Если первым словом, которое произносили в Стране младенцы мужского пола, было, чаще всего, “мама”, то первой связной фразой становилось, несомненно, решительное: “Я вам не фраер какой-нибудь!” Подавляющее большинство странников дружно предпочитало лучше умереть на коленях, чем жить фраером.
Самые талантливые и умелые прижопники выходили в генералы. Но не следует полагать, что область применения прижопа ограничивалась одной лишь армией. В конце концов, через ее батальоны и офисы проходили почти все жители Страны. Поэтому тонкое искусство прижопа выплескивалось за заборы военных баз, обтекало караульные будки и привольно разливалось на просторах гражданской жизни, проникая в самые дальние уголки и норки. Неудивительно, что, выйдя в отставку, хитро-прижопые генералы с легкостью находили себя в области прижопой политики, прижопой экономики и прижопых средств массовой информации.
Все это было бы не страшно в обычное время и в обычном месте, но только не здесь и не сейчас. Так уж получилось, что Страна уже много лет находилась в состоянии перманентной войны, а война всегда требует принятия решений, причем решений быстрых. Но кто же, скажите на милость, может проявить решительность в обстановке торжествующего прижопа? Вот тут-то и вступала в силу вторая составляющая местного армейского менталитета: партизанская удаль.
Дело в том, что сам по себе прижоп удушающе скучен и категорически противопоказан нетерпеливым темпераментным натурам, коими, по стечению обстоятельств, являлось большинство жителей Страны. Время от времени какой-нибудь из закоренелых прижопников вскакивал со своего надежного места, возмущенно плевал на запреты и распоряжения и, закусив удила, пускался во все тяжкие. Это всегда заканчивалось плохо для него лично: за поражение клеймили позором, честь победы присваивали себе старшие прижопники, но человек хотя бы отводил душу, а заодно спасал положение. Пока что, к счастью для Страны, в самые решительные моменты всегда находилось достаточное количество таких безумцев.
Один из них, в прошлом генерал и спаситель отечества, как раз занимал во время Аминой мобилизации пост премьер-министра. Уже одно это говорило о немалых масштабах его прижопых способностей. Но действительная уникальность данного прижопника заключалась еще и в том, что, неоднократно впадая на протяжении своей длинной карьеры в вышеописанное состояние амока и получая за это впоследствии по первое число, он каждый раз ухитрялся вернуться — если не на прежнее место, то хотя бы двумя рангами ниже — и начать все сначала. Теперь он был уже очень стар и давно не выходил за рамки классического прижопа, но опытные в таких делах граждане до сих пор недоверчиво покачивали головами и многозначительно перемигивались: мол, погодите, погодите… этот еще отчебучит, этот еще выкинет какой-нибудь неслабый фортель, вот увидите… черного кобеля не отмоешь добела…
Строительные навыки Ами Бергера в саперах не пригодились: бригада не строила, а большей частью разрушала, взрывала, разминировала, обеспечивала относительно безопасное продвижение танков и автоматчиков, пропахивая и разглаживая местность ножами бронированных бульдозеров. Зато на втором году службы Ами получил интересную специализацию.
В то время армия худо-бедно контролировала Полосу, а потому ракеты еще не стали главным полосячьим развлечением, да и полосование тоже пока не приобрело своих более поздних впечатляющих масштабов. Скука плохо действовала на несчастных полосят. Не зная, чем себя занять, бедняги с горя зарывались в песок. Возможно, они искали собственные таланты, которые когда-то, по утверждению раздававших пособие сотрудников ООН, были зарыты здесь в землю проклятыми оккупантами.
Копали наугад, по очереди, пока не завалит дежурного копателя. Заключали пари — кого завалит первым. К несчастью, погибший пропадал под слоем песка впустую, вместе с ценными теплыми внутренностями, а потому никак не мог быть использован для полосования. Это разочаровывало. Да и талантов почему-то не находилось. Поэтому мало-помалу рытье туннелей стало приедаться, и полостинцы наверняка совсем забросили бы это занятие, когда бы не произошло непредвиденное.
