Он намертво вцепился в шеи воинов, поддерживавших его. Толпа благоговейно замерла, ожидая, чем закончится чудесное выздоровление. Хотя люди обессилели и отупели за последние дни, но сегодняшнее необыкновенное событие, когда им предстояло стать свидетелями настоящего чуда, на время вернуло их к нормальному состоянию.

— Чего бы ты хотел,— вдруг проскрипела Рогаза, обращаясь к киммерийцу,— когда способность ходить вернется к тебе? Проси!

Конан обвел взглядом благоговейно взиравшую на него толпу. Совсем рядом, в десятке шагов перед ним, заканчивался строй пленников, которым, быть может, всего через несколько мгновений предстояло расстаться с жизнями во славу Затха. Он поднял голову и перевел взгляд на пирамиду. Вот на шестой по счету площадке пирамиды, открывшейся сегодня, в немом отчаянии застыла «Мелия», а на ступень ниже… Милла! Конан обмер — этого он никак не ожидал. Замок, горожане, стража, жрецы… Чего он мог попросить? Только одного — свободы для двух молодых женщин и полутора сотен мужчин, наперед, правда, зная, что просьба его совершенно бессмысленна.

— Ошвободи пленных, храшавитша! — все-таки прошамкал он.

— Что?! — прошипела колдунья.

На миг Рогаза даже опешила, не говоря уж о заволновавшейся в ожидании чего-то страшного толпе и выстроившейся на возвышении жреческой братии, которая изумленно таращилась на убогого нищего, осмелившегося просить, нет, требовать у их владычицы помиловать осквернителей!

— Да кто ты такой?! — пронзительно завизжала она.

Внезапно калека опустился на ноги, ухватил покрепче стражников, на загривки которых только что опирался, и, двинув их друг о друга лбами, толкнул вперед, так что незадачливые вояки полетели в пыль, да так и остались лежать без движения. Нищий же одним быстрым движением сбросил с себя жреческое одеяние и вдруг предстал перед толпой полуголым красавцем-варваром с огромной секирой в руках.

— Ко-она-ан! — истошно закричала Милла и, упав на колени, залилась слезами.

Те двое, что освобождали киммерийца из мешка, бросились на него, на бегу выхватывая короткие, широкие мечи, но секира, крутанувшись над головой варвара, пропела короткую боевую песнь, и два обезглавленных трупа повалились к его ногам. Стража рванулась вперед, но Рогаза жестом остановила их.

— А ты мне нравишься, варвар,— проскрипела ведьма, подойдя на пару шагов ближе, чтобы лучше рассмотреть его.— Не побоялся прийти сюда… Один…— Она окинула его одобрительным взглядом.— Оставайся со мной, и ты достигнешь высот, которые тебе и не снились!

— Нет!— Киммериец выплюнул опостылившие тряпки и медленно покачал головой.

— Почему?— спросила она, еще надеясь переубедить его.

— Просто нет!— ответил северянин, пожимая плечами.

— И все же?— продолжала настаивать она.

— Потому что почитаю лишь Крома,— с достоинством ответил варвар.

Она молчала, молчал и Конан. Наконец старая ведьма подняла голову и с грустью посмотрела на него.

— И что ты намерен делать теперь, когда понял, что попал в ловушку, из которой нет выхода?— вкрадчиво спросила она.

— Я хочу предложить тебе кое-что,— пожав плечами, ответил киммериец.

Колдунья изумилась так, что на миг стала похожа на обычную старую женщину — безмерно старую и смертельно уставшую.

— И что же это?— грустно спросила она, словно наперед знала, о чем пойдет речь.

— Ты можешь,— начал говорить Конан,— руководствуясь милосердием Затха, освободить пленных по доброй воле, и тогда я просто уйду, а люди будут славить твою доброту.

— Щедрое предложение,— издевательски произнесла она,— а если я не соглашусь?

— Тогда я освобожу их силой,— ровным голосом ответил он,— и твоя власть сильно пошатнется.

Он оглядел строй пленников и увидел устремленные на него глаза, в которых смертельная тоска сменилась вдруг робкой надеждой. Они знали, как могуч киммериец, но он был один, а стражников многие десятки… И оставалась еще цепь толщиной в руку — что делать с ней?

— Ха-ха-ха!— расхохоталась колдунья, и ее смех охотно подхватили многочисленные жрецы и даже воины, хотя никто из них уже не рвался в бой.— Не слишком ли сильно сказано?!

