– И ты идешь к нему?

– Да.

– Ну слава богу. Из-за тебя я всю ночь не могла заснуть.

Клер улыбнулась:

– Прости, я не хотела.

– Хотела-хотела. – Сидни накрыла голову подушкой. – Иди уже поскорей к своему Тайлеру и дай мне поспать.

– Спасибо, Сидни, – прошептала Клер в полной уверенности, что сестра не слышит ее слов.

Чего она не заметила, так это того, что Сидни выглядывает из-под подушки с улыбкой на лице.

Как была, в ночной рубашке, Клер спустилась по лестнице и вышла на крыльцо. Взгляд Тайлера, когда она шла по двору, был прикован к ней. На полпути они встретились, и пальцы их переплелись.

Они впились друг в друга взглядом, ведя молчаливый диалог.

«Ты уверена?»

«Да. Ты этого хочешь?»

«Больше всего на свете».

Взявшись за руки, они вошли в его дом и положили начало новым воспоминаниям; одно из них получило имя Мария Уэверли Хьюз и появилось на свет через девять месяцев.

Несколько дней спустя Сидни с Генри прогуливались по парку в центре города. Генри встретил ее после работы, и они, как это у них уже повелось, отправились пить кофе. Их прогулки продолжались минут по двадцать, потому что она спешила домой к Бэй, а он к деду, но каждый день примерно с пяти часов она начинала ждать встречи с ним, безотчетно посматривая на часы и бросая взгляды в сторону двери салона. Как только он появлялся на пороге с двумя стаканами ледяного кофе из «Кофе-хауза», она встречала его возгласом:

– Генри, ты мой спаситель!

Всем известно, что стоит одинокому мужчине появиться в салоне красоты, как все немедленно набрасываются на него, словно стервятники. Девушкам, с которыми работала Сидни, Генри нравился, и они строили ему глазки и поддразнивали его, пока он дожидался ее. Однако, когда Сидни сказала коллегам, что они просто друзья, вид у них стал разочарованный, как будто они знали о ней что-то такое, о чем она сама не догадывалась.

– Ну как, вы с дедом сможете прийти к нам с Клер на ужин? – спросила Сидни, когда они вышли из салона.

Клер ни разу прежде не приглашала никого к себе в дом. Как и их бабка в последние годы жизни, она никогда не любила гостей. Но теперь у Клер был Тайлер, и любовь изменила ее, сделала меньше похожей на бабку и больше похожей на нее саму.

– Я помню об этом. Мы придем, – пообещал Генри. – По-моему, вы с Клер вполне неплохо уживаетесь друг с другом. Вы обе очень переменились. Помнишь дискотеку по случаю Хеллоуина в девятом классе?

Она на миг задумалась, потом простонала:

– О господи! – и уселась на каменную скамью у фонтана. – Я совсем забыла об этом.

В тот год Сидни на Хеллоуин нарядилась Клер. Тогда это казалось ей ужасно остроумным. Она купила дешевый черный парик и заколола его гребнями, облачилась в перепачканные землей джинсы и старые садовые шлепанцы сестры. Клер тогда могла запросто выйти на улицу, не догадываясь, что все лицо у нее в муке, и девицы в магазине нередко потешались над ней, так что Сидни вымазала щеки мукой. Гвоздем номера был фартук с надписью «Поцелуй повариху». Все просто покатывались со смеху, поскольку весь город знал, что никто не станет целовать чудаковатую Клер, которой в то время было чуть за двадцать, но которая уже до смешного закоснела в своих привычках.

– Мне кажется, тогда ты сделала это, чтобы выставить ее на посмешище, – сказал Генри, присаживаясь рядом с ней. – Теперь я замечаю, что ты одеваешься как она, но думаю, что на этот раз ты искренне хочешь быть похожей на нее.

Сидни оглядела свою блузку без рукавов, которую позаимствовала у сестры.

– Верно. Впрочем, этому поспособствовало еще и то, что я не захватила с собой почти никакой одежды, когда приехала сюда.

– Вы уезжали в спешке?

