— Причем здесь «Эпос»? — непослушными губами выговорил Марк.

— Сколько в нем книг?

— Ну… одиннадцать…

— Я полагаю, что их двенадцать, — с нажимом сказал Чарт. — При всем уважении к вам замечу: вы кое-что проглядели. «Эпос» — не только поэмы, это техническая инструкция, и к ней недостает только ключа!

Подумав, Марк ответил:

— Боюсь, что не совсем вас понял.

— Алхимия! — воскликнул Чарт. — Вы знакомы с магическими и алхимическими инструкциями, написанными на Земле полторы тысячи лет назад?

Вопрос этот, конечно, подразумевал утверждение: мол, знаком. Марк чистосердечно признался, что он не читал ничего подобного.

— Пришлось в них заглянуть, когда меня последний раз подрядили на европейском континенте, — пояснил Чарт, придвигая кружку к кувшину. Он говорил и двигался лениво, с небрежностью человека, обладающего высшим знанием. — Эти штуки писали на закодированном языке, используя согласованные образы: драконы, астрологические символы и прочие тайные обозначения. В расчете, что посвященный прочтет все относительно легко. А несведущий просто запутается. Честно говоря, меня удивляет, что вы не знакомы с этой литературой. Из известного мне, ничто, кроме алхимических инструкций, даже издали не походит на ваш перевод «Эпоса Мутины».

— Но у вас ужасный вариант перевода! Да, я гордился им несколько лет назад, но теперь понял, какие в нем изъяны.

— Можете их устранить? — требовательно спросил Чарт.

— Ну… — Марк облизал пересохшие губы. — Некоторые смогу.

— Очень хорошо. Без сомнения, вы заметили, что этот корабль оснащен самым совершенным компьютером, последней тубалкейнской моделью, с мощностью примерно в шестнадцать тысяч мегабайт. Гораздо больше, чем нужно для работы Врат. Сейчас у меня есть две версии «Эпоса Мутины»: ваш перевод и факсимильный текст, подготовленный вами для издания; они сравнивались со всеми алхимическими инструкциями, которые мне удалось обнаружить. Есть очень высокий уровень соответствия между тончайшими характерными чертами и стилем. Могу вас уверить, что так называемые «великие ученые» этой планеты были заражены эстетизмом. Иными словами, это были художники.

— Странное дело, — отозвался Марк через секунду. — Как раз перед тем, как Мораг нашла меня, я думал, что вы ближе к ианским Постановщикам, чем любой другой человек.

Чарт поднял брови, но ответил без ложной скромности:

— Оч-чень интересно… Это сходство не ускользнуло от меня. Даже изучая ваш перевод — хоть вы его и принижаете, — я ощутил некий интеллектуальный контакт.

— Но послушайте — эта мысль, что «Эпос» на деле есть техническая инструкция… Конечно, интересная гипотеза. Но какие у вас доказательства?

Чарт передернул плечами.

— Думаю, об этом надо спросить у корабля. Он только что проанализировал мою беседу с Кейдадом, Ветчо и Гойделом. Но прежде — еще один вопрос. Верно ли я полагаю, что для переговоров с землянами ианцы выбирают самых консервативных своих сородичей? Я предложил проанализировать эту версию компьютеру.

— О, несомненно! Из разговоров я понял, что их общество устроено наподобие башни, наподобие Маллом Ват; оно гибкое — как раз настолько, чтобы выдерживать бури, не сопротивляясь им. И вершина башни, та часть, которая раскачивается сильнее всего, должна быть более совершенной.

— Понимаю… — Чарт задумчиво потер подбородок. — Маллом Ват, если я верно помню, одно из древних чудес, из тех, что нам трудно воспроизвести?

— Правильно! — Теперь разговор стал затягивать Марка; он подался вперед, уперся локтями в колени. — Она еще удивительней, чем Мандала Мутины: одинокая овальная колонна посреди океана Сканда, сто тридцать метров над водой, двадцать под водой, и пятнадцать уходят в скальное основание. Вы слышали, наверное, что инженеры-исследователи первой экспедиции прикидывали, как ее воспроизвести, и не поняли, каким образом удалось установить ее вертикально. А кроме того, материал этой башни — что-то вроде фарфора — не выдержал бы удара.

— Наслышан, — сказал Чарт. — Но ведь в этой штуке нет смысла? Я имею в виду, такого смысла, как в Мандале Мутины.