— Что сказано, то сказано,— пожал могучими плечами молодой варвар,— а я не привык отказываться от своих слов.

— Прекрасно звучит, красавчик! — Колдунья снова расхохоталась и, вторя ей, толпа разразилась могучим хохотом, который, наверное, был слышен даже внизу, на самом дне исполинского каменного колодца.— Но сказать — это лишь полдела,— отсмеявшись, продолжила ведьма,— а выполнить обещанное бывает слишком трудно.— Она вперилась в лицо киммерийца пронзительным взглядом.— И как же ты намерен действовать, мой храбрый воин?

— Сперва ответь на мой вопрос,— сказал он, дождавшись, когда смех утихнет.

— Мне жаль, варвар, но ты умрешь,— произнесла она так тихо, что никто, кроме стоявших рядом, не услышал ее.

И киммерийцу показалось, что в словах ее прозвучало искреннее сожаление.

— Значит, нет?— Конан досадливо поморщился.— Так смотри!

Варвар поднял свою чудовищную секиру. Двойной серп ее, слепя окружающих бликами, начал описывать круги над головой черноволосого гиганта. Всесокрушающее лезвие все ускоряло свой полет, и боевая песнь клинка постепенно становилась звонче, угрожая и предостерегая. Каждые два-три удара учащенно бившегося сердца Конан резко разворачивался, и тогда тем, кто стоял позади него и уже примеривался, как бы половчее нанести удар в спину, приходилось отскакивать, досадливо шипя. Зачарованные необычным зрелищем, воины не замечали незаметных передвижений киммерийца. Не замечали до тех пор, пока он не оказался в пяти шагах от цепочки скованных пленников.

Не понимала этого и древняя колдунья, молча следившая за молодым варваром, посмевшим противопоставить ее воле свою. Однако, когда Конан приблизился, Рогаза, еще не понимая, чего опасается, нутром почуяла исходящую от него угрозу.

— Убить его!— завизжала она, тыча в Конана узловатым пальцем.— Немедленно!

Точно стая изголодавшихся волков, стража бросилась на него одновременно со всех сторон, но было уже поздно.

— Йе-хей!— пронесся над забурлившей толпой боевой клич, перекрывая все прочие звуки.

Секира в руках варвара грозно взвыла, точно жаждущий крови дикий зверь. Мгновенно удесятерив скорость полета, и в который уже раз заставив испуганно отпрянуть храмовых стражников, сверкающей на солнце молнией она обрушилась на каменный жезл. Удар пришелся по цепи, и в следующий миг клинок вновь взлетел в высоту, продолжая набирать обороты. Каменные брызги разлетелись во все стороны, вонзаясь в тела людей, нанося стоящим рядом неглубокие, но болезненные раны. Столб развалился надвое и с грохотом рухнул на гранитные плиты. Железный стержень с закрепленным в нем кольцом, не удерживаемый более ничем, вывалился из своего ложа и, коротко звякнув, упал.

— Вперед! К мосту!— взревел киммериец.

И только тут до смертников дошло, что им даровали шанс выжить. Они бросились вперед, один за другим соскальзывая с цепи, и Рогаза с ужасом поняла, что не может их остановить. Проклятый варвар не шутил! Теперь их можно только убить — второй раз в плен они не сдадутся!

— Что стоите, паучий корм?!— заверещала она, и глаза колдуньи вспыхнули такой ненавистью, словно вся нечисть мрачного царства Нергала решила в этот миг взглянуть на мир сквозь ее глазницы.— Убейте варвара!— визжала ведьма.— Убейте пленников, или, клянусь Затхом, займете их место!

Толпа стражников, до сих пор сдерживаемая страхом перед грозным киммерийцем, нахлынула, словно океанская волна. Воины предпочли гибель от секиры варвара медленной и мучительной смерти, которой одаривала Рогаза провинившихся перед ней.

— Нет, Конан! Уходи! Они убьют тебя!— услышал он истошный, исполненный отчаяния вопль Миллы.

И тогда киммериец, который начал было пробиваться к пирамиде, понял, что девушку сейчас ему не спасти.

— К мосту! — вновь взревел он.

Толпа только что спасенных пленников ринулась вперед, сметая все на своем пути. Они были безоружны, эти полторы сотни разъяренных мужчин, но представляли собой грозную силу. Глаза их горели яростным огнем, и каждый понимал, что для воина смерть в бою неизмеримо почетней позорного расставания с жизнью у пыточного столба. Поэтому они без раздумий бросились на стражу. Многие при этом погибли, но многим удалось уйти.