Дикообразцев рассмеялся:

— Мой нежеланный гость! Вы сами как, считаете в сказанное правдой?

— Конечно!

— Вы лжете… — возразил Дикообразцев. — Ибо если все, что вы сказали, правда, тогда… чего же вы хотите от меня? Зачем вам я, союз со мною, сотрудничество, о котором вы просите?.. Коль правда все, что вы тут говорили, то правите всем миром вы. Вы — повелитель судеб, вы — властелин событий. А я… изгой, бол-, тун никчемный… О, нет, мой нежеланный гость! Все не так просто, как вам хотелось бы. Все дело в том, что этим миром никто не правит. Никто им не владеет… Но большинству людей, какие бы они ни были, слова любви понятнее, дороже и нужней всех ваших посулов пышной власти, золота, величия… Из золота ничто не прорастает. Любая власть покоится на страхе. А нежностью, заботой и любовью крестьяне выращивают урожай на голых скалах…

Из кресла выкрикнули:

— Какие, к черту, скалы?! Что за крестьяне? Опять вы чушь несете!

— Вот видите, нам не понять друг друга. Мы разного хотим. О чем же говорить? Что обсуждаем?

— Как вас спасти!

— Меня? Спасти? — Дикообразцев поднялся. — Меня спасать не надо. Меня спасет любовь. Она спасает всех…А вы не сможете. К тому же вы не этого хотите. Увы… Но я прощаю вас.

— Вы меня… прощаете? — в кресле как будто задохнулись перцем.

— Да.

— Нет! Не надо! Уж лучше прокляните!

Дикообразцев вздохнул:

— Я не умею проклинать. И вам все ваши дела прощаю. Вы их не от большого ума творили. Но от больной души.

— Что? Что-о-о?!

— Простите, мне пора… Вы, если угодно, оставайтесь, отдыхайте здесь. Вот только вино не пейте. Оно отравлено…

И Александр Александрович пошел из комнаты.

В прихожей он обернулся.

Кресло у окна тускнело бликами на подлокотниках. Никто в нем не сидел…

А в то самое время, когда Дикообразцев покидал расплывшийся в темноте люкс, в каком-нибудь километре от гостиницы, в здании музыкальной школы № 1, происходили события весьма и весьма необычные.

Прежде всего надо заметить, что изначально здание это строилось для райкома правившей партии. Но когда оно уже было готово с радостью и удовольствием принять своих всемогущих хозяев, главный в этом райкоме предусмотрительно понял, что убежденным партийцем сам он никогда не был.

Наоборот! Ему стало ясно, что его ум, честь и совесть с малолетства были устремлены к демократическим идеалам. Именно потому он в детском саду поступал не как все остальные. То есть писал мимо горшка. Вопреки принятому очередным пленумом мудрого ЦК постановлению.

Так вот, осознав, что с младых ногтей, с октябрят-ского возраста он мечтал о реформах, способных создать общество с человеческим лицом, что двадцать два года партийной работы был в душе оппозиционером, наш герой взял да и подписал бумагу, согласно которой новенькое здание, возведенное в центре города и очень напоминавшее тюрьму, было отдано не райкому, а музыкальной школе.

После этого бывший главный райкомовец получил срочную и чрезвычайно правительственную депешу, в которой ему объясняли, с лицом какого именно человека нужнее всего нашим людям общество.

Врожденный демократ согласился с депешею на сто двадцать процентов. И не колеблясь решил, что для него наступила пора больших перемен.

Пора-де сменить место жительства, работу, жену и прочих тещ с кумовьями. И сменил. На столичных, естественно.

А воздух московский подействовал на него столь ободряюще, и проницательный экс-партиец так выбился в люди, что вбить обратно его не смогли никакие колебания курса.

Как бы там ни было, но в здании райкома, отданном музыкальной школе, в интересующий нас день проихо-дило то, что организаторы называли актерским представлением «Снимается кино!».

Здесь съемочные группы самых различных кинокомпаний и студий проводили пробы претендентов на главные и второстепенные роли для своих кинофильмов.

