Пакет с окровавленной одеждой Эли все еще стоял на полу возле дивана, а из него свешивалась рубашка. Он запихнул ее поглубже – рукав был на ощупь как влажная губка. Затолкав рубашку в пакет, он завязал его и… Оскар замер и посмотрел на руку, только что касавшуюся рубашки.

Начавший заживать порез на ладони чуть треснул, и рана снова открылась.

…Кровь… он же не хотел смешивать… так, значит, я… заражен?

Он машинально дошел до входной двери с пакетом в руках и прислушался к звукам в подъезде. Там стояла тишина, и он вышел на лестницу, открыл дверцу мусоропровода, просунул пакет в отверстие, не разжимая пальцев, и тот повис, тихонько покачиваясь в темноте шахты.

В шахте гулял сквозняк, холодящий его неподвижную руку, сомкнутую на полиэтиленовом узле. Белый пакет выделялся на фоне черной шершавой стены. Если отпустить его, он полетит не вверх, а вниз. Гравитация притянет его к земле. К мусорному мешку.

Через несколько дней приедет мусоровоз и заберет мешок с мусором. Обычно он приезжает рано утром. Оранжевые отсветы мигалки заиграют на потолке его комнаты примерно в то же время, когда Оскар просыпается, и он будет лежать в своей постели, прислушиваясь к гулу поршней и треску перемалываемого мусора. Может быть, он даже встанет и выглянет в окно, посмотреть на людей в комбинезонах, привычными движениями бросающих мешки в кузов и нажимающих кнопку. Челюсти мусоровоза сомкнутся, люди в комбинезонах запрыгнут в кабину и поедут дальше, к следующему подъезду.

Эта картина всегда его… согревала. Здесь, дома, он был в полной безопасности. Здесь все шло по давно заведенному порядку. Но в то же время он испытывал какую-то тягу, желание оказаться там, в машине, с этими людьми, в тускло освещенной кабине водителя. Стремление уехать прочь.

Отпусти. Разожми руку.

Пальцы лихорадочно сжимали завязанный узлом пакет. Вытянутая рука затекла. По спине бегали мурашки от холодного сквозняка. Он разжал руку.

Шуршание пакета, задевающего стены, полсекунды свободного падения в полной тишине, затем шорох, когда пакет упал в мешок.

Я тебе помогу.

Он снова посмотрел на свою руку. Руку помощи. Руку, которая.

Я кого-нибудь убью. Возьму дома нож, а потом пойду и кого-нибудь убью. Йонни. Перережу ему горло, добуду его кровь и принесу Эли – какая теперь разница, я все равно заражен, и скоро я…

Ноги подкосились, так что ему пришлось опереться о мусоропровод, чтобы не упасть. Он действительно это подумал. По-настоящему. Это уже не какая-то там игра с деревьями. Он на какое-то мгновение всерьез решил, что сделает это.

Как жарко! Он весь горел, будто в лихорадке. Тело ломило, ему хотелось прилечь. Сию секунду.

Я заражен. Я стану вампиром.

С трудом передвигая ноги, он направился вниз по лестнице, опершись одной рукой – незараженной – на перила. Добравшись до квартиры, до своей комнаты, он рухнул на кровать и уставился на обои. Лес. Из листвы тут же выглянули знакомые фигуры. Маленький гномик. Оскар погладил его пальцем, а в голове пронеслась совершенно идиотская мысль.

Завтра в школу.

А он не сделал урок по географии. Им задали Африку. Нужно встать, сесть за стол, зажечь лампу и открыть атлас. Отыскать в нем бессмысленные названия и заполнить ими пробелы в заданном тексте.

Вот чем ему сейчас нужно заниматься. Он задумчиво погладил колпачок гномика. Потом постучал в стену.

Э-Л-И.

Тишина. Наверное, где-то ходит и…

Делает то, что делают такие, как мы.

Он натянул одеяло на голову. Его трясло. Он попытался представить себе, что это такое – жить вечно. В окружении страха, ненависти. Нет. Эли не станет его ненавидеть. Если они будут вместе.

Он пытался представить себе, как это будет, рисуя в голове всевозможные картины. Вскоре послышалось, как в замке повернулся ключ, – мама пришла домой.

Мешки жира.

