– Леня, – подойдя, попросила билетерша, – не кури здесь. Нас ругать будут.

– Извините… – Он затушил сигарету о подошву и вдруг, скривившись, мотнул головой и замычал, как от боли.

«Икарус» вез их назад сквозь вечернюю Москву. Шленский сидел закрыв глаза. В просвете между креслами, повернув откинутую на спинку сиденья голову, на него не отрываясь смотрела Кузнецова.

– Леночка, – сахарно заметила сидевшая через проход Стеценко, – осторожнее, миленькая, шейка затечет…

Кузнецова даже не посмотрела на говорившую, но Шленский вздрогнул. Потом повернулся, нашел ее глаза и улыбнулся.

Автобус ехал сквозь вечерние окраины, и они не отрываясь смотрели друг на друга.

– Погоди! Не рассказывай, я сейчас! – Аслан, умоляюще посмотрев на Деветьярова, мигом слетал к стойке бара и вернулся к столу с двумя стаканами и тарелкой бутербродов.

– Ну!

– Ну вот, – продолжил Деветьяров. – Врач и говорит ему: раздевайтесь. Ну, он штаны спускает, а там вот такое… – Размеры Андрей показал руками. – Врач говорит: ну ничего странного, вылечим. А мужик говорит: что вы, доктор, это я вам здоровое показал…

Аслан, взмахнув руками, бесшумно сложился пополам и пополз от смеха.

– А про Курочку Рябу знаешь? – спросил Деветьяров.

Аслан, заранее веселясь, приготовился слушать дальше. Но анекдота про курочку не последовало. К столику с чашечкой кофе и бутербродами подошла Ева Сергеевна.

– Не помешаю?

– Ну что вы, – сказал Деветьяров.

– Я поиграю пока, – сказал Аслан, выходя из-за стола.

– Как вам у нас? – спросила Ева Сергеевна.

– Нам у вас замечательно, – ответил Деветьяров.

– Питание, отдых…

– Все прекрасно, – сказал Деветьяров.

– Не устаете? – поинтересовалась она.

– Ну что вы, – улыбнулся он.

– А меня тревожит ваше состояние, – произнесла Ева Сергеевна. – Вы очень мало отдыхаете. Почти не спите. Ночами вас не бывает в номере…

Деветьяров перестал пить кофе.

– Это очень плохо, Андрей, – продолжила Ева Сергеевна. – Ведь вы взрослый человек, женатый… У вас ребенок, работа в театре. Нельзя так не щадить себя.

Она щелкнула зажигалкой и прикурила.

– Ева Сергеевна, – сказал наконец Деветьяров. – У меня такое ощущение, что вам от меня что-то нужно.

Ева Сергеевна покачала головой:

– Ну что вы, Андрей. Просто хочу помочь вам сориентироваться в ситуации.

– В какой ситуации? – поднял брови Деветьяров.

Но ответа не последовало. В бар в сопровождении Степана входил Роман Юрьевич.

– Привет миру искусств! – весело поприветствовал он. – Все за Жукову агитируешь?

– Ромочка, – по-семейному улыбнулась Ева Сергеевна, – Андрея не надо агитировать за Сашу: у них прекрасные отношения.

– Ну что же, – усаживаясь за их столик, осклабился Роман Юрьевич. – Молодой мужчина, красивая девушка… Учитель и ученица… Это так романтично.

Степан, принеся кофе, щелкнул зажигалкой. Роман Юрьевич, прикурив, жестом отправил его на все четыре стороны и повернулся к Деветьярову:

– Маэстро, вы не позволите мне поговорить с вашей дамой наедине?

– Это ваша дама, – вставая, светски улыбнулся Деветьяров и отошел к стойке бара.

– Андрюша, коньячку? – спросил бармен.

– И побольше, – ответил тот. На лице Деветьярова все еще стояла резиновая улыбка.

– Ага, ага, – сказал Шленский. – То, что надо.

Веснина, как первый раз в жизни, рассматривала свое отражение в зеркале. Позади стояли парикмахер и косметолог Катя.

– А если еще глаза – в сторону Востока? – предложил Шленский. – Чуть-чуть, а?

– Попробуем. – Катя, стоя за спиной у Весниной, двумя пальцами аккуратно растянула ей глаза к ушам. – Ого! Просто мадам Баттерфляй!

– Андрюша! – окликнул Шленский вошедшего Деветьярова. – Нравится девушка?

– Аск, – ответил Деветьяров.