Один из туннелей волею судеб пошел не вглубь, в давящие объятия земли, как это происходило чаще всего, и не в сторону моря, к топящему соленому водовороту, что тоже случалось, хотя и реже, а куда-то вбок. Видимо, бригада роющих полосят обкурилась больше обычного и потеряла ориентацию. Затем, опять же случайно, туннель повернул вверх, и в один прекрасный момент, к полнейшему изумлению дежурного землекопа, лопата провалилась в пустоту, и в образовавшуюся дыру хлынул яркий дневной свет.
— Неужели прокопали насквозь?! — подумал ошеломленный землекоп-полосенок. — Выходит, да. Это что ж такое получается: Америка или Канада?
Он поморгал, приучая глаза к солнцу Западного полушария, и выбрался наружу — аккурат посередке вещевого рынка, забитого стандартным добром, коим забиты все вещевые рынки нынешнего глобализированного мира. Никто не обратил на него внимания: какое дело занятым торговлей людям до перемазанного песком и глиной человека? К удивлению полосенка, продавцы и покупатели говорили не на английском, а на чистом полостинском языке и одеты были преимущественно в светлые традиционные полосячьи рубахи.
— Нет, не Америка, — оценил землекоп. — Наверное, все же Канада. Неужели Торонто? Хотя нет, больше похоже на Лондон или Париж. Сильно же мы отклонились…
Подойдя к толстяку, продававшему китайские телефоны, он поинтересовался, куда, собственно, попал — в Торонто или в Англию?
— Э, друг, моя трава лучше, — ухмыльнулся толстяк. — Какое там Торонто? Мою курнешь — сразу на Марс улетаешь…
Тут только раскатавший губу землекоп обратил внимание на многочисленные детали, однозначно определяющие его местонахождение: надпись на дорожном указателе, вид денежных банкнот, форму сонного полицейского в шлепанцах на босу ногу. Туннель, начавшийся в полосячьей деревне Насриах, подныривал под границу с соседней страной, именуемой Бедипет и, благополучно миновав на глубине десяти метров тщательно охраняемый проволочный забор, снова возвращался к небу, хотя и столь же голубому, как в Полосе, но уже совсем не полосячьему, а вовсе даже бедипетскому. Бедипетская деревня, кстати, тоже называлась Насриах, и это обстоятельство дополнительно усугубляло горечь разочарования бедного полосенка.
Он уже собрался было вернуться в туннель, когда внимание его привлекли неслыханно низкие цены на сигареты. Сигареты тут были важны не сами по себе, а как показатель общего уровня цен: в Бедипте все стоило намного дешевле, чем в Полосе — и травка, и одежда, и бензин, и оружие! Неудивительно: ведь полосята жили на бесплатное ооновское пособие, а ничто так не взвинчивает цены, как бесплатная помощь.
Накупив сигарет на все случившиеся у него наличные деньги, полосенок-землекоп вернулся в полостинский Насриах. Через неделю-другую вся приграничная часть Полосы сосредоточилась на рытье туннелей, имевших теперь самое что ни на есть практическое назначение. В Полосу хлынула дешевая бедипетская контрабанда.
Ах, если бы дело ограничивалось только соляркой, сигаретами и электроникой! Увы, полостинское население, помимо чисто материальных, имело еще и постоянно растущие духовные запросы, для удовлетворения которых срочно требовалось огнестрельное оружие и большое количество патронов. Поначалу армия смотрела на это сквозь пальцы, но затем, когда по туннелям стали переправляться противотанковые ракеты, детали вертолетов, эсминцев, крейсеров и узлы реактора для получения оружейного плутония, призадумались даже самые закоренелые прижопники Генштаба. Было решено срочно создать специальное подразделение по обнаружению и ликвидации полосячьих туннельных нор. Туда-то и попал сержант саперной бригады Ами Бергер.
Подземная полостинская сеть поражала воображение. Со времен первооткрывателя из Насриаха, вошедшего в полосячий эпос под гордым прозвищем Абу-Колумм, технология проходки достигла настоящих высот. Теперь обвалов практически не случалось: уровень доходов позволял пригласить опытных метростроевцев из Средней Азии и с Украины, стенки поддерживались специальными креплениями, доставленными прямиком со строительства иранских подземных объектов, а по полу змеились новенькие блестящие рельсы.