Томми тупо смотрел на картинку перед ним. Девка, выпятив губы, сжимала свои сиськи, напоминающие два воздушных шара. Смотрелось это дико. Он собирался подрочить, но, видно, у него с мозгами было что-то не то, потому что девка казалась ему каким-то монстром.

Неестественно медленно он закрыл журнал и запихнул его под диванную подушку. Малейшее движение требовало напряжения сознания. Кайф. Надышавшись клея, он был в полном отрубе. И хорошо. Никакого тебе мира. Только эта комната, а за ней – колышущаяся пустыня.

Стаффан.

Он попытался сосредоточиться на Стаффане. Ничего не получалось. Лицо его ускользало, перед глазами всплывал лишь картонный полицейский, выставленный перед зданием почты. В натуральную величину. Чтобы отпугивать грабителей.

Может, почту грабанем?

Да не, ты че, там же бумажный полицейский!

Томми прыснул – теперь у картонного полицейского было лицо Стаффана. Отправили в штрафное. Сторожить почту. А ведь на том картонном чуваке еще и надпись какая-то была.

«Нарушать закон – себе вредить»? Нет. «Полиция тебя видит»? Нет. Черт, да что же там написано?! «Смотри мне! Я – меткий стрелок!»

Томми расхохотался. Забился в смехе. Его трясло так, что, казалось, лампочка на потолке раскачивается в такт его хохоту. Он посмеялся этому. Не проходите мимо! Бумажный полицейский! С бумажным пистолетом! И бумажной башкой!

В голове его раздался стук. Видно, кто-то хочет зайти на почту.

Бумажный полицейский навостряет уши. На почте целых двести крон! Снять пистолет с предохранителя! Пиф-паф!

Тук. Тук. Тук.

Бум!

Стаффан… мать… ах ты, черт!

Томми застыл. Попытался сосредоточиться. Не получалось. В голове – лохматое облако. Вскоре он успокоился. Может, это Роббан или Лассе. Ну или Стаффан. Он же все равно из бумаги.

Хахаль важный, хрен бумажный.

Томми прокашлялся, спросил, еле ворочая языком:

– Кто?

– Я.

Голос был знакомый, но Томми никак не мог вспомнить чей. По крайней мере, не Стаффана, папашки из бумажки.

Папашка-мультяшка. Все, хорош!

–Кто «я»?

– Открой!

– Почта закрыта. Приходи через пять лет.

– Я принесла деньги.

– Бумажные?

– Да.

– Тогда ладно.

Он встал с дивана. Медленно-медленно. Контуры окружавших его предметов скакали и никак не хотели угомониться. Голова словно налилась свинцом.

Бетонная кепка.

Он постоял несколько секунд, раскачиваясь из стороны в сторону. Цементный пол кренился, как во сне, то влево, то вправо – прямо комната смеха! Он сделал шаг вперед, медленно переставляя ноги, поднял защелку, открыл дверь. На пороге стояла девчонка. Подружка Оскара. Томми смотрел на нее и ничего не понимал.

Солнце и вода.

На девочке было одно тонкое платьице. Желтое в белую крапинку, приковавшее взгляд Томми, – он попытался было сфокусировать взгляд на крапинках, но они тут же заплясали, задвигались, так что его затошнило. Она была сантиметров на двадцать ниже его.

Красивая, как лето.

–А что, лето уже наступило? – спросил он.

Девочка склонила голову набок:

– Что?

– Да нет, ничего, просто на тебе же этот, как его… сарафан.

– Да.

Томми кивнул, довольный тем, что отыскал нужное слово. Что она там сказала? Деньги? Понятно. Оскар вроде говорил, что…

– Ну? Хочешь что-то купить?

– Да.

– И что?

– Можно войти?

– Да-да.

– Скажи, что мне можно войти.

Томми сделал широкий шутовской жест. Увидел собственную руку проплывающей мимо, как в замедленной съемке, – обдолбанная рыба, пролетающая над полом.

– Входи. Добро пожаловать в наш… филиал.

Он больше не мог держаться на ногах. Пол притягивал его. Он обернулся и рухнул на диван. Девочка вошла, закрыла за собой дверь и опустила защелку. Она представилась Томми цыпленком невероятных размеров, и он засмеялся этому зрелищу. Цыпленок уселся в кресло.