Комок оказался головой. Пара темных глаз уставилась прямо на него.
Он потянулся к кобуре, но вспомнил, что оружие у него отобрали. Из соображений безопасности. Пистолет лежал в сейфе в коридоре. К тому же при ближайшем рассмотрении он понял, что перед ним ребенок.
– Стоять! Ни с места!
Он бросился к окну, и девочка подняла голову.
В ту самую секунду, когда он добежал до нее, девочка соскочила с подоконника и метнулась куда-то вверх. Ее ноги еще долю секунды виднелись за окном, затем исчезли.
Она же босая!
Охранник высунул голову в окно, успев разглядеть тень, исчезнувшую на крыше. Рядом послышался тяжелый хрип.
Ах ты черт, вот черт!
Рубашка на плече и на спине маньяка отливала в лунном свете черными пятнами. Голова его повисла, а на шее зияла свежая рана. Сверху доносился металлический грохот, словно кто-то скакал по жестяной крыше. Охранника будто парализовало.
Так, как там по инструкции?.. Что важнее?
Он никак не мог вспомнить. Сначала следовало спасать жизнь. Но здесь были и другие, которые могли… он побежал к двери, набрал нужную комбинацию, выскочил в коридор и закричал:
– Сестра! Сестра! Скорее! Здесь срочно нужна помощь!
Он помчался к пожарной лестнице, в то время как дежурная сестра выбежала со своего поста и устремилась в палату, которую он только что покинул. Пробегая мимо него, она спросила:
– В чем дело?
– Неотложный случай. ЧП. Позовите кого-нибудь, произошло… убийство.
Это слово далось ему нелегко. Он никогда раньше такого не видел. Ему поручили эту нудную работу как раз из-за его неопытности. Можно сказать, незначительности. Он вытащил на бегу рацию и вызвал подкрепление.
Сестра готовилась к худшему: тело на полу в луже крови. Труп, болтающийся на скрученной простыне на трубе отопления. И с тем, и с другим ей уже приходилось сталкиваться.
Войдя в палату, она увидела лишь пустую постель. И какую-то кучу у окна. Сначала она решила, что это одежда, наваленная на подоконнике. Потом заметила, что куча шевелится.
Она бросилась туда, чтобы предотвратить непоправимое, но пациент ее опередил. Он был уже на подоконнике, наполовину свесившись наружу, когда она подоспела к нему. Она успела ухватить лишь край больничной рубашки за мгновение до того, как тело перевалилось через подоконник и наконечник капельницы выскочил из вены. Звук рвущейся ткани – и она осталась стоять с голубым лоскутом в руках. Пару секунд спустя она услышала глухой шлепок – это тело достигло земли. Затем сработала сигнализация на капельнице.
Водитель такси подъехал ко входу в реанимацию. Старик на заднем сиденье, всю дорогу развлекавший его рассказами о своей сердечной недостаточности, открыл дверь, но оставался сидеть, явно рассчитывая на помощь.
Ладно, ладно.
Водитель открыл свою дверь, обошел вокруг машины и протянул руку старикану. Снег сыпался за ворот его куртки. Старик уже оперся было на его руку, но тут взгляд его остановился на какой-то точке в небе, и он застыл.
– Давайте, я держу.
Старик указал куда-то вверх:
– Что это?
Водитель посмотрел туда, куда указывал старик.
На крыше больницы стоял человек. Невысокого роста, обнаженный торс, руки по швам.
Нужно поднять тревогу!
Следовало включить рацию. Но он стоял, не смея двинуться с места. Малейшее движение – и нарушится равновесие, и маленький человечек упадет с крыши.
Он почувствовал боль в руке – старик впился когтистыми пальцами ему в ладонь. Но даже это не заставило его двинуться с места.
Снег летел в глаза, и он моргнул. Человек на крыше раскинул руки, поднял их над головой. Что-то натянулось между руками и телом, какая-то… мембрана. Старик оперся на его руку, вылез из машины и встал рядом.
В ту секунду, когда плечо старика коснулось его собственного, человек – ребенок – полетел вниз. У водителя вырвался невольный возглас, а пальцы старика снова впились ему в ладонь. Ребенок падал прямо на них.
