— А вот она, — объявила Маргарет, переворачивая газетные листы. — На третьей странице. — Неожиданно даже для самой себя она хихикнула:

— Господи, совсем крошечная заметка.

— Рад, что тебя это позабавило, — ледяным тоном заметил Хауден. — Мне лично совсем не смешно.

— Извини, Джейми, — она старалась, чтобы в ее голосе звучало раскаяние, но удавалось это ей плохо. — Но, правда же, поневоле задумаешься — вот все вы, все правительство в полном составе, преисполнены такой решимости, и появляется какой-то один человечек…

— Тут я согласен с вами, миссис Хауден, — вполголоса обронил Брайан Ричардсон. — Какой-то башковитый адвокатишка совсем без порток нас оставил.

— Предупреждаю раз и навсегда, — яростно взорвался Джеймс Хауден. — Меня не интересует, кто кого побил!

— Не кричи, пожалуйста, Джейми, — упрекнула его Маргарет.

— Зато меня интересует, — возразил Ричардсон. — Посмотрим, что вы скажете в тот день, когда начнут считать голоса.

— Если вы не сочтете слишком чрезмерным с моей стороны, — не унимался премьер-министр, — не мог бы я попросить придерживаться одних только фактов?

— Ладно, давайте прикинем факты, — упрямо заявил Ричардсон. Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги. — Последний опрос Гэллапа[74], опубликованный сегодня утром, свидетельствует, что за последние две недели популярность правительства упала на семь процентов. А на вопрос “Хотите ли вы смены правительства?” шестьдесят два процента ответили “да”, тридцать один — “нет” и семь процентов затруднились ответить.

— Да сядь ты, Джейми, — попросила Маргарет. — И вы тоже, Брайан. Сейчас попрошу чаю. Хауден упал в кресло у камина.

— Сделайте милость, разожгите огонь, пожалуйста, — он указал на поленья, уже уложенные на каминной решетке.

Чиркнув спичкой, Ричардсон спрятал огонек в сложенных ковшиком ладонях и нагнулся к поленьям. Через мгновение по ним заплясали язычки пламени.

На другом конце комнаты Маргарет говорила по внутреннему телефону.

Понизив голос, Хауден признался:

— Я и не предполагал, что дела так плохи.

— Хуже некуда, сплошной мрак. Нас завалили письмами и телеграммами, и все против нас. — Ричардсон, тоже перейдя на полушепот, спросил:

— А как вы посмотрите, если мы отложим завтрашнее заявление?

— Об этом не может быть и речи.

— Предупреждаю, к выборам мы не готовы.

— Должны подготовиться, — заявил Хауден. — Придется рискнуть.

— И проиграть?

— Союзный акт жизненно необходим для спасения Канады. Когда мы все объясним людям, они сами это увидят.

— Ну да? — вкрадчиво переспросил Ричардсон. — А может, они Анри Дюваля увидят?

Хауден проглотил готовый уже сорваться с языка ответ. Вопрос в конце концов вполне логичен, подумал он. И заключавшееся в нем предположение могло оказаться реальным.

Утрата престижа из-за инцидента с Дювалем действительно могла привести к поражению правительства по проблеме союзного акта. Теперь он отчетливо понимал это — по безошибочным признакам, которые прежде оставались для него неясными.

“И все же, — размышлял он, — если это случится, то как странно, как нелепо будет сознавать, что такая ничтожная мелочь — судовой заяц — может изменить судьбу целой нации.

Но будет ли это странным? Или небывалым? Или даже нелепым? Возможно, на протяжении всех этих столетий именно проблемы отдельной человеческой личности потрясали мир, творили историю, двигали человечество к смутно брезжившему, но всегда недосягаемому свету…

А возможно, это путь к смирению нашей гордыни, — подумал он, — к познанию жизни…”

Однако практические вопросы были более неотложными. Он сказал Ричардсону:

— У нас есть веские причины не откладывать заявление. Нам нужен и дорог каждый день жизни в условиях союзного договора. От этого зависят наша оборона и выживание. Кроме того, если будем тянуть, утечка информации неизбежна. С политической точки зрения мы окажемся в еще худшем положении.

Ричардсон кивнул:

— Я предполагал, что вы это скажете. Только хотел удостовериться.

