— У нас сегодня чудесные блинчики в меню, — произнесла она, не обращая внимания на взгляд Кирилла. — Для нового королевского работника — за счёт заведения.

— Э-э-э, — смущённо произнёс Кирилл, но женщина уже отдалилась к прилавку. Она щёлкнула два раза пальцами и все продукты — мука, яйца, сахар — сами собой взялись за готовку блинов. Прямо в воздухе они перемешивались с молоком, превращаясь в жидкую консистенцию. Женщина ногой включила разогреваться плиту.

За окном потемнело: чёрные тучи окутали небо, медленно осыпая город снегом. Площадь загорелась тысячами мелких огоньков, подчёркивая достоинства и очертания АйсГрада. Неведомо откуда на столике возле Кирилла появился старинный подсвечник в виде круга, на котором, будто на праздничном торте, загорелось двенадцать свечей. Внутри лежали сосновые ветки, мандарины и небольшие коричневые шишки. Вкусно запахло корицей и елью. В воздухе зависли — уже традиционно — ёлочные игрушки. Их почему-то пытались сорвать злые бéлки.

Тени, отбрасываемые свечами, затанцевали на дубовых стенах. Кириллу нравилось, всё это — кафе, магазины… И то, что они находились в одном здании. И не нужно было выходить на холод. Заиграла приятная незнакомая парню рождественская песня, и многие посетители кафе тут же начали, не стесняясь своих голосовых данных, подпевать.

За окном пробили колокола на башне Белой Центральной площади и жители города, летавшие на мётлах, приземлились на землю. Снег усилился, и проезжавшие рядом автомобили включили фары. Казалось, метель танцевала под мелодию рождественских исполнителей, звучавших в ТЦ «Товарищ».

— Ma shmah. Господин Андреев? — возле парня сел прыщавый юноша в шубе цвета ржавого железа. Он снял свою серую шапку-ушанку и взял меню. Говорил незнакомец со странным акцентом.

— Да, — ответил Кирилл, дожёвывая последний блинчик, политый клубничным джемом.

— Вас не так легко было найти, — взглянул незнакомец в глаза парню.

— Так это к Вам мы так спешили? — Кирилл допил остывший кофе и отодвинул посуду в сторону. — Я немного заблудился. Ева пропала на восемнадцатом этаже.

— Да. Она ждёт Вас… снаружи. Давайте, я Вас провожу.

Они встали и быстрым шагом направились к ближайшему выходу. Кирилл даже не успел поблагодарить рыжеволосую продавщицу кафе, которая угостила его таким вкусными блинчиками.

Возле стеклянных дверей их ждал белый фургон.

— Ева внутри, — произнёс незнакомец, открывая дверь автомобиля.

Кирилл заглянул внутрь, но девушки там не было. Человек десять с повязками на лицах затащили парня в автомобиль, накинув ему на голову чёрным мешок.

— Трогай! — крикнул кто-то, и автомобиль двинулся с места.

Снова сильный удар по голове. Непонятный шум. Боль в области живота. Это предпоследнее, что запомнил парень перед потерей сознания. Последней была фраза «вот жопа».

Мышка Тедди всегда любила свою хозяйку — девочку по имени Линда. Ведь она кормила своего питомца только самыми вкусными кусочками докторской колбасы, выгуливала несколько раз в неделю, даже купала дважды в месяц. Они были лучшими друзьями. Друзьями до тех пор, пока Линда не покончила с собой, наевшись мамиными лекарствами для увеличения груди.

Линду похоронили за пределами центрального кладбища вместе с Тедди.

Мыши неведомы чувства и, прежде всего, любовь. Когда закрыли крышку гроба, она вылезла из своего плетёного мешочка и принялась за свою хозяйку, отошедшую в мир иной. Питаясь плотью девочки, Тедди прожила ещё несколько дней, пока не последовала за Линдой.

В соседней могиле послышался шорох.

Не было ни страха, ни боли. Ни страданий и мучений. Катя не чувствовала ничего. Открыв глаза, она смотрела в черноту, прислушиваясь к окутавшей её тишине. Тело непослушно лежало, не реагируя на зов хозяйки пошевелить хотя бы пальцами.

Сердце бабушки не билось. Девушка отчётливо чувствовала это, понимая, что осталась теперь на этом свете одна. Но надолго ли осталась?

Перед глазами что-то вспыхнуло, и Катя снова погрузилась в темноту. Интересно, как долго может протянуть человек, лежа в абсолютно герметичной «упаковке»? Как селёдка, только без специального маринада. Такого, кисленького. Снова что-то вспыхнуло перед глазами.

— Арбузинка, держи равновесие! — крикнул папа маленькой девочке, крутящей педали двухколёсного розового велосипеда. Юная Катя задрала голову, представляя, что парит в небе над зелёными лугами. Из носа текли сопли, и всё ещё побаливал счёсанный локоть правой руки. Раны на коленях уже подсохли.

— У меня получается! — она ехала между деревьями по узенькой тропинке в сторону маленького домика.

— Арбузинка!

Ноги гудели, но желание научиться кататься по-настоящему преодолевало. Старушки разбегались в сторону, когда приближалась Катя. Соседские собаки не раз становились жертвами юной велосипедной наездницы. В этот день она впервые поняла, что хочет научиться кататься… на коньках.

— Какая ты у меня красивая, — поправляя банты на рыженькой голове, сказала бабушка. — Первый раз в первый класс.

Катя кружилась вокруг зеркала, поглаживая новенькую, только вчера пошитую, школьную форму. Пятна пролитого томатного сока уже не было. Оно исчезло бесследно. Как и бабушкино сердитое выражение лица. Папа снова опаздывал. В соседней комнате он утюжил мятый галстук. Каждый день на шею он надевал опрятный «язык», и каждый вечер он выглядел как вытащенный из задницы. Катя не понимала, чем таким мог заниматься инженер, чтобы возвращаться домой помятым и истряханным.

Этот день Катя помнила хорошо. Тогда бабушка сказала, что папы не стало… Было тепло. Май. Они как раз прогуливались по главной улице, едя мороженое. Тогда бабушка между делом сообщила, что отец на работе получил смертельную травму. И сразу перешла на тему подарков на день рождения.

— Бабушка! У меня там кровь!

— Не волнуйся. Ты взрослеешь, — улыбнулась старушка.

Звучала медленная музыка. Тусклый свет падал на лица танцующих пар. Катя положила голову на плечо Генки Ворнина. Она не хотела замечать косые взгляды её школьных подруг. Двигаясь в такт мелодии, девушка не заметила, как Гена поцеловал её сначала в ушко, потом в носик. Вернее, она делала вид, что не замечала. Пятисекундный поцелуй в губы. Да, это был её первый поцелуй.

Как же не хочется умирать. Сколько прошло времени? Сколько ещё осталось? Сколько осталось бесполезных вздохов? Сколько биений сделает сердце? За что? Почему?

Ещё одна вспышка.

— Улыбнитесь! Это же память на всю жизнь!

Бородатый фотограф показывал пальцем на объектив.

— Через двадцать лет захотите вспомнить школьные годы, откроете альбом, а тут… разочарование.

Ещё одна вспышка.

— Ну, не знаю. Подумаете о чём-то хорошем. У вас ведь, наверняка, были счастливые дни.

Вспышка.

— Ну, это уже даже не смешно. Кому нужен этот гадкий альбом? Оставлю то фото, которое посчитаю нужным. Вы этого хотите?

Очередная вспышка.

— Как хотите. Дело ваше.

Кате было всё равно. Она уже успела поссориться с одноклассниками. И школьный альбом был лишь «обязаловкой». Фотограф плюнул на пол.

— Сложная вы, девушка.

Воспоминания закончились. Самые яркие воспоминания.

Вот и вся жизнь, подумала Катя.

Сколько же ещё вздохов?

Девушка вздохнула в полную грудь. В спину давила крышка гроба. Что-то пошатнулось. И стало холодно.