– Cтою, бог свидетель! Земля наша, земля и родина и я – одно! Что ты тут рассказываешь? – Артэн быстро наклонился, ударил ладонью по земле, захватил горсть ее и потряс кулаком в воздухе.

– За этим перс идет? Да я не только тебя, рштуна, мамгуна, перса, князя твоего, – я и своего князя не признаю! В земле этой – вера моя и моя родина! Не отдам я ее, так и знай! В это верую, это исповедую!

Он повернулся к толпе своих земляков:

– Правильно, братья?

– Правильно, Артэн! Правильно!.. – отозвались те.

Пожилой горец сделал знак рукой, чтобы успокоить односельчан; когда все умолкли и обернулись к нему, он степенно заговорил:

– Раз ты это понял, дядюшка Артэа, то пойми и то, что мамгуны перед тобой или рштуны, лорхоры или арцруны – все равно кровь-то у нас одна, земля – одна, горе – одно; и враги у нас одни и те же… Вставайте! Кто г нами не пойдет – бабий платок тому на голову!

– Истинно! Идем все! – загремели ему в ответ горцы. Атом почувствовал, что пора вмешаться. Он быстро выступил за ворота и обратился к толпе:

– Кто любит землю родную, в ком жива честь – пусть присоединяются к нам! Идем выручать нахараров из оков Зрадашта! С многоголосым гулом толпа обступила его:

– Веди нас, князь! Идем с вами!

Конечно, Атом добивался, чтобы против персов выступил рштунийский полк, то есть воины Рштуника, а вевсе не народ его. Но он изменил свое первоначальное намерение, решив обеспечить себе прежде всего сочувствие крестьян.

Намерение заговорщиков натравить рштунийцев на пришельцев потерпело поражение. Зандаган с десятком всадников поскакал к полку Атома и привел его к замку. Лагерь разбили в лесу, окружавшем замок. Атом приказал Зохраку ни на час не отлучаться из лагеря и установить наблюдение за окрестностями и находиться в боевой готовности.

Атому казалось крайне подозрительным то, что удача была достигнута так безболезненно и легко. От его внимания не ускользнули многозначительные взгляды, которыми обменивались командир рштунийского полка и его сепухи. Ясно было, что они пришли к какому-то тайному соглашению. Поэтому Атом приказал и сепуху Давиду не спать этой ночью, выставить усиленную сторожевую охрану и строго остерегаться внезапного нападения.

Ночь казалась мирной, но сна обманчиво прикрывала и хлопоты хозяев по приему гостей, и замыслы Атома и Гедеона, и заговорщические перешептывания сепухов. Госпожа Эстер и княгиня Аршалуйс с помощью госпожи Дестрик и княгини Шушаник пытались уговорить Старшую госпожу прилечь отдохнуть. Но та не соглашалась лечь в постель, заявив, что в знак скорби ляжет на полу, нь снимая одежды.

Анаит и Астхик выбрали себе на ночь комнату, в которой некогда гостил Артак. Атом провел ночь в лагере.

В невзрачном строении, примыкавшем к замку и служившем помещением для стражи, собрались командир рштунийского полка сепух Зандаган, замковый священник тзр-Зангак, гонец нахарара и несколько сепухов и шепотом долго совещались о том, что им предпринять. Решено было открытого сопротивления не оказывать и разрешить взять из пслка отряд для присоединения к полку Атома. Когда же Атом удалится, а нахарар Рштуни прибудет в Зареванд, немедленно с помощью оставшихся отрядов захватить замок и выступить на соединение с нахараром.

Наутро выделенный отряд предстал перед Егишэ, который кратким словом напутствовал воинов:

– Выступаем против изменников святой веры и родины. Воин-армянин всегда так и поступал. Все вы будете самоотверженно сражаться, проливать кровь ради спасения родины. Теперь помолитесь!

Егишэ прочел краткую молитву, после которой отряд двинулся к лагерю и стал рядом с полком Атома. Гедеон приказал командиру полка принять командование над выступающим отрядом. Тит замялся – на тайном совещании было решено, что он должен остаться в замке. Но Гедеон не признавал возражений:

– Командующий возглавляет отряд и выступает с ним, чтобы принять участие в войне за родину! – заявил он.

Затем он взял знамя, приказал Анаит и Астхик стать рядом с княгиней Шушаник и, приложив свободную руку к груди, склонил голову перед Атомом и произнес:

– Теперь повелевай, князь!

