— Впечатляет! — раздался рядом голос народного комиссара. — Я бы даже сказал, очень и очень впечатляет.
Проигнорировав протянутую лейтенантом руку, Берия самостоятельно спустился на землю, крикнул механику:
— Товарищ ефрейтор, идите сюда.
Стоящий позади Крамарчук на всякий случай продублировал команду убедительным взмахом руки, благо нарком этого не видел. Геманов торопливо подбежал.
— Отлично вы с машиной справляетесь, товарищ танкист. Какая была максимальная скорость?
— Километров семьдесят перед короткой, думаю, выжал. После — чуток поменьше.
— А если быстрее? Смог бы?
— На грунте — нет, только на шоссе. Если движок разношен да отлажен, и моторесурс не выработан, то километров пять еще можно выжать. Под уклон может и больше, я не пробовал. Хотя, все это уже запредел, конечно. Стрёмно. Или движок запорешь, или гусянку потеряешь — и все, пипец котенку.
Если Берия и не понял сути последнего выражения, то вида не подал:
— А вот есть такой танк, БТ называется, так он все семьдесят три километра по шоссе идёт. Слыхали о таком, товарищ танкист?
— Так он же колесно-гусеничный, и эту скорость только на колесах выдаст, да и то по хорошей дороге, не по пересеченке. Да и что это за танк, так жестянка. Броня никакая, рациональных углов почти нет, движок карбюраторный, гуськи узкие.
— Думаете?
— Ну, ясное дело. БТ — это ведь что такое? Танк захвата и удержания плацдарма до подхода основных сил. А для обороны или встречного боя он вообще не годится.
— Смотрю, вы, товарищ ефрейтор, в советских танках хорошо разбираетесь? Интересовались?
— Ага, на гражданке еще. В модельный кружок ходил, танчики там всякие собирал, раскрашивал. Типа, стендовый моделизм. Потому в танковые войска и попросился. Военком только плечами пожал: здоровье позволяет, рост тоже — иди, говорит, служи. Ну, вот и служу, уж дембель скоро.
Крамарчук мысленно застонал: ну вот и всё, приехали! Он еще и танками увлекается! Вот уж точно, как переиначивал старую шутку один из его прпорщиков, «песец котенку, задержка мочи не за горами». Ох, что ж делать-то? Сейчас как сболтнет что-нибудь в духе Резуна-Суворова, начитанное дитё девяностых, блин, — и всё. Может ему хоть кулак показать, пока Лаврентий Павлович не видит? Вдруг да поймёт намек?
— Гм, ну хорошо. А вот скажите, товарищ танкист, какие же советские танки лучше?
— Ну, для первого периода войны лучше всего КВ подходил, хоть и тихоходный, зато броню почти никакие немецкие пушки не брали. А потом тридцатьчетверка, что ж еще? Хотя и она более-менее до ума доведенной только к середине войны стала.
— Это вы Т-34 в виду имеете? — искренне заинтересовался Берия, и подполковник показал-таки разговорчивому «механу» из-за его спины кулак. Геманов с искренним недоумением зыркнул на начальника, и Крамарчук вдруг с особой остротой — с такой, что аж под ложечкой засосало! — осознал, что происходит: ефрейтор, похоже, так и не понял, куда он попал, и кто перед ним! Вообще не понял! Парень вёл себя совершенно искренне — и это с точки зрения подполковника было самым страшным. Ох, он сейчас и наплетет, ох и наплетет…
Заметив взгляд механика, народный комиссар, не оборачиваясь, негромко буркнул:
— Товарищ Крамарчук, прекратите, пожалуйста. Не отвлекайте товарища танкиста.
«Товарищ танкист» по-своему истолковал слова вставшего на его защиту «штатского», мгновенно значительно поднявшегося в его глазах (еще бы, вон как подпола осадил, даже не оглянулся!):
— Простите, а у вас сигаретки не найдется? Свои-то у меня еще вчера отчего-то отобрали, а кто такие, я так и не въехал. Че-то тут с этими маневрами совсем не то…
Крамарчук замер, инстинктивно задержав дыхание. Ну, вот и всё. Бедный котенок. Попросить закурить у самого БЕРИИ, да еще и не подозревая, что это именно он! Сейчас или Лаврентий Павлович что-то нехорошее скажет, или его верный майор парня пристрелит. Вон он, кстати, подошел, наконец, губы платком отирает, никак блевал за танком. Теперь точно не простит, прямо там же за танком и шлёпнет…
Но подполковник ошибся. Или, скорее, недооценил главу всемогущего НКВД. Как ни в чем не бывало улыбнувшись, Лаврентий Павлович поправил пенсне и обернулся к Захарову:
— Матвей Васильевич, у тебя папиросы есть? Угости товарища, очень прошу. А вам, товарищ Качанов, замечание: что ж это ваши сотрудники у танкистов курево отбирают? Нехорошо. Прямо, понимаете ли, сплошные перегибы на местах.