– Да, – ответила Сидни, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

Ей нравилось теперешнее положение дел, те отношения, которые между ними установились, так похожие на те, что были у них в детстве. Дэвиду в этой картине мира места не было. Когда они были вместе, он даже не существовал. К тому же Генри не принуждал ее ни к чему большему, нежели простая дружба, и это было огромным облегчением.

– Значит, ты был на той дискотеке?

Он кивнул и сделал глоток из своего стакана.

– Я пришел с Шейлой Баумгартен. Она училась на класс старше.

– Ты часто ходил на свидания? Я что-то не помню, чтобы видела тебя в традиционных местах встреч парочек.

Он пожал плечами.

– Ходил иногда. В выпускном классе и еще год после я встречался с девушкой из Университета Западной Каролины.

– Западной Каролины, говоришь? – Она шутливо подтолкнула его локтем. – Значит, тебе нравятся женщины постарше.

– Мой дед твердо верит в то, что у нас в семье все мужчины непременно женятся на женщинах старше себя. Я делаю это, чтобы сделать ему приятное, но, возможно, какая-то доля правды в его словах все же есть.

Сидни рассмеялась.

– Так вот почему твой дед спросил меня, сколько мне лет, когда мы приходили к тебе на мороженое!

– Именно поэтому, – кивнул Генри. – Он вечно пытается свести меня с какой-нибудь женщиной. Но всегда настаивает на том, чтобы она была старше.

Сидни не хотелось этого говорить, поскольку эти их встречи с Генри очень ей нравились, однако в конце концов она все же решила сделать ему приятное и сказала:

– А знаешь, нашей администраторше Амбер почти сорок. И ты ей нравишься. Давай я сведу тебя с ней.

Генри уткнулся в свой стакан и ничего не ответил. Она очень надеялась, что не смутила его. Приятель никогда не казался ей застенчивым.

Он вскинул голову, и в солнечном свете Сидни увидела, как кожа под его коротко обстриженными волосами стремительно порозовела. Наверное, от солнца. Она протянула руку и ласково, как мальчика, потрепала его по голове. Он до сих пор и оставался для нее тем дружелюбным, полным достоинства маленьким мальчиком, которого она когда-то знала. Ее самым первым другом.

– Носил бы ты бейсболку. Обгоришь ведь.

Он повернулся к ней и очень странно, почти печально посмотрел на нее.

– Ты помнишь свою первую любовь?

– Ну конечно. Это Хантер-Джон Мэттисон. Он был первым мальчиком, который пригласил меня на свидание, – с грустью сказала Сидни. – А кто был твоей первой любовью?

– Ты.

Сидни рассмеялась, решив, что он пошутил.

– Я?

– В первый же день шестого класса меня точно обухом по голове стукнуло. После этого я не мог разговаривать с тобой. И всегда жалел об этом. Когда я увидел тебя на праздновании Четвертого июля и это состояние повторилось со мной снова, я сказал, что на этот раз не допущу, чтобы это помешало нам быть друзьями.

Эта мысль никак не желала укладываться у Сидни в голове.

– Что ты такое говоришь, Генри?

– Я говорю, что не хочу, чтобы ты сводила меня со своей Амбер.

В мгновение ока ее картина мира изменилась. Она больше не сидела рядом с маленьким Генри.

Она сидела рядом с мужчиной, который любил ее.

В тот же день Эмма вошла в гостиную после безуспешной попытки поднять себе настроение при помощи похода по магазинам. В городе она наткнулась на Эванель Франклин, и та сообщила, что весь день ее ищет, потому что должна дать ей два четвертака.

День у нее и вправду выдался хуже некуда, поэтому полученные от чокнутой старухи деньги показались единственным светлым пятном.

Она сделала огромную ошибку, когда встретилась за обедом с матерью, чтобы продемонстрировать покупки. Ариэль выругала дочь за то, что та купила недостаточно нижнего белья, и немедленно отправила ее подыскать что-нибудь сексуальное для Хантера-Джона. Впрочем, даже белье не исправило бы положения. Они с Хантером-Джоном не занимались сексом уже больше недели.

Внезапно она бросила пакеты, увидев Хантера-Джона на диване с большим альбомом в руках. Он снял пиджак с галстуком, в которых уходил с утра на работу, а рукава его рубашки были закатаны.