— Ну, при сильном ветре она поет, как любая открытая труба. Но и только. — Марк взглянул на Мораг и нерешительно промолвил: — Между прочим, когда мы встретились, я не сразу вас узнал.

Она улыбнулась, но глаза остались мрачными.

— Теперь я вспомнил. Не вы ли первой испытали на себе Вспышку Мутины изнутри Мандалы?

Она сжала свою кружку так, что костяшки пальцев побелели. После напряженной паузы ответила нервно:

— Да, я. Разве я до сих пор в одиночестве?

— Я тоже это испытал, — сказал Марк.

— Вот как! И…

— Чуть не умер, — пробормотал он, глядя в кружку. — Потом обещал себе постепенно готовиться к повторению. Не вышло. Я даже долгое время не приближался к Мандале.

— Уж эта Вспышка… — отозвался Чарт. — Понятное дело, Мораг мне о ней рассказывала. Самый загадочный фокус древних памятников. Как по-вашему, что это?

— Я знаю только то, что сказано в «Эпосе».

— Да-да. — Чарт вздохнул. — Он гласит, что Вспышка есть полная информация об искусстве Постановщиков, хранимая в кристаллических друзах. Своего рода запись, которую солнце будет воспроизводить ежедневно и до конца мира. Вы верите этому?

— Наверное, верю. Только не убежден, что земляне когда-нибудь смогут прочесть сообщение. Я подозреваю, что для восприятия нужен нервный узел ианцев — тот, который включается под действием наркотика шейашрим.

— Но ведь ианцы не обращают внимания на памятники старины, — вмешалась Мораг. — Это верно?

— Верно, — ответил Марк. — Понимаете, дети иногда ходят посмотреть, но взрослые обычно игнорируют. Даже когда отправляются в дальний город, где никогда не были, не сделают крюка и в пять километров, чтобы взглянуть на памятник.

Март спросил:

— Вы действительно полагаете, что люди не могут воспринять послание Мутины, поскольку им недостает нервного узла вроде ианского? А не думаете ли вы, что причина заключена в Кольце, поскольку его пыль искажает солнечный спектр?

Марк долго молча смотрел на Чарта и наконец пробормотал:

— Я об этом не подумал. Интересная мысль! Ее можно проверить?

— Конечно. Я уже проверяю. Точнее, я начну получать результаты завтра после полудня. Раз уж ианцы не дают себе труда посещать памятники, то, наверное, не станут возражать, если я поставлю в Мандалу датчик моего компьютера. Задача простая: компьютер будет фиксировать Вспышку день за днем, отыскивая максимумы — сигнал, скрытый за шумами — и отфильтровывая помехи. Со временем, если повезет, я смогу воссоздать Мандалу здесь, в корабле, и использовать искусственный солнечный спектр, чтобы «разыграть» послание.

— Невероятно! — вскрикнул Марк.

— Одобряете?

— Одобряю?! — Марк чуть ли не подпрыгивал от волнения. — Будет чудесно, если получится! Так вот что вы имели в виду, когда говорили о двенадцатой книге «Эпоса»!

Чарт ухмыльнулся, оскалив зубы. В этот момент он походил на скелет.

— Конечно же. Это сама Мандала, которая сто веков торчит у всех под носом.

— Кодовый справочник для посвященных, — добавила Мораг. — Тот самый ключ.

— Это вы подали Чарту идею? — спросил Марк.

— Думаю, я его подтолкнула. Но главное — в нем самом, в его удивительном воображении. Вы знакомы с работами Чарта? Он нерешительно ответил:

— Не особенно. Кроме Хайракса…

— Снова-здорово! — фыркнул Чарт. — Как будто освобождение кучки крепостных — единственная заслуга в моей жизни! Я полагаю это унизительным, почти позорным! К примеру, совсем недавно ваш доктор Лем осудил мою работу на Хайраксе — я сказал ему все, что думаю, и убежден, что он пропустил мои слова мимо ушей. А вот вы послушайте, молодой человек… Вы — поэт. Если вы не сможете понять мою философию и мои методы, то кто тогда сможет?

Марк слушал, как во сне. Не мог поверить, что он действительно здесь, на корабле Грегори Чарта — слушает лекцию великого человека об искусстве. А Чарт внезапно ожил. Огонь, скрытый в глазах, вырвался наружу, словно костерок на поляне запалил целый лес.