Они инстинктивно пригнулись, прикрывая головы руками.
Ничего не произошло.
Когда они снова подняли головы, ребенка не было. Водитель огляделся по сторонам, но не увидел ничего, кроме падающего снега в свете фонарей.
– Ангел смерти, – прохрипел старик. – Это ангел смерти. Я никогда отсюда не выйду.
Суббота, 7 ноября (ночь)
«Хабба-хабба зут-зут!»
На Хегторьет в вагон ввалилась компания орущих парней и девчонок. С виду ровесники Томми. Поддатые. Пацаны время от времени с криками падали на девчонок, а те, смеясь, отбивались. А потом снова заводили песню. Одну и ту же, раз за разом. Оскар украдкой поглядывал на них.
Я никогда таким не стану.
К сожалению. Он бы не отказался стать таким, как они. Им явно было весело. Но у него бы не получилось. Один из парней встал на сиденье и заорал: «А Халеба-Халеба, а-ха-Халеба…»
Старик, дремавший на местах для престарелых в конце вагона, поднял голову и крикнул:
– Потише нельзя? Здесь люди, между прочим, спать пытаются!
Одна из девчонок показала ему средний палец:
– Дома спать надо!
Все заржали и снова запели. Через несколько сидений от Оскара какой-то мужик читал книгу. Оскар вытянул шею, пытаясь различить название, но разглядел лишь автора: Йоран Тунстрем. Он такого не знал.
Напротив Оскара сидела старушка с вязаньем на коленях. Она что-то тихо приговаривала себе под нос и жестикулировала, обращаясь к невидимому собеседнику.
Оскар никогда не ездил в метро после десяти вечера. Неужели это те же люди, что днем чинно сидят и смотрят прямо перед собой или читают газеты? Или это отдельная каста, которая появляется только по ночам?
Человек с книгой перевернул страницу. Как ни странно, у Оскара на этот раз книги с собой не оказалось. А было жаль. Ему хотелось бы вот так сидеть и читать, отрешившись от всего происходящего. Но у него был лишь плеер и кубик Рубика. Он собирался послушать кассету Kiss, записанную для него Томми, поставил ее в автобусе по дороге домой, но через пару песен ему надоело.
Оскар вытащил из сумки кубик. Три стороны были собраны. На четвертой оставалось собрать лишь один угол. Однажды они с Эли целый вечер провозились с кубиком, обсуждая возможные решения, и с тех пор у него стало получаться гораздо лучше. Он оглядел кубик со всех сторон в поисках правильной стратегии, но перед глазами стояло лицо Эли.
Интересно, какой она будет на этот раз?
Он больше не боялся. У него было ощущение, что… что его просто не могло быть здесь и сейчас, он не мог поступить так, как поступил. Этого не могло быть. Это был не он.
Меня нет, а значит, никто не может мне ничего сделать.
Он позвонил отцу из Норртелье, тот плакал. Сказал, что кого-нибудь за ним пришлет. Это было второй раз в жизни Оскара, когда он слышал, как отец плачет. На какое-то мгновение он был даже готов сдаться. Но когда папа стал заводиться, заявил, что у него тоже есть право на личную жизнь и что он сам решает, как себя вести в собственном доме, Оскар положил трубку.
Тогда-то у него и появилось чувство, что его нет.
Компания подростков сошла на станции «Энгбюплан». Один из парней обернулся и прокричал:
– Спите спокойно, дорогие… – он не смог подыскать нужное слово, и одна из девчонок потянула его за собой. Когда двери уже закрывались, он вдруг вырвался, подбежал к дверям, не давая створкам сомкнуться, и выкрикнул: —…товарищи пассажиры! Спите спокойно, товарищи пассажиры!
Он отпустил двери, и поезд тронулся с места. Мужчина оторвался от книги, чтобы поглядеть на подростков на перроне, затем повернулся к Оскару и посмотрел ему в глаза. И улыбнулся. Оскар мельком улыбнулся в ответ и сделал вид, что снова занялся кубиком.
Грудь переполняло ликование – его признали за своего. Как будто человек с книгой посмотрел на него и мысленно сказал: «Все хорошо. Ты все делаешь правильно».
