Двед беспомощно и неподвижно висел в колдовской паутине. Клочья тумана коснулись его щек, зацепились за подбородок. На лице мальчика застыло выражение ужаса.

— Сокровище! — повторил Марбон.

Ута поднялась на задних лапах. Яростно ударила передними по языку тумана, пытавшемуся добраться до нее. И в тот же момент Бриксия — опустела. У нее не было другого слова, чтобы описать это ощущение. Что-то ушло, отступило. Она снова была одна, открыта, беззащитна. Даже без ножа.

Рука Бриксии конвульсивно сжалась, словно желая снова схватить оружие. Но в руке был бутон. И он шевельнулся! Девушка разжала кулак, и цветок начал распускаться.

Тускло-коричневая внешняя кожура лопнула. Изнутри показался слабый свет, тот самый, который освещал ей тропу, подбадривал ее во время ночного пути по Пустыне.

Силы и силы, лихорадочно думала она. Другую руку она протянула к шкатулке, которую отдала ей Ута.

Марбон шевельнулся. Лицо его перестало быть лицом человека, которого она знала, — ни расслабленное, ни полное жизни. Неужели черты лица могут так искажаться, принимать совершенно чуждое обличье? Если даже это была иллюзия, то не предназначенная для нормальных глаз. Бриксия ощутила леденящий холод, ее охватил такой ужас, что она даже не попыталась бежать, хотя Двед теперь не закрывал выход.

Человек, стоящий перед ней, высоко поднял руки. Лицо его обратилось к нависшим вверху туманным змеям. Он крикнул:

— Яртар… сле… фрава… ти!

Туман закрутился, от вида этого движения кружилась голова. Теперь, когда взгляд Марбона больше не держал ее, Бриксия закрыла глаза, чтобы не потерять сознания от туманной круговерти. Но тут аромат цветка прояснил ее мысли.

Бриксия совершенно не понимала, к чему он призывал. Но… что-то ответило ему. Оно здесь, рядом… девушка не открывала глаза, но чувствовала, что появилось нечто новое… тянется…

Шкатулка и цветок — она не понимала, почему в ее сознании возникли эти два предмета, но чувствовала, что соединение их необходимо. Шкатулка и цветок… Не смотреть! То, что появилось, способно затуманить ее мысли, уменьшить способность к защите. Она не должна поддаваться.

И снова она воскликнула, обращаясь к тому единственному, что могло дать защиту в этом меняющемся чуждом мире:

— Зеленая мать, что мне делать? Это не моя магия, я здесь потеряюсь!

На самом ли деле она произнесла это, или только подумала, обращаясь с просьбой к силе, которой не понимала? Кто эти боги, великие источники силы, которые используют людей как орудия? И есть ли против них защита? Может, она теперь в центре борьбы между чуждыми силами?

Открыть!

Приказ — данный кем — или чем? Существом, вызванным Марбоном? Если так, то она действительно в опасности. Бриксия продолжала держать глаза крепко закрытыми, пытаясь то же самое сделать с сознанием. Как туман пленил Дведа, так чужая воля пыталась овладеть ею — не телом, а умом.

— Позволь мне, во имя того, что я держу, — воскликнула Бриксия, — позволь мне устоять!

Шкатулка и цветок…

Руки ее шевельнулись, свели вместе эти два предмета. Она не знала, действует ли по приказу Света или Тьмы. Но дело было сделано. И в тот же момент она открыла глаза.

И увидела…

Исчез туман, исчезло помещение со столбом. Она стоит в большом пиршественном зале крепости. К каменным стенам прикреплены кольца, в них ярко горят факелы. Стол накрыт многоцветной скатертью, цвета ее переливаются друг в друга. А на скатерти питьевые рога из сверкающего хрусталя, из богатого зеленого малахита, из теплого красно-коричневого сердолика. Такое не может себе позволить даже богатейший владыка долины.

Перед каждым сидением серебряное блюдо. И много тарелок и кубков, резных, украшенных драгоценными камнями.

Вначале Бриксии показалось, что зал пуст, но потом она увидела, что здесь собралось немалое общество. Но те, что сидели за столом, выглядели как слабые тени, такие призрачные, что сначала она не могла разобрать, кто из них мужчина, а кто женщина. Неодушевленные предметы она видела отчетливо, но живое в ее глазах было тенью; жители Дейла считали, что такие призраки держатся в злых местах и проявляют враждебность всему живому, потому что ревнуют к жизни, сердятся из-за своего состояния.

