Эйнсли снова приложил ухо к радиотелефону.

— Да, Пабло, слушаю тебя. — Он принялся быстро делать записи в блокнот. — Есть!.. Понял тебя… Да, сходится… Этот тоже… И этот… Ага! Ну-ка повтори еще раз… Так, записано… И это все?.. Спасибо тебе, Пабло.

Закончив разговор, он сообщил остальным:

— Все это оружие зарегистрировано на имя Мэддокс-Даваналя, как и триста пятьдесят седьмой «Магнум» системы «Смит и Вессон», которого здесь нет.

Все четверо немного помолчали, обдумывая смысл сказанного.

— Скажите мне, парни, — заговорил первым Гарсия, — неужели у меня одного возникло подозрение, что если хозяина убили из пропавшего пистолета, то убийцу скорее всего нужно искать среди обитателей дома?

— Правдоподобная версия, — согласился Хорхе. — Хотя и посторонний, который оставил следы в патио и взломал балконную дверь, тоже мог завладеть пистолетом и уже потом спрятаться за шторой.

— Откуда постороннему знать, где хозяин хранит оружие или ключ от оружейного шкафа? — возразил Гарсия.

— Это могло быть известно всем приятелям Мэддокса, — сказал Эйнсли. — Любители оружия — большие хвастуны. Их хлебом не корми, дай свои пушки кому-нибудь показать. Есть еще одно обстоятельство. Хулио говорит, что в «Глоке» полная обойма, а значит, и «Магнум» мог быть заряжен.

— И готов к стрельбе, — подытожил Гарсия.

— Не горячись, Хосе, — сказал Эйнсли. — Я не исключаю твоей версии, но мы не должны на ней зацикливаться.

— Вот что нам нужно прежде всего, послушайте, — вмешался Верона. — В этой комнате мы сняли множество отпечатков пальцев. Теперь пусть каждый, кто живет в доме и хотя бы иногда заходит сюда, даст нам снять свои пальчики.

— Я берусь это организовать, — вызвался Хорхе Родригес.

— Не забудь Холдсворта, — сказал Эйнсли, — да и миссис Даваналь тоже.

В тот вечер и на следующее утро «Кровавое убийство в доме супербогачей Даваналей», как окрестили это дело репортеры, оставалось главной темой выпусков новостей по радио и телевидению не только во Флориде, но и по всей стране. Большинство газет вышли с перепечаткой текста интервью Фелиции Мэддокс-Даваналь, которое она дала накануне собственному телеканалу WBEQ по поводу «зверского убийства» своего супруга. Как вы думаете, спросили ее, у полиции уже есть на примете подозреваемые? «Не знаю, кто у них там на примете, — ответила она, — но, по-моему, они в полной растерянности». Она сообщала затем, что семьей будет назначено вознаграждение за любую информацию, которая поможет арестовать и отдать под суд убийцу Байрона Мэддокс-Даваналя. «Деньги на это выделит мой отец, — заявила она, — как только оправится от шока, в который повергло его это известие, и вернемся из Италии».

Однако миланский репортер «Ассошиэйтед пресс», который безуспешно попытался взять у Теодора Даваналя интервью на следующий день после убийства его зятя, сообщил, что Теодора и Юджинию видели за обедом с друзьями в шикарном ресторане «Гуалтьеро Маркези», где оба много и от души хохотали.

Тем временем в особняке на авеню Брикелл следствие шло своим чередом. Утром второго дня Малколм Эйнсли, Хорхе Родригес и Хосе Гарсия снова встретились в кабинете-спортзале, принадлежавшем покойному.

Хорхе доложил, что две горничные и привратник согласились дать свои отпечатки пальцев добровольно.

— А вот миссис Даваналь решительно отказалась. Сказала, что не позволит так унижать себя в собственном доме. И дворецкий, этот Холдсворт, туда же.

— Что ж, дело хозяйское, — криво усмехнулся Эйнсли. — Хотя мне бы очень хотелось иметь отпечатки Холдсворта.

— Я могу попытаться срисовать его пальчики так, что он и не заметит, — вызвался Хорхе. Детективы нередко снимали отпечатки пальцев скрытно, хотя начальством это не поощрялось.

— Нет, в таком доме это чревато, — сказал Эйнсли и затем обратился к Гарсия: — А что в том старом английском деле на Холдсворта… Там упомянуто, что решил суд?

