его спина, догадалась, что он испытывает те же чувства…

– Алеш, извини… Ты не мог бы выйти?

Он молча вышел из машины и деревянными шагами двинулся вверх по улочке, а Вера начала лихорадочно переодеваться.

Ну вот, она все испортила! Хотела сделать сюрприз, посмеяться, чуть-чуть разрядить напряжение, жестом факира извлекши из сумки злосчастные комбинезоны… Но все – любое движение, каждый, казалось бы, безобидный жест – натыкалось на их непреодолимую тягу друг к другу и страх не совладать с собой… И этому нет исхода.

«Ты забыла, что вы оба проклятые? – обреченно покачала она головой и подумала: – Скорей бы покончить со всем этим. Встрепенулась, затрепыхалась: солнышко, птички… Не для нас все это. Жизни нет и никогда уж не будет!»

– Можно я сяду за руль? – Вера вылезла из машины, переодетая, бледная и сосредоточенная.

– Я не знал, что ты водишь. – Алеша согласно уселся на место рядом с водителем.

– Много ли ты обо мне знаешь? – с горечью бросила она, включая зажигание.

– Слушай… Что случилось?

– Ничего. Просто игры кончились.

– Какие игры? Не забудь – за мостом дорога раздваивается, нам направо.

– Не забуду. А игры… Сам разве не понимаешь? Сначала вы с отцом играли в бирюльки, делая вид, что принимаете всю историю с картой и кладом всерьез. Потом «приплыла» моя рыбка, подтвердив, что, по всей видимости, все это не выдумки и клад действительно существует. Не говоря уже о родовом проклятье, очередными жертвами которого мы оказались… Да, игра спровоцировала ситуацию – жизнь в ответ на ваш зов мгновенно включилась в игру. Это жизнь – игрок! А мы…

– Слушай, сто двадцать – это не слишком? – Алексей с некоторой тревогой смотрел на спидометр.

– Здесь нет ограничений скорости. И гаишников – тоже. Пустынное загородное шоссе. А если и поймает гаишник – чего там, откупимся! Мы же с тобой богаты! Едем брать родовую кассу!

– Ты слишком завелась, поостынь. Да, ты права – это не игры! Мы исполняем последнюю волю отца. Ты что, забыла? Дело же не в богатстве – это наша битва! Добыв клад, мы можем положить предел власти заклятья.

– Я помню об этом. Только все-таки в голове это как-то не очень укладывается… Лешенька, прости, я что-то сама не своя! Дергаюсь. Утром все так хорошо было, а сейчас…

– Это ничего. Это нормально. У кладоискателей всегда так! – попробовал отшутиться Алеша, а потом спохватился: – Слушай! Мы не спросили в Ногинске дорогу до Голованова…

– А тут дорога одна. Сама приведет. Увидим кого-нибудь – спросим. Леш, – вздохнула Вера и убавила газ, – а в самом деле, что за клад? Что в нем – золото, драгоценности, монеты старинные? Мы ведь как-то об этом совсем не думали.

– Вот потому и не думали, что играли… Мы с отцом в мечтах иногда меняли содержимое клада: то в нем были жемчуга и рубины, то золотые кубки и серебряные чаши, то сундук золотых монет…

– А что там может быть на самом деле, нигде не сказано? Может, в семейном архиве где-нибудь, а?

– Насколько я знаю, ничего определенного… Скоро сами узнаем. Вер, там впереди телега какая-то тащится. Притормози – я спрошу дорогу.

Мужик, правивший патлатой замученной лошаденкой, пояснил, что едут они в нужную сторону – до села Голованова еще километров пять будет, а там церковь и речка имеются. Про усадьбу Алексей спрашивать у мужика не стал, чтобы не привлекать к ней излишнего внимания – так, на всякий случай.

Вскоре показалась небольшая церквушка с высокой колокольней, забранной в строительные леса. Она стояла над излучиной неширокой быстроходной речки, разлившейся по весеннему половодью и кое-где вышедшей из берегов. За речкой чуть поодаль виднелся прозрачный лесок, скрывавший ее очередную излучину.

Шоссе тянулось вдоль реки. За поворотом открылось довольно большое село со скотным двором и круглой водонапорной башней. Возле широкого, утоптанного копытами двора высились добрые щедрые кучи навоза – по-видимому, их подготовили на продажу каким-нибудь дачникам-неудачникам…

Даже в салон, овеваемый ветром на скорости, запах проник такой, что Вера зажмурилась и уткнулась лицом в носовой платок, а Алексей только крякнул и с нескрываемым восхищением помотал головой:

– Хорошо в краю родном! Пахнет сеном и…

– Вот именно! – перебила Вера. – И мы готовы умчаться от этого амбре сломя голову, вместо того чтобы…

– Вот она! – крикнул Алеша, высовывая голову из окна. – Вон, за селом, видишь?

– Где, где? А, вижу!

Вера переключила скорость, нажала на газ и глянула в зеркало на убегающую дорогу – она была пустынна. Ни души, слава Богу!

А на невысоком холме над рекой, делающей здесь широкий и плавный поворот, виднелся фасад барской усадьбы.

Кажется, добрались!

– Ну что, где машину оставим? – Вера притормозила у обочины.

Дальше шоссе круто сворачивало влево, а усадьба оставалась по правую руку. Ни подъездной аллеи, ни грунтовой дороги, ведущей к ней, не было видно – здание окружал дикий, запущенный липовый парк, густо поросший зарослями малинника и бузины.

– Давай чуть-чуть углубимся, вон на ту полянку. Все-таки в стороне от шоссе. – Алеша оглядел придорожные канавы и опушки. – Вроде сухо. Не завязнем?

– Да нет, не должны.

Машина переползла сухую канавку и встала под сенью кряжистого дуба, чуть поодаль от проезжей дороги. Выйдя из машины, Вера с наслаждением вдохнула чистый душистый воздух, переполненный запахами весенней земли, оживавших деревьев, травы и цветов – вся поляна лучилась светом, словно радовалась, глядя во все глаза на волхвованье весны… А надо сказать, глаз у нее было не счесть – ласковых золотых глазков, опушенных шелковыми ресницами цветов мать-и-мачехи.

Вера не удержалась – сорвала один пушистый цветок и наклонилась над ним, вдыхая терпкий, чуть горьковатый запах.

– Алеш, ты только посмотри! Прелесть какая…

Он посмотрел на нее, грустно улыбнулся и, ни слова не говоря, принялся разгружать багаж.

Нагруженные, как альпинисты, они стали подниматься по склону холма, продираясь сквозь колючий кустарник. Подобравшись к дому, выбрали освещенную солнцем сухую полянку и побросали на землю все свои сумки и свертки, решив устроить здесь нечто вроде базового лагеря. Первый привал!