Заметим, что съемочных групп оказалось так много, что заняли они буквально все кабинеты и даже подсобки огромного дома. Не говоря уже о холлах, фойе, гардеробе изалах. Причем, участвовать в пробах могли не только профессиональные или самодеятельные актеры, но и все, кому было угодно. Все. У входа в здание поместили широченный щит, на котором все аккуратненько расписали: в каком помещении, кто и для какой картины проводит пробы.

Читаешь, выбираешь, решаешь, идешь, играешь.

…Лучшую площадку заполучила, разумеется, съемочная группа «ВАМП» одноименного промышленно-торгового объединения. И это вполне понятно, поскольку объединение, поставлявшее в районы Дальнего Севера рукавишно-кальсонную продукцию одноразового пользования, денег своей съемочной группе никогда не жалело.

Поэтому директор группы и бровью не повел, арендуя для проб актовый зал музыкальной школы.

Целью проб «ВАМГТа» было подобрать девушек для массовой сцены в рекламном клипе на песню «Лихой начес».

Режиссеру клипа, Карамурзяну, человеку южному, темпераментному, требовалось 126 девушек, юных и очаровательных, которые бы под текст «Даже в лютый мороз меня согреет мой начес» бегали бы по заснеженной тундре в нижнем мужском белье пятьдесят четвертого размера.

Кальсоны и рубашки должны были быть именно и только пятьдесят четвертого размера. А девушки — хрупкими и очаровательными. Никакими другими.

Ну а то, что белье этого размера, сами понимаете как, смотрелось на таких девушках, и составляло главную режиссерскую находку и его же гениальную задумку.

Нравятся или нет вам карамурзянские находка и задумка, дело ваше. Но отбоя от желающих сняться в клипе не было.

Во-первых, потому, что клип есть клип. Он сделает звездой кого угодно, а во-вторых, «ВАМП» платил за съемки такие деньги, что сниматься у него рвались и самые именитые актеры.

То есть, весь тот день актовый зал музыкальной школы заполняли юные и менее юные представительницы прекрасного пола, легко и охотно сбрасьшавшие с себя все подчистую и облачавшиеся в кальсоны и кальсонные рубашки. Затем переодетых девушек партиями выводили на сцену, где на самом настоящем снегу переминались замерзшие и самые настоящие олени, показывали девушкам, не оленям, какие телодвижения следует выполнять под музыку. Репетировали. Подавали сигнал ансамблю, который живьем, не под фонограмму, исполнял нужный куплет.

А Карамурзян смотрел и выбирал…

Сколько слез было пролито, а карвалола выпито в тот день в актовом зале! Теми, кого темпераментный режиссер, обозвав «неповоротливым кенгуру», отвергал непреклонно и категорически.

Четыре несостоявшиеся клип-звезды обещали повеситься.

— Вешайся! — кричал каждой из них Карамурзян. — Мне твой будущий муж спасибо скажет!

Семь «зарезанных» грозили подать в суд.

— Подавай! — не боялся режиссер. — Любой су меня оправдает, увидев тебя в кальсонах! Ты в них знаешь, на кого похожа? Не скажу, чтобы моему языку не было стыдно!

Но больше всех оказалась разочарованной заслужен ная артистка Прибайкальского округа, которая порвал целых три комплекта белья, пытаясь его натянуть, н так натянуть на себя и не сумела.

— Почему такие маленькие размеры? Нормальных, что ли, нету? — возмущалась она, широко размахива руками.

На нее Карамурзян кричать не стал. Он подошел к разгневанной актрисе вплотную и сказал:

— Стой здесь, никуда не уходи. Мы с тобой другой клип снимать будем. «Красная шапочка на льдине» называется.

И говорят, этот клип карамурзянчик действительно снял…

Забито претендентами было и фойе при входе в музыкальную школу, поскольку в помещении гардероба молодой, но подающий налево и направо надежды режиссер Шмайсер отбирал кандидаток для эротической комедии «Сифилис в 3-ем „Б“.

Сюжет этой веселой и жизнеутверждающей картины раскручивался вокруг судьбы молодой учительницы, куратора третьего класса, которая во время экскурсии в краеведческий музей заразила нескольких своих подопечных сифилисом. А от них коварная болезнь передалась и почти всем остальным классам, и завучу, и директору школы, и даже инспектору районе