«Бейт-Асане… — запоздалым эхом повторил Мишка. Голос его звучал глухо. — Это рядом с поселением Эйяль?»

— «Правильно. В одном километре от Эйяля, чтоб он сгорел… а ты что — знаешь эти места? Бывал там?»

«Приходилось…» — Мишка оторвался от разглядывания плесени. Он подошел к арабу и бесцеремонно развернул его к себе. Резкое движение отозвалось невыносимой болью в ноге, и Зияд застонал. Пользуясь моментом, он опустил голову на мишкино плечо и вытер пот об его рубашку.

«Два… — мишкин голос прервался; он кашлянул, сглотнул и закричал, срываясь с фальцета на свистящий шепот. — Два года назад ты там тоже жил? Ну? Жил? Помнишь? Помнишь, как ваши подонки напали на Эйяль? Шахиды, да? Всех передушите, да? Может, ты тоже там был? Ну? Говори! Был?!» — Он сильно потряс Зияда.

«Не надо… — умоляюще протянул раненый. — Больно…» Еврей тряс его, как дерево, и нога отзывалась на каждое движение пронзительной болью, как выдираемый из земли живой древесный корень.

Продолжая выкрикивать что-то уже совсем нечленораздельное, Мишка протащил Зияда по комнате, бросил на стул, крепко схватил рукою подбородок — так что зиядов рот вывернулся в толстогубое страдальческое «О», наклонился лицо в лицо, сверля сумасшедшими глазами: «Говори, сволочь! Убью!»

«Что?.. — задыхаясь, выдавил Зияд. — Что?..» Ему стало страшно. Что от него хочет этот помешанный? Он вдруг понял, что хочет выйти отсюда как можно скорее… пусть даже к пограничникам… даже Шабак — и то лучше, чем эти два бешеных пса в заброшенном подвале. «Что?..» — повторил он в отчаянии.

Дикие глаза напротив моргнули, укрылись веками и вдруг как-то разом потеряли весь свой жуткий яростный запал. Мишка резко отпустил араба и снова отошел в угол, к плесенным иероглифам.

«Два года назад вы убили мою жену, — сказал он, медленно осиливая каждое слово по отдельности, будто учась говорить. Помолчал и совсем уже с трудом добавил: — И… ребенка… тоже.»

Зияд осторожно выдохнул. Конечно, он помнил. Два года тому назад ФАТХ совершил удачный рейд на поселение Эйяль. Группа из трех бойцов преодолела проволочный забор, захватила угловой дом с заложниками и геройски удерживала его несколько часов. Двое погибли в бою, как настоящие шахиды, но третий ушел, и армии так и не удалось найти его, ни сразу, ни потом. Кроме того, бойцы ФАТХа уничтожили четырех евреев, то есть результат был вдвое в их пользу, что случалось совсем нечасто. По деревне ходили слухи, что группу вел старый зиядов приятель Абу-Нацер, он же и уцелел. Если действительно так, то семь жизней у него есть, у Абу-Нацера. Как заколдованный — уж сколько раз его со всех сторон обкладывали, и стреляли, и взрывали… нет-нет, да и заденет где пулей или осколком — все тело в ранах, все лицо в шрамах; задеть-то задевает, а до смерти не бьет. Надежно хранит Всемилостивейший своего любимца. Дважды арестовывали, дважды в тюрьме сидел; другие аж по пятнадцать-двадцать лет попадают, а этого оба раза через пару месяцев выпустили… Вот и тогда ушел… если это он был, конечно.

Он-то ушел, а вот деревню зиядову после этого армия целый месяц трясла. Обложили со всех сторон, комендантский час назначили, обыски из дома в дом, носа из окна не высунуть. А они-то тут при чем? Они, что ли, нападали? Ну и что ж с того, что один из убитых шахидов оказался родом из Бейт-Асане? Вот его и наказывайте, а остальных-то зачем?.. Ан нет, так и просидели целый месяц, как в осаде, хорошо хоть продуктами успели заранее запастись. Но все когда-нибудь кончается, вот и месяц этот кончился. А потом и вся эта история стала забываться понемногу. Короткая у евреев память. Сначала, правда, мужчин из Бейт-Асане перестали в Эйяль на заработки пускать. Но через полгодика и с этим образовалось. Будто и не было ничего. Думал ли Зияд, что всплывет это именно теперь, через два года, именно здесь, в этом заплесневелом подвале, всплывет, как распухший утопленник — вроде тех, что здешнее недоброе море выбрасывает на беспечные тель-авивские пляжи? А вот ведь всплыло, да еще как… А ну как этот сумасшедший и в самом деле решит, что Зияд тут как-то замешан?

