— Что ж, убедил. Когда нам отправляться?

Киммериец недовольно хмыкнул:

— Лучше б ты уже был там!

— Что ж, пойду запрягать коней.

Тефилус кивнул Конану и потянул дочь за руку.

— Я буду ждать тебя! — выкрикнула она, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

Киммериец ничего не ответил. Да и мог ли он сказать ей, что не собирается возвращаться в Шадизар? Видно, она что-то все-таки почувствовала в его взгляде, потому что вырвалась от отца и подбежала к Конану.

— Если понадобится, я пройду сквозь смерть, но мы все равно будем вместе,— прошептала она, целуя его в губы.

— Идем дочка, пора!

Тефилус хмуро наблюдал за их прощанием, не решаясь, впрочем, мешать. Мелия же вдруг резко оттолкнула возлюбленного и, не оглядываясь, пошла прочь. Конан последовал за ней: ему нужно было сказать еще кое-что Таргану.

Зул с Акаямой остались наверху вдвоем, и лишь они стали свидетелями финала разыгравшейся трагедии. Они видели, как остаток отряда, в котором насчитывалось уже не больше сотни человек, несмотря на их отчаянное сопротивление, прижали к помосту. Зуагиры продолжали сражаться, хотя надежды выбраться не было ни у кого. Теперь они желали лишь подороже продать свои жизни.

Высокие двери дворца отворились, и новый отряд выплеснулся наружу, но в руках у них были не мечи и не копья, а сети… Никто из зуагиров и опомниться не успел, как всех накрыло полотнище, связанное из толстых шнуров, и через несколько страшных мгновении никто из них уже не мог сражаться, лишь нескольким удалось прорубить бреши, но и их свалили с ног и вырвали из рук оружие. Людей вязали, точно скот и сгоняли в одно большое стадо посереди площади, а когда на свободе не осталось ни одного зуагира, барабанный бой вновь разорвал повисшую, было, над городом тишину.

— Что это? — испуганно прошептала Мелия, уже пристроившаяся было на коне позади отца, и, вздрогнув, обернулась.

— Что бы там ни было, уезжайте! Уезжайте скорее! — Конан обернулся к зуагиру.— Помни, Тарган, назад должно вернуться не больше десяти человек.

— А если не справимся? — в отчаянии нии воскликнул тот.

— Не справимся вдесятером, не справимся и сотней!— отрезал киммериец.— Силой их не взять, особенно теперь, когда они укроются за стенами Черного Замка! Скачите!

Ворота отворились, и три сотни всадников рванули с места в карьер, не разбирая дороги и ни на кого не обращая внимания. Правда, никто и не пытался их остановить. Перепуганные люди попрятались по домам и даже не отваживались выглянуть в окна, чтобы посмотреть, что происходит за стенами их домов. Едва появилось чувство страха, как прежние забитость и апатия мгновенно вернулись в их души.

Стук копыт еще не успел замереть вдали, и а Конан уже стоял у окна рядом со своими друзьями.

— Что здесь происходит?— воскликнул он, вихрем ворвавшись в комнату.

— Сам посмотри,— мрачно ответил негр, кивнув в сторону окна.

Огромная пирамида, все эти дни незыблемо возвышавшаяся на площади, теперь мерно раскачивалась, словно лодка на волнах. Правда, выглядела она несколько иначе, чем в те, первые дни. Теперь по обращенной к ним стороне от самого подножия тянулись вверх ступени, поднимавшиеся больше чем до середины, в четырех местах, словно перечеркнутые длинными и узкими площадками. Руны теперь полыхали демоническим пламенем на антрацитовой поверхности пирамиды, и неведомая надпись уже не казалась забавной шуткой, как то было вначале, но горела зловещим пророчеством скорой и неотвратимой гибели. На самом верху пирамиды посреди маленькой площадки скорчилось в ожидании пробуждения уродливое тело злобного бога.

— Колдовство набирает силу,— мрачно обронил Мэгил.

— Ты думаешь?— неуверенно переспросил киммериец, хотя знал, что так оно и есть на самом деле.

— Уверен,— кивнул жрец.— Я просто чувствую исходящую от него мощь. Мощь, которой не было в самом начале, когда его только вынесли.— Не в силах отвести взгляда от пирамиды, он сокрушенно покачал головой. — Плохо дело, — сказал он после раздумья,— теперь они запрутся в Черном Замке, и мы не сможем им помешать. Даже пробраться в него вряд ли сумеем.