– Ну, пошли, – сказал Шленский. – Мата Хари!

В холле с зеркальной стеной модельер Аркадий, смуглый человек, одетый, пожалуй, с излишним изяществом, готовил девушек к «строевому смотру». Войдя, Шленский сразу встретился глазами с обернувшейся от зеркала Кузнецовой – и они в открытую улыбнулись друг другу.

– Леонид Михайлович! – бросилась под защиту режиссера Оленька Шефер. – Скажите ему: мне плохо с оборками, это не мой стиль, совсем не мой…

– Не говори при мне этого слова! – закричал от зеркала Аркадий. – У тебя нет стиля! Твой стиль – тряпочки-рюшечки!

Шефер зарыдала, размазывая тушь по щекам. Веснина тут же бросилась к ней обниматься и утешать.

– Дура! – завопил Аркадий. – Я придумал тебе стиль! Постой, посмотри на себя внимательно. Черышева! Не смей делать выше!

– Почему вы прячете мои ноги! – возмутилась Черышева. – Вам не нравятся – не смотрите! Вот как надо! – И она подняла юбку еще на десяток сантиметров.

– И на панель, на панель! – заорал Аркадий.

– Спокойно, девушки! – попросил Шленский.

Рыжая Стеценко заржала. Модельер вспыхнул, и Шленский, указав на костюмы, тут же замял оплошность:

– Аркадий! Класс!

Аркадий поправил очки и скромно улыбнулся. Деветьяров, вытянув ноги, молча наблюдал из кресла процесс преобразования девушек.

– Аркадий, а если еще у´ же? – спросила Даля.

– Упадешь, – сказал Аркадий.

– Не упаду, – сказала Даля. – Смотрите. – И прошлась. – А?

– Саша! – позвал Деветьяров. – Можно тебя на секундочку?

– Момент! – Жукова поправила платье на небольшой, но эффектной груди и, поставленным шагом подойдя к Андрею, остановилась возле его кресла и неотразимо улыбнулась.

– Очень здорово, – сказал он и, протянув руку, по-хозяйски провел ею по спине и бедру девушки.

– Что такое? – напряглась Жукова.

– Прости, привычка, – ответил Деветьяров. – Скажи, Сашенька, ты каждый раз, когда мы с тобой трахались, об этом докладывала?

– Когда мы с тобой, то не каждый, – просто ответила Жукова.

– Ну, спасибо, – сказал Деветьяров.

– Всегда пожалуйста, – ответила Жукова и, резко повернувшись, пошла к зеркалу.

– Леонид Михайлович! Посмотрите.

Шленский обернулся.

– Хорошо? – спросила Кузнецова.

Шленский строго и внимательно осмотрел ее, но не выдержал собственной игры и улыбнулся:

– Очень.

Кузнецова, расправив платье, вдруг с визгом закружилась вокруг себя.

– Тихоня-то наша, – заметила Лаврушиной Стеценко, – совсем взбесилась.

– Елена, – официальным тоном осведомился Шленский, – Елена, в чем дело?

«Не ска-жу», – одними губами ответила она.

– Леня, Андрей! – В дверях стоял телохранитель. – Роман Юрьевич сказал: скорее переодеваться – и в автобус.

Шленский в недоумении посмотрел на Степана.

– Итальянец прилетел, – сказал Степан – как всегда, безо всякого выражения.

Автобус остановился у Хаммеровского центра. Они прошли мимо швейцара и остановились, рассматривая это великолепие.

– Ну, сеньориты, – голосом гида объявил Деветьяров, – приплыли. Наш общий итальянский папа живет здесь и мечтает увидеть своих дочурок. Напоминаю: «спасибо» по-итальянски «грациа», а «макароны» – «спагетти».

– А как по-итальянски: «Папа, возьми меня с собой»? – спросила Стеценко.

Двери лифта открылись. Шленский и Роман Юрьевич пошли по широкому коридору, глядя на номера апартаментов.

– Это главный спонсор, – на ходу инструктировал Роман Юрьевич. – Его зовут Никколо Берти, господин Берти. Говорить ничего не надо, надо стоять и кивать головой. Все давно согласовано.

– Что?

– Не бери в голову. Будет о чем спрашивать – не волнуйся, отвечай спокойно.

– Да я вообще спокойный, – сказал Шленский.

Роман Юрьевич кинул на него внимательный взгляд.

– Это пройдет, – заверил он.

Дверь открыла улыбающаяся женщина в больших очках.