Послышались рыдания госпожи Эстер и Аршалуйс.

– Ну-ну!.. – прикрикнул на них Гедеон. – На войне за родину слез не лоют! Прекратите сейчас же, не то…

– Разреши им, сепух, – слезы облегчают сердце, – заступился Егишэ.

– Неверно, святой отец! – разгневался на него Гедеон – Не должно быть никакого облегчения теперь!

Обе госпожи, Эстер и Аршалуйс, с полными слез глазами, приблизившись к Старшей госпоже, склонились к ее руке и хотели сбнять княгиню Шушаник, но Гедеон недовольно пробормотал:

– Сперва приложитесь к руке святого отца!

Они выполнили и это распоряжение Гедеона. Когда они простились с княгиней Шушаник и со слезами обняли девушек, Гедеон позвал отца Зангака, приложился к его руке и распорядился:

– Ежедневно служи обедни в замковой церкви и со слезами моли господа о даровании нам победы. Повтори!

– Со слезами буду молить господа о даровании нам победы, – покорно повторил отец Зангак.

Послышался смех. Но, заметив гнев на лице Гедеона, смеявшиеся умолкли.

– Полк, в дорогу! – подал комалду Атом. Полк пришел в движение. Все осенили себя крестным знамением. Гедеон снял шлем, перекрестился и громко произнес:

– Бог армян, будь ты защитой народу армянскому!.. – Высоко подняв знамя, он поскакал на своем бешеном коне вперед.

Полк взял направление на родину Артака Мокац, чтоб оттуда вернуться в Арцруник и затем направиться на север – к Зареванду.

Мрак безлунного вечера сгущался. Через горный перевал, между Хорхоруником и Апахуником, двигался полк Свободы, пополненный отрядами из войск нахараров Рштуни, Арцруни и Мокац.

Впереди выступало войско, за ним следовало народное ополчение во главе с Аракэлом, Погосом и Хандут. В рядах ополчения находились Старшая госпожа, госпожа Дестрик и Шушаник, Анаит и Астхик, Югабер, прислужницы и крестьянки, которыми окружила себя Старшая госпожа.

На высоком перевале бушевал ветер. Во мраке едва можно было различить сломленную горем мать Спарапета, съежившуюся в седле и покачивавшуюся на ходу. Какую бы неожиданную, необычайную в ее возрасте выносливость и стойкость ни проявляла эта престарелая женщина, бывшая некогда прекрасной наездницей, – ее вид не мог не вызвать жалости. Она молчала, устремив взор прямо перед собой, и лишь иногда глухо вздыхала, крестясь.

За последнюю неделю пути женщин и девушек сильно изменились. В утомительном походе истрепались их одеяния и головные уборы, обветрилась нежная кожа; несмотря на привычку к верховой езде, вымотались их силы.

Стойко держались в седле крестьянки, более привычные к лишениям. Их поношенные куртки трепал ледяной горный ветер, но они ехали, сохраняя сдержанность и спокойствие, готовые к любому повороту судьбы и даже к смерти.

Выслав конников в разведку, Атом медлил с продвижением: он одновременно ожидал сведений и от лазутчиков, которых направил к каравану отрекшихся нахараров.

С запада слепо брела по небу похожая на нахохлившегося филина, черная, дышавшая сыростью грозовая туча. Она все разбухала и ширилась. Вопреки опасениям, она не разразилась грозой, а лишь обложила туманом все небо. Мрак сгустился. Ветер спал; начал моросить мелкий дождь.

По каменистой горной тропе, в тылу полка, загрохотали копыта. Дождавшись, пока всадники подъехали, и опознав их, Зохрак направил их с одним из тыловых разведчиков к Атому. Атом придержал своего скакуна, и запыхавшийся разведчик доложил:

– Князь, прискакали гонцы из Рштуника!

– В чем дело? – спросил Атом, строго осматривая всадников. Один из них выступил вперед:

– Сепух, командующий рштунийским полком, выделил большой отряд и следует позади нас. Он идет на соединение со своим нахараром.

Атом задумался. Известие не предвещало ничего доброго. Ясно было, что здесь кроется предательство, а не простое желание поскорей встретить нахарара Рштуни. Он остановил отряд. Хорен подъехал к нему. Не было смысла двигаться дальше, имея в тылу отряд, который мог в решительный момент нанести предательский удар в спину.