Бриксия закричала. Покачнулась, попыталась сойти с того места, где стояла, — прямо перед троном в центре; она не хотела, чтобы тот, кто правил этим сборищем, заметил ее присутствие. Но сдвинуться, бежать не смогла — ей предстояло встретиться лицом к лицу с тем, что ее ждало.

Вспышка… если свет может быть черным, а не белым… такой свет вспыхнул между нею и троном, как меч может поставить преграду на пути движущейся стали. Чья-то направленная воля, не до конца злая, но с отчетливым отпечатком тьмы, словно удар, обрушилась на нее, пыталась поглотить. Ударила, как хлыстом. И Бриксии показалось, что призрак на троне взглянул на нее красными пламенными глазами.

Тень начала сгущаться, она двигалась, менялась, как недавно черты лица Марбона, становилась все материальнее. На троне, казалось девушке, сидит не благородный лорд, который должен был бы владеть таким залом. Нет, на нее издевательскими пламенными глазами, которые, казалось, были созданы из огня самого ада, смотрел разбойник — отвратительный, худший из тех выродков, от которых она бежала в прошлом, хорошо понимая, что произойдет с ней, если она попадет в их руки.

Исчез!

На троне теперь сидела жаба из Пустыни — непристойно разбухшая, раскрывшая зубастую пасть, вытянувшая лапы. Гигант среди своего племени, ростом с того разбойника, фигуру которого она заменила. Она произнесла невнятно:

— Сокровище… Сокровище!

Шкатулка и цветок…

Бриксия почувствовала, что до боли прижимает их к груди. Шкатулка и цветок…

Жаба исчезла. Ее место заняла птица-женщина. Щелкая клювом, она высоко подняла свои руки-крылья, выставила когти; казалось, вот-вот она поднимется в воздух, нападет на Бриксию.

Иллюзии? Девушка не была в этом уверена. Каждое из видений выглядело материальным, прочным, как и трон, на котором оно возникало. Шкатулка и цветок…

А теперь… теперь это Двед! Окутанный туманом, он не сидит, а лежит на троне. Все скрыто, кроме части его лица. Он с трудом поднял голову, посмотрел на Бриксию затуманенными от ужаса глазами, и в них была отчаянная мольба:

— Сокровище! — Это единственное слово пронеслось по залу мучительным шепотом.

И Двед исчез. Его место заняла Ута… Ута, ясно видимая, зажатая в когтях чудовища, дергающаяся, пытающаяся освободиться… а уродливая лапа ползла к ее пушистому горлу, чтобы сдавить, выдавить жизнь…

— Сокровище! — промяукала кошка.

И, как и все остальные, Ута исчезла. Трон какое-то время оставался пустым. Потом — на троне появился мужчина, не призрачный, теневой, а реальный, как Марбон в помещении со столбом.

Он был не в шелковой одежде для пирующих, а в кольчуге и шлеме, который затенял лицо.

— Марбон! — Бриксия чуть не произнесла это имя вслух, но тут же увидела, что это не повелитель Эггерсдейла, хотя и очень похож на него. На лице этого человека лежала резкая печать гордости и высокомерия. Рот был искривлен, словно человек попробовал что-то неприятное, кислое, испортив себе удовольствие от пира.

Остальные, как и их господин, тоже стали отчетливее. И не все они были людьми. Когда Бриксия поняла это, ее охватила дрожь. Справа от лорда сидела женщина в платье цвета свежей весенней зелени. Но волосы у нее тоже были зелеными, как и платье, — прекрасные волосы, но нечеловеческие. По другую сторону, слева от лорда, над столом виднелась кошачья голова. Цветом она напоминала Уту, но по размеру была вдвое больше.

Были здесь и другие: молодой мужчина в шлеме с гребнем в виде вставшей на дыбы лошади, — его лицо тоже ничуть не напоминало человеческое. Еще одна женщина, в платье стального цвета, на поясе металлические пластинки, и на каждой — молочно-белый драгоценный камень. Волосы женщины, белые, как эти камни, были уложены короной. На спокойном лице высокомерное выражение. Но что-то говорило о том, что она в этом обществе стоит особняком, что она наблюдатель, но не участник происходящего. На груди женщины сверкала подвеска со сложно вырезанным узором, из того же белого камня. И Бриксия понимала, что эта подвеска — оружие, сильнее любого лезвия.