— Он признал свою вину, суд дал ему условный срок.

— Тогда у них непременно должны быть его отпечатки.

— Это через тридцать три года? — с сомнением покачал головой Гарсия.

— Британцы — народ скрупулезный; наверняка они их сохранили. Так что позвони еще раз своему человеку в службу иммиграции и пусть организуют пересылку отпечатков сюда через компьютер, да быстро.

— Хорошо, сейчас будет сделано, — достав свою рацию, Гарсия отошел в дальний угол комнаты.

— Будем надеяться, хоть это принесет вам удачу, — вступил в разговор Хулио Верона, приехавший несколько минут назад. — Отпечатки на будильнике ничего не дают. Ничего схожего ни у нас в досье, ни у ФБР. Да, между прочим, доктор Санчес хотела бы видеть одного из вас у себя в морге.

В ответ на вопрошающий взгляд Хорхе Эйнсли сказал:

— Мы вместе отправимся туда.

— Он странно умер, этот Мэддокс-Даваналь. Что-то здесь не то, — сказала доктор Сандра Санчес, сидевшая за рабочим столом в своем офисе на втором этаже здания морга округа Дейд на Десятой Северо-Западной авеню. Стол был завален папками и бумагами. Судебный медик Санчес держала перед собой несколько листков, исписанных ее убористым почерком.

— Что именно вам кажется странным, доктор? — поинтересовался Хорхе.

После некоторого раздумья она ответила:

— Смерть не укладывается в те версии, которые вы при мне обсуждали. Это не мое дело, конечно. Я ведь только должна установить для вас причину наступления смерти…

— Бросьте скромничать, Сандра, ваш вклад значительно весомее, мы все признаем это, — перебил Эйнсли.

— Спасибо, Малколм, ободрил. Ну так вот, речь о траектории пули. Ее трудно установить в точности, поскольку изрядная часть черепа была снесена. Однако после изучения его остатков под рентгеном могу утверждать, что пуля вошла под углом в правую щеку, пронзила глаз, затем мозг и вышла чуть повыше лобной кости.

— По-моему, маршрут вполне смертоносный, — заметил Хорхе. — Так в чем же здесь неувязка?

— В том, что застрелить человека подобным образом можно только в упор. Ствол пистолета при выстреле должен был по сути упираться ему в лицо.

— Наверное, все произошло так быстро, что жертва даже не поняла, что случилось, — предположил Хорхе.

— Может, и так, но в это трудно поверить. Перед нами встают в таком случае два вопроса. Во-первых, зачем стрелявший пошел на бессмысленный риск и приблизился к такому физически сильному противнику, как Мэддокс? Во-вторых, как бы быстро ни действовал убийца, Мэддокс чисто инстинктивно должен был оказать сопротивление, но никаких следов борьбы вы не обнаружили. Верно?

— Верно. Ты же сам мне указал на это, Хорхе, — напомнил Малколм Эйнсли. — Но только это еще не все, что вы хотели сказать, Сандра. Договаривайте.

— У меня, собственно, остался к вам один простой вопрос. Вы рассматривали версию самоубийства? Эйнсли помолчал, потом ответил медленно:

— Нет, не рассматривали.

— А какие для этого основания? — пылко встрял Хорхе. — Имеются отчетливые следы внешнего вторжения. Балконная дверь была взломана, снаружи оставлены следы, а главное — нет орудия преступления. При самоубийстве пистолет нашли бы сразу.

— Знаете, молодой человек, у меня со слухом все в порядке, — не менее пылко отозвалась Сандра Санчес. — Я, как уже было сказано, работала здесь рядом с вами более часа и слышала эти аргументы.

— Извините, доктор, — Хорхе слегка покраснел. — Я обдумаю ваш вопрос. Но ведь есть одна очевидная вещь… Когда человек стреляет в себя, на руке всегда остаются частички сгоревшего пороха. Вы их обнаружили?

— Нет, хотя я осмотрела обе руки перед вскрытием трупа, — ответила Санчес. — Впрочем, достаточно хотя бы небольшого знакомства с огнестрельным оружием, чтобы затереть или смыть пороховые ожоги. И отсюда еще один вопрос к вам, Малколм. Не думаете ли вы, что все эти улики могли быть сфабрикованы?

— Это действительно не исключено, — признал Эйнсли. — С вашей подачи мы рассмотрим это дело под иным углом зрения.