— Ну и пусть себе уходят,— равнодушно пожал плечами Конан.— Признаться, меня это мало беспокоит.

— Зачем же ты остался, киммериец?

Жрец выглядел настолько удивленным, что на время даже забыл о своих заботах. Он успел так близко сойтись с Конаном, что стал ему почти другом, и в то же время едва знал молодого варвара и потому частенько просто не в силах был понять его.

— Люди,— спокойно сказал северянин и выразительно посмотрел в лицо жрецу.— Люди– вот единственное, что имеет для меня цену, а на богов мне наплевать!

— Ты хочешь сказать…— начал, было, жрец, но остановился, не зная как закончить фразу.

— Я хочу сказать,— пояснил киммериец,— что Милла воспользовалась твоей склянкой и обеспечила нам передышку! И остался я из-за нее! — Он немного подумал.— Но у меня есть еще долг перед Тарганом. Правда, у него были свои цели, когда он откликнулся на мой зов, но это не имеет значения. Я не привык оставаться в долгу, даже если долг этот ничего не стоит в глазах всех прочих!

— Но боги…— вновь начал Мэгил и опять не закончил.

— На богов мне наплевать! — повторил варвар и, чтобы ясно было до конца, добавил: — Я не играю в эти игры!

— Ты не можешь так говорить, Конан!

Мэгил был возмущен, быть может, больше оттого, что не знал, как переубедить этого упрямца. Киммериец же лишь устало покачал головой.

— Если бы ты знал, жрец,— сокрушенно вздохнул он,— чего я только не могу!

— Ты просто не понимаешь, о чем говоришь!

— Что ж, быть может.— Конан окинул цепким взглядом площадь, где все так же раскачивалась чудовищная пирамида, ни на йоту, казалось, не сдвинувшаяся с места за время их недолгого разговора.— Быть может, и не знаю,— повторил он задумчиво.— Так просвети нас,— он окинул взглядом Зула с Акаямой, молча следивших за их спором,— чтобы мы не блуждали в потемках! — закончил он, подражая проповедям жрецов Солнцеликого.

— Твои речи оскорбительны, киммериец,— гордо выпрямившись, заявил Мэгил.

— А ты не оскорбляйся, ты говори,— миролюбиво заметил киммериец.

— Я не могу сказать тебе всего,— уже спокойнее ответил жрец.

— Не можешь или не хочешь? — удивленно переспросил Конан. Он явно не понимал, что же такого может знать бывший жрец, чего не положено знать всем остальным. И в частности ему, Конану! — Впрочем, в любом случае звучит неубедительно.

— Я не могу, поверь,— опять начал Мэгил, но тут же понял, что какой-то ответ дать все-таки придется.— Быть может, тебя убедит, если я скажу что такова воля Митры?!

— Что ж, вольному воля,— киммериец равнодушно пожал плечами,— почему бы всемогущему Митре самому не претворить ее в жизнь?

— Он не может,— просто ответил жрец, считая, видимо, свой ответ вполне достаточным.

— Ну, если уж не может он…— Киммериец развел руками.— Поверь, я не настолько самонадеян, чтобы браться за то, что не под силу богам!

Акаяма с Зулом заулыбались. Мэгил в досаде закусил губу.

— Ты просто не понял меня!— попытался объяснить он.— Митра считает, что люди должны сами…

—… Исполнять его волю?— договорил за друга киммериец.— Весьма великодушно с его стороны, но если дело действительно обстоит так, то он не первый!

Зул с Акаямой, не выдержав, расхохотались.

— Не богохульствуй, Конан! — сурово одернул друга жрец.

— Я богохульствую? — Лицо киммерийца выражало безграничное удивление.— Да раскрой глаза пошире! Посмотри на Тефилуса — чем не сошедший на землю Митра?

— Конан!— вновь попытался остановить его Мэгил.

— Да при чем здесь Конан?!— усмехнулся киммериец.— Тефилус! У него была цель вызволить дочь, но он считал, что не должен действовать сам. Поэтому он нанял сотню воинов, а еще пяти сотням, у которых в головах вместо мозгов оказался верблюжий навоз, заговорил зубы, и все они бросились исполнять его волю! Вон,— киммериец кивнул в сторону окна,— трупы полутора сотен несчастных дураков до сих пор валяются на площади! Но я сомневаюсь, чтобы Тефилус был сильно опечален их судьбой! Они сделали свое дело, и больше не нужны ему!