Сказано было, разумеется, в шутку, но старлей инстинктивно кивнул, сдавленно пробормотав:
— Р…разберемся, товарищ Берия…
— Ух, ты, какие папиросы! — ахнул Геманов, глядя на картонку в руках генерал-майора. — «Герцеговина флор». Класс. Такие, говорят, сам Сталин курил, я в кино про войну видел.
И в этот момент всё и свершилось: до танкиста, наконец, дошел смысл сказанного старшим лейтенантом. Ефрейтор застыл с округлившимися от удивления глазами:
— Так вы чё, тот самый Берия, что ли?! Ну, который со Сталиным в КГБ диссидентов расстреливал?! Не понял? А это… как вообще?! Не, ну я в натуре не понял… это вы что, к нам в будущее попали?!
Со стороны Лаврентия Павловича раздался негромкий всхлип, не то сдавленный кашель, не то с трудом сдерживаемый смех. Крамарчук прикрыл глаза. Приехали. Если сейчас Берия спросит его о Сталине, а тот ответит… гм, что-нибудь, то… Впрочем, нет, это вряд ли, при Захарове с Качановым он великое имя трогать не станет…
Первым нашелся генерал-майор:
— Вы берите папиросу-то, товарищ ефрейтор, что ж мне так до ночи стоять?
Ефрейтор машинально вытащил из пачки три папиросы, две спрятал под шлемофон, третью зажал мелко дрожащими губами. Захаров с непонятным выражением лица чиркнул спичкой, поднес огонек к папиросе:
— Да прикуривай же, ефрейтор, приди в себя. Что ты, как баба…
Геманов автоматически затянулся, с силой втянул в себя дым и вполне предсказуемо закашлялся.
Берия, отвернувшись, сотрясался, негромко всхлипывая от смеха. И, глядя на его подрагивающую спину, неуверенно рассмеялись и все остальные, даже отошедший от головоломного катания майор, и пребывающий в прединсультном состоянии Крамарчук. Не смеялся только сам мало, что понимающий мехвод.
— Ладно, товарищи, посмеялись, и будет. Думаю, мы с товарищем Гемановым еще пообщаемся. А то говорили, мол, ни одного танкиста нет — а тут, понимаете ли, не просто классный механик-водитель, а еще и исторически и технически подкованный. Товарищ лейтенант, отведите ефрейтора обратно, покормите и обеспечьте, гхм, куревом. Завтра он поедет со мной в Москву.
— Ну, а мы, товарищи, — Берия поочередно оглядел подполковника и генерал-майора, — вкратце осмотрим образцы стрелкового оружия, поужинаем, отпустим товарища майора отдыхать и поговорим втроем. Я понимаю, день у всех был очень непростой, но отдыхать нам сегодня, боюсь, уже не придется. Думаю, все согласны? Вот и хорошо, тогда пошли. Михаил Юрьевич, — впервые обратился он по имени-отчеству к своему ординарцу, — вы уже отошли от катания на танке? Отлично. Распорядитесь насчет маскировки бронемашин, и ступайте за нами.
Не дожидаясь ответа, Лаврентий Павлович решительным шагом двинулся в сторону военного городка. Захаров, чуть улыбнувшись самыми краешками губ, пропустил вперед Крамарчука и пошел следом. На оставшегося за спиной майора он даже не оглянулся: стоило привыкать к новым правилам; к правилам, которым подчинялось самое близкое окружение всемогущего наркома…
* * *
— Ну, что ж, товарищи, давайте прощаться, — стоящий у трапа давешнего «Дугласа» Берия поочередно протянул руку генерал-майору Захарову и старшему лейтенанту Качанову.
— Хотя, знаете, «прощаться» какое-то плохое слово, нам ведь еще вместе работать, так что просто «до свидания». Матвей Васильевич, несколько позже я приглашу вас в Москву, и там мы обсудим судьбу Южного фронта более подробно. А вы, товарищ Качанов, — нарком улыбнулся, — готовьтесь сдать дела по батарее. Вас я забираю к себе, так что подбирайте грамотного преемника.