— Сейчас принесут чай, — объявила Маргарет, подходя к ним. — Вы ведь останетесь, Брайан?

— Благодарю вас, миссис Хауден. — Маргарет всегда нравилась Брайану Ричардсону. Он даже завидовал, что у Хаудена такая счастливая семейная жизнь, покою и уюту, которым она его одаривала.

— Думаю, никакой пользы уже не будет, — в раздумье проговорил премьер-министр. — если даже сейчас министерство по делам иммиграции даст этому Дювалю разрешение на въезд.

— Ни малейшей, — Ричардсон энергично замотал головой. — Кроме того, он уже здесь. Насколько я понимаю, чем бы ни закончилось завтра судебное слушание, депортировать на судно его нельзя.

Щепки в камине прогорели, и теперь березовые поленья взялись дружным пламенем. Через всю и без того теплую гостиную потянуло жаром.

Возможно, его мучительное свидание с Харви Уоррендером было ошибкой, думал Ричардсон. И уж конечно, оно состоялось слишком поздно, чтобы как-то помочь им в данном конкретном вопросе. Но хотя бы устранило тень, нависшую над будущим Джеймса Хаудена. Если у него вообще есть будущее, мелькнула у партийного организатора мрачная мысль.

Служанка внесла чайный сервиз и бесшумно исчезла. Маргарет разлила чай, и Брайан Ричардсон с опаской принял предложенную ему хрупкую чашку, отказавшись от кекса.

Маргарет осторожно сказала:

— А ты действительно должен ехать в Монреаль, Джейми?

Хауден провел рукой по лицу жестом, в котором сквозила усталость, — Чертовски не хотелось бы, конечно. В любое другое время я бы послал кого-нибудь вместо себя. Но сегодня уж придется самому.

Ричардсон взглянул на окна, шторы на которых так и оставались раздвинутыми. За ними было уже совсем темно, по-прежнему падал снег.

— Перед приходом я узнавал насчет погоды, — сообщил он. — Проблем с вашим рейсом не будет. Погода в Монреале ожидается ясная, в аэропорту будет ждать вертолет, чтобы доставить вас в город.

Джеймс Хауден молча кивнул.

Послышался легкий стук в дверь, и в гостиную вошла Милли Фридмэн. Ричардсон вскинул на нее удивленный взгляд, он и не знал, что Милли находилась в доме. Ничего необычного в этом, правда, не было, Ричардсону было известно, что они с Хауденом частенько работали в кабинете премьер-министра наверху.

— Извините меня, — Милли улыбнулась Ричардсону и Маргарет, потом обратилась к Хаудену:

— Белый дом на проводе, они спрашивают, можете ли вы поговорить с президентом.

— Иду, — ответил премьер-министр и поднялся из кресла.

Брайан Ричардсон поставил недопитую чашку.

— Мне тоже пора. Спасибо за чай, миссис Хауден. — Он церемонно раскланялся с Маргарет, на ходу, легонько коснулся руки Милли. Когда они вместе с Хауденом уже выходили из гостиной, до женщин донесся голос Ричардсона:

— Я буду в аэропорту и провожу вас, шеф.

— Не уходите, Милли, — предложила Маргарет. — Выпейте чаю.

— Спасибо. — Милли опустилась в кресло, где прежде сидел Ричардсон.

Занявшись сложными манипуляциями с серебряным заварочным чайником и кипятком, Маргарет заметила:

— У нас не дом, а сплошной кавардак. Больше нескольких минут кряду ничто не остается в покое.

— Кроме вас, — тихо проговорила Милли.

— А что мне еще остается, дорогая моя? — Маргарет налила Милли чаю и добавила себе свежей заварки. — Все идет мимо меня. Я как-то не научилась переживать из-за всех этих важных событий. Хотя, может быть, и стоило бы.

— Да зачем это вам, — возразила Милли. — Когда познакомишься поближе, все оказывается на удивление однообразным и скучным.

— Я так и думала, — Маргарет улыбнулась и подвинула поближе к Милли сахар и сливки. — Но от вас такого не ожидала. Всегда считала вас полной энтузиазма правой рукой Джейми.

Милли неожиданно для себя самой призналась:

— Энтузиазм выдыхается, а руки устают. Маргарет рассмеялась: