В дальнем конце стола, отдельно от остальных (как не совсем желанные гости), сидели еще двое. Разглядев их, Бриксия затаила дыхание.

Первым было гротескное тощее существо, похожее на то, которому служили птицы… Но не точно такое же. В фигуре, сидевшей за столом, было больше округлости, сходства с женщиной, — хотя она тоже была не одета, если не считать перьев. На существе-птице красовался пояс с драгоценностями. Драгоценности сверкали также на широком, похожем на воротник ожерелье. Но существо, несомненно, было той же породы, что птица-женщина из Пустыни.

А рядом с ней — жаба… только это чудовище обладало близким, почти святотатственным сходством с человеком. При этой мысли Бриксию охватило отвращение, но, несмотря на все усилия, она не могла оторвать взгляд от этого существа.

Глаза жабы злобно блестели, и девушка догадывалась, что хоть чудовище и принимают тут, оно ненавидит всех собравшихся.

Казалось, появление Бриксии не вызвало интереса у пирующих. Ни в одной паре глаз не отразилось удивления, на нее даже не смотрели. Она не понимала, почему оказалась здесь. Потом…

Она уже не стояла беспомощно перед троном. Изумленная девушка вдруг поняла, что по какому-то капризу приведшей ее сюда силы она висит в воздухе над пирующими, так, что одним взглядом может охватить весь зал.

Высокий трон лорда, так же, как в любой крепости, стоял лицом к большой двойной двери зала. И вот с грохотом, от которого стихли все разговоры пирующих — Бриксия слышала их как легкие вздохи ветра, — створки двери не просто распахнулись, они ударились о стены. Как будто летний гром прозвучал в зале.

В широком проходе — эта дверь могла пропустить целый отряд вооруженных солдат в строю — появился человек. Как и лорд этого зала, он был одет не для пира, но в кольчугу и шлем. Плащ он отбросил за спину, словно для того, чтобы освободить руки.

Но меч этого человека лежал в ножнах, а другого оружия не было. Если не считать оружием ту ненависть, что отражалась на его лице. И Бриксия, которая недавно чуть не назвала Марбоном владыку зала, теперь была почти убеждена, что не ошиблась бы, назвав так пришельца.

Он не стал сразу входить в зал, а как будто ждал приглашения от лорда на троне. Стоял, спокойно разглядывая собравшихся, а за его спиной виднелись другие воины.

Выглядело это так, словно взрослого окружили дети. Воины, вставшие по бокам от лорда, плотно собравшиеся за спиной, были такого роста, что сам он казался гигантом. Но эти воины не были детьми, это были зрелые, часто даже пожилые мужчины.

И эти люди не были коренасты, как гномы, — нет, они были стройны и изящны. Но только их руки и красивые лица не были закрыты. Тела же скрывали кольчуги перламутрового цвета, составленные из перекрывающих друг друга пластин. Шлемами служили либо настоящие раковины, либо их тщательные копии.

— Приветствую, родич…

Молчание, наступившее после грохота, с которым раскрылись двери, нарушил лорд, хозяин зала. Он слегка улыбнулся, но улыбка его была неприятной, насмешливой.

Человек у входа посмотрел ему в глаза. Он не улыбался. Напротив, легкие морщины в углах рта и глаз говорили, что он с трудом сдерживает ярость. И он не сделал ни шага вперед.

— Ты не сообщил, что окажешь нам честь своим присутствием, — продолжал лорд. — Но для родственника всегда найдется место в Катале…

— Такое же, как в Ан-Яке? — впервые заговорил вновь пришедший. Говорил он негромко, и у Бриксии появилось странное ощущение, что ей передается напряжение, охватившее пришельца.

— Странный вопрос, родич. Что бы он значил? Может, у тебя и твоего водяного народа какие-то неприятности?

Человек у двери рассмеялся.

— Правильный вопрос, Элдор! Неприятности, говоришь? А почему ты спрашиваешь? Ведь ты умеешь читать мысли, у тебя много глаз и ушей, умеющих слышать траву, птиц и все остальное, и ты должен знать, что случилось.

Лорд покачал головой.

— Ты переоцениваешь мои возможности, лорд Зарстор.

— Да, у меня неприятности, — взорвался Зарстор. — Те, что происходят от злых желаний, от сношений с силами, одна мысль о которых грязнит человека. У меня нет таких возможностей, как у тебя, Элдор, но я слышал о призывах, переговорах, свиданиях, о том, что началось странное оживление. Мне говорили о Сокровище…

Когда он произнес последнее слово, снова наступило молчание… такое молчание предшествует громкому боевому кличу. Никто из сидящих за столом не шевельнулся. Они как будто мгновенно застыли.

Молчание нарушила женщина с белыми камнями.

— Ты говоришь в гневе, лорд Зарстор, и слишком торопливо.

Впервые взгляд Зарстора оторвался от Элдора. Пришедший взглянул на женщину и сразу снова перевел глаза на лорда, как будто ему необходимо было постоянно видеть хозяина зала. Заговорил он уважительно, но при этом не смотрел на женщину:

— Ваша светлость, я сердит, да. Но человек имеет право сердиться на несправедливость и тем вооружиться против зла. У моих друзей тоже есть силы. На меня и на Ан-Як наложено проклятие… Перед твоим алтарем, в полном свете луны я готов поклясться в этом!

Женщина повернула голову и взглянула прямо на Элдора.

— Мы слышали, что на лорда и его землю наложено проклятие. Тому должна быть причина…

Улыбка Элдора стала шире.

— Не беспокойтесь, ваша светлость. Разве не правда, что отношения родственников — тайна, и все должно оставаться только между ними?

Теперь вмешался юноша в шлеме с гребнем в виде лошади. В тени его шлема видно было, как он нахмурился.

— Да, лорд Элдор, только родич может вмешаться в спор двух родственников, таков обычай. Но Проклятие — не такое простое дело, чтобы забыть о нем, не обсуждая. С самого начала пира я задаю себе вопрос, почему оказана такая честь некоторым из присутствующих. — И он легким кивком головы указал на жабу и птицу-женщину на другом конце стола.

Среди гостей поднялся негромкий ропот, как показалось Бриксии, одобрительный. Но ни жаба, ни птица-женщина не проявили ни удивления, ни гнева.

Вслед за ропотом раздался голос женщины с зелеными волосами, голос легкий, как шелест весенней листвы:

— Лорд Элдор, если гость говорит так, это невежливо, — но в наше время, когда силы стоят против сил, может быть, для тебя разумнее будет забыть о вежливости и ответить?

— Ты правильно говоришь, госпожа Лалана, — невежливо спрашивать у хозяина, почему он приглашает кого-то на пир. Но так как в нашем обществе все откровенны… что ж, мне нечего скрывать. — Он говорил уверенно и высокомерно.

— Правда, что есть отчуждение между нами, из Арвона, и теми, кто живет в диких местах. Но почему-то никто не спрашивает о причинах, по которым оно возникло. У нас нет общей крови, мы разных родов, но мы долго жили по соседству, мирно…

Женщина в украшениях из белых камней встала. Бриксия подумала, что своим спокойным видом женщина как бы упрекает говорящего. Женщина подняла руку к груди и сделала жест, за которым девушка не смогла уследить. Но в воздухе вспыхнул белым огнем символ. Несколько мгновений он и оставался белым, как свет полной луны летом. Потом словно кровь начала вливаться в белизну, замутняя ее. Розовый оттенок становился все темнее, но края символа по-прежнему оставались четкими и хорошо заметными.

Символ стал алым. Но изменения еще не закончились. Он все темнел и темнел, и наконец почернел. Потом задергался в воздухе, как будто превратился в живое существо, которому эти изменения причиняли муку.

Когда белый символ стал совершенно черным, изменилась сама его суть. А сидящие за пиршественным столом выглядели все более мрачными и встревоженными. Только жаба и женщина-птица оставались равнодушными и спокойными.

Даже Элдор сделал шаг назад. Он поднял руку, словно хотел стереть мрачно светящийся знак. Потом снова опустил руку. Лицо его стало серьезным.

Но не он нарушил молчание. Все в зале затаили дыхание, ожидая конца этого катастрофического происшествия. Заговорила женщина, начертившая символ: