При этом, самое время заметить, что поручение Хрущева должно было, конечно же, задать определённую тональность отбираемым документам. Поскольку к тому времени уже прозвучала во всеуслышание, со страниц "Правды", политическая установка - считать Зорге жертвой Сталина. Соответственно, для членов комиссии - искать в архивах подтверждение этому утверждению.

Одним из таких подтверждений явилась "Справка на резидентуру" от сентября 1937 года.

Однако, отдадим должное и Сироткину, написавшему об остальных справках, и Фесюну, опубликовавшему его слова. Слова о том, что подозрения в адрес Зорге, красочно расцвеченные к сегодняшнему дню историками и публицистами, совершенно не отражены в его характеристиках, содержащихся в МНОГОЧИСЛЕННЫХ "справках на резидентуру".

Но, может быть, такие конкретные обвинения имелись в адрес Рихарда Зорге у НКВД?

Вот, например, на такое обстоятельство осторожно указывает А. Фесюн:

"…Все предыдущие "Дорогие Директора" были расстреляны; а от двоих из них (Берзина и Урицкого) он лично получал задания. Таким образом, налицо была связь с врагами народа (кстати, среди его друзей этой категории можно назвать и К. М. Римма[2], соратника по китайскому периоду, расстрелянного в 1938 году, и Льва Боровича[3] - резидента ГРУ в Шанхае с псевдонимом Алекс, через которого в Москву шли от Зорге многие материалы, расстрелянного в 1937 году, и, наверняка, многих других, включая О. Пятницкого, шефа международного отдела Коминтерна), что, как можно себе представить, не могло не наводить бдительных людей в НКВД, да и в самом ГРУ, на определенные мысли…"

Может быть.

Мы с вами этого пока что точно не знаем.

Здесь, однако, по моему, самое время привести слова самого Рихарда Зорге, приведённые в "Тюремных записках" по этому поводу:

"…Москва полностью доверяла политическому чутью и политической сознательности моей разведгруппы…"

Можно, конечно, вслед зоргеведам снисходительно заметить здесь, что сам Зорге на следствии всячески преукрашал действительность, чтобы набить себе цену в глазах японских следователей.

А можно заметить, что эти, и им подобные слова, в конце концов, и явились во многом основанием к его смертному приговору. Между тем, совсем другие слова, которые говорил на следствии Клаузен, позволили сохранить тому жизнь.

Зоргеведам, рассуждающим по этому поводу, очень трудно понять одну простую истину. Люди, оказавшиеся в положении Зорге или Клаузена, в первую очередь должны думать о спасении своей жизни. И уже потом, если первое удалось - и прочих вкусностях. Вроде возвращения домой.

Для меня, например, слова Зорге вполне убедительны. Хотя бы потому, что здесь же он вполне откровенно подкрепляет их примерами. Нет, как раз не теми примерами, когда Москва была довольна его информацией. Наиболее весомо он подкрепляет их теми случаями, когда Москва не вполне верила его донесениям. Вот что он сам сообщил о недоверии к себе Москвы.

Не ищите, кстати. В отношении подготовки Германии к нападению на СССР здесь ничего не будет:

"…При этом мы должны были помнить о чувстве недоверия в Советском Союзе в отношении Японии. А именно, Советский Союз, видя возрастающую роль японских военных кругов и их внешнеполитический курс после Маньчжурского инцидента, начал испытывать серьезные опасения, что Япония планирует напасть на СССР. Это чувство подозрительности было настолько сильным, что сколько бы я ни посылал противоположных версий, московские власти никогда полностью не разделяли их, особенно во время боев на Халхин-Голе и в период крупномасштабной мобилизации японской армии летом 1941 года…"

Да, все правильно.

Здесь советское правительство и должно было исходить из худшего. Быть одержимым своего рода (и в положительном смысле) этакой паранойей.

А донесения Зорге должны были эту паранойю развеивать.

Поэтому расслаблять свою ценную резидентуру за границей руководство разведки не должно было ни в коем случае.

Происходило что-то вроде такого обмена.

Из Москвы: "Япония собирается напасть"

Из Токио: "Нет. Вот доказательства…"

Из Москвы: "Есть сомнения. Давайте другие доказательства"

Из Токио: "Вот еще"

Из Москвы: "Мало. Дайте еще. И еще… И еще…"

Не щадят деликатные чувства своего резидента? Возможно.

Но поступают совершенно правильно. Потому что вопрос имеет колоссальное значение. Вопрос войны и мира. Жизни и смерти государства.

Другое дело, что ту же (здоровую) паранойю Сталин не проявил накануне нападения Германии.

Или все-таки проявил?

Здесь ведь очень интересно то обстоятельство, что Рихард Зорге, говоря на допросах о случаях недоверия, проявленного Москвой к его сообщениям, ничего не сказал, повторю, о своих донесениях, касающихся подготовки Германии к вторжению в СССР.

И последнее.

Мы привыкли к тому, что на Сталина вешают всех окрестных собак. Как его собственных, так и всех мимопробегавших.

В данном случае мы наблюдаем ту же самую картину.

Вот посмотрите.

Сталину (или руководству разведки) в связи с "делом Зорге" одновремено предъявляют обвинение по двум пунктам.

1. Перманентное недоверие к Зорге и любой информации, исходящей от него.

2. Бессовестную и хищническую эксплуатацию возможностей его резидентуры, что выражается в отказах ему в возвращении в СССР, и требовании всё большего количества информации, в ущерб безопасности группы.

Но простите.

Эти два обвинения противоречат друг другу логически.

Если ему не доверяли, тогда у Москвы не было необходимости требовать от Зорге работы на износ.

С другой стороны, если интерес к его донесениям привел к тому, что, вопреки соображениям безопасности, от него продолжали требовать все новой и новой информации, тогда о каком недоверии может идти речь?

Пусть Москва ни в грош не ставила безопасность группы Зорге. Но зачем ей, при всём этом, такое количество заведомо ложной информации?

Теперь поговорим о страшном НКВД и его охоте за Рихардом Зорге.

Обойти этот вопрос нельзя никак. Потому что именно он является одним из козырных тузов в колоде доказательств недоверия Сталина к Рихарду Зорге.

Я не знаю ни одного исследователя, который не упомянул бы имени Зорге рядом с утверждением, что за тем охотился НКВД.

Однако, именно в этом утверждении заключено странностей чуть ли не больше, чем во всех других доказательствах, вместе взятых.

Итак.

Прежде, чем говорить о Зорге, обратимся к другому персонажу. Коснёмся судьбы одного из главных членов его группы, Макса Клаузена и его жены.

Вспомним слова из докладной записки от 11 августа 1941 года за подписью генерал-майора Колганова:

"…В 1935 г. к ИНСОНУ Центром был направлен радист ФРИЦ, личность также весьма темная…"

Я предлагаю ответить на простой вопрос.