«Это не я, — сказал он в сутулую мишкину спину. — Я тогда, как все… месяц… безвылазно… это не я.»

«Не ты? — все так же глухо, не поворачиваясь, ответил еврей. — Не ты… тогда кто же? С кого теперь спрашивать, а?»

Зияд напрягся, ища правильный ответ. Похоже, этот псих и в самом деле собирается мстить, так что надо быть осторожным… И вдруг замечательный план сам, одним махом, выстроился в его внезапно проясневшей голове.

«Я знаю — кто.»

«Что? Что ты сказал?» — Мишка обернулся.

— «Я знаю — кто. Если ты хочешь мстить, то сам Бог послал меня к тебе.»

— «Ну? Ну говори же… что ты наливаешь по чайной ложке? Кто?»

«Э, нет… — Зияд хитро прищурился. — Я тебе сейчас расскажу, а ты меня тут же солдатам и сдашь. Нет… услуга за услугу.»

— «Какую же ты услугу от меня хочешь, тварь?»

— «С тварью ты это зря. Мы с тобою теперь одной веревкой повязаны. Смотри — даже если я тебе имя его скажу — что ты с ним делать станешь? Где найдешь? Его армия и Шабак уже сколько лет ловят, поймать не могут. А я тебя к нему прямо приведу, клянусь глазами матери! Только выведи меня отсюда в Бейт-Асане, и все. Ты мне — жизнь, я тебе — Абу-Нацера…»

— «Абу-Нацера?»

— «Вот видишь, я тебе уже и имя его сказал. Видишь, я тебе доверяю, потому что ты мужчина и хочешь отомстить… Что скажешь?»

Он даже зажмурился, ожидая ответа. Мишка молчал, и Зияд изо всех сил взмолился Всемилостивейшему Аллаху, чтобы помог обмануть глупого еврея.

— «Как же я довезу тебя до твоей деревни?»

Сердце Зияда радостно прыгнуло. Рыба была на крючке! Теперь главное — не спугнуть.

«Ну, это не так уж и сложно. Нам бы только добраться до оптового рынка, а там уже… Погоди, погоди… — Зияд озабоченно потер лоб. — А удостоверение у тебя есть?»

— «Зачем тебе мое удостоверение?»

«Ну как… а если документы спросят? До рынка путь хоть не длинный, но извилистый. Да и я уж больно на раненого араба смахиваю…» — он заговорщицки подмигнул и рассмеялся лукавым двусмысленным смешком.

Мишка с отвращением смотрел на его лицо, сморщенное хитрой улыбкой лжеца и двурушника, на низкий лоб, за которым жили только наивные враки, тупые деревенские предрассудки и тройка-другая с детства затверженных банальных поговорок, на мощные всеядные челюсти, челюсти буйвола и гиены. Мишка видел его насквозь, и зрелище это вызывало омерзение. Что ж… подобное к подобному, — подумал он, отворачиваясь. Главное — не ошибиться в выборе дороги, а уж кто именно будет твоим проводником — Вергилий или этот деревенский Яго… — какая, собственно, разница? Хотя Вергилий все-таки поприятнее, правда, Михал Саныч? Э-эй!.. ау!.. Что ж вы молчите, как поднятая целина в одноименном романе? Ку-ку!.. Михал Саныч, вы где?

— Да здесь я, здесь… чего разорался? Если ты думаешь, что я тебя из этого дела вытаскивать буду, то ошибаешься, милейший. Похоже, это и впрямь пришли за тобою. Так что давай, дружок, постарайся, притворись мужчиной хотя бы на этот раз. Если уж тогда не смог…

Что ж, как скажете, Михал Саныч, наше дело маленькое… притворяться, так притворяться.

Мишка полез в карман, достал потрепанное удостоверение личности и сунул его под нос Зияду.

«Сойдет?»

— «Сойдет, конечно сойдет… теперь-то нам что… теперь-то мы до рынка доберемся… На чем поедем, на такси?»

— «Нет, в такси нельзя. Квазимодо не пустят. Я тебя без всякого такси отвезу. Есть у меня тут одно транспортное средство на примете.»

— «Квазимодо?.. Ты что, собаку с собой брать хочешь? Нет, так не пойдет. Зачем нам собака? Оставь ее здесь. Как мы ее…»

— «А ну, заткнись, гнида! — Мишка снова стоял вплотную со стулом, шипел, низко наклонившись к зиядову лицу. — Слушай меня внимательно, ты, дерьмовый воин дерьмового Аллаха… Я знаю, что ты врешь, понял? Знаю. Я иду с тобою не потому, что твоим наивным вракам поверил, а потому что мне самому туда надо, понял? Надо, но не настолько, чтобы…»