Роберт пребывал все в том же расслабленном настроении, и они проводили вместе все последующие надели. Казалось, он отбросил свои подозрения, увидев в Дженевре не только жену, но и друга.

Едва только критический пятый месяц беременности миновал, Дженевра решила возобновить верховые прогулки. Она получала от них огромное удовольствие, и свежий воздух шел ей на пользу, несмотря на холод, сырость и студеные ветры, одолевавшие Мерлинскрэг. Роберт выказывал поистине ангельское терпение, ибо ему приходилось плестись рядом с ней шагом, и он приберегал бешеную скачку для своей любимой охоты.

Они навестили большинство вилланов и батраков, расселившихся по всем их владениям, и выяснили, какие у них заботы и нужды. После таких поездок Дженевра возвращалась в замок, сияя здоровьем и удовольствием, особенно когда удавалось помочь кому-то.

Роберт стал относиться к жене с прежним теплом, которого ей так недоставало. Он раскрывал перед ней лучшую часть своего характера, и радость общения с ним постепенно теряла привкус горечи, вызванной сомнением в его чувствах. Роберт много времени посвящал делам, постоянно обсуждая хозяйственные вопросы с Мартином и Джеффри.

– Это здорово, что твой отец может нам продавать шерсть, Эннис, – заметила однажды Дженевра, наблюдая, как Роберт и Мартин беседуют с купцом в дальнем конце зала.

Эннис с любовью поглядела на своего отца.

– Для него такая честь, что вы доверили ему это дело, миледи.

В этот момент из боковой комнаты выбежали насколько мальчишек, они кричали и толкались, как это водится у ребят. Позади них, нетерпеливо хмурясь на своих сорванцов, шел отец Джон – по просьбе Дженевры он взял на себя обучение старших сыновей Мартина и Эннис, а также двух пажей, которых Роберт привез с собой.

Сама Дженевра учила группу взрослых девочек, прислуживавших в замке или живших в деревне. Она предполагала, что в конце обучения они смогут написать собственное имя, научатся читать и писать простые слова. Во время отсутствия Дженевры ее обязанности брала на себя Эннис, выучившаяся грамоте в юности.

Дженевра, глубоко верившая в пользу знаний, хотела и других приобщить к этому благу. Деревенским ребятишкам не возбранялось присутствовать на занятиях в замке, если на то будет воля их родителей.

– Гарри! – раздраженно закричала Эннис. – Иди сюда, мальчик мой! Веди себя хорошо!

Гарри неохотно подошел к матери и поклонился. Он ревниво смотрел на двух пажей, которые, отделившись от других ребят, покатились по ковру в шутливой борьбе.

«Он еще слишком мал», – подумала Дженевра, заметив завистливый взгляд мальчика, и ей стало жаль ребенка.

– Гарри, если твои мать и отец согласятся, ты тоже станешь пажом.

У ребенка разгорелись глаза.

– Сейчас, миледи? – спросил он. – Я буду хорошо служить вам!

– Еще не время, Гарри. Ты должен подождать, пока тебе минует семь лет.

– Но мне еще нет и шести!

– Гарри, – сделала ему замечание Эннис, – ты должен быть благодарен леди Дженевре, а не сетовать на свой возраст! И правда, миледи, – проговорила она, поворачиваясь к Дженевре, – раз уж мой муж остался без рыцарского звания, пускай он хоть за сына порадуется!

– Но рыцарское звание – это еще не все, очень важно не остаться невеждой. Так что учись прилежно, Гарри, а мы посмотрим.

Гарри с детской пылкостью схватил руку Дженевры и поцеловал ее.

– Спасибо, миледи!

Эннис ласково улыбнулась своему первенцу и принялась кормить грудью новорожденного сына.

Пришел Сочельник. И не было ничего удивительного в том, что после путешествий Роберта и Дженевры по своим обширным владениям все их вассалы с радостью приняли приглашение приехать к ним в гости на зимние праздники вместе со своими семьями.

Гости явились вымытые и разодетые в лучшие праздничные наряды. Впрочем, принарядиться удалось не всем. Бедные батраки, у которых едва хватало средств, чтобы прокормиться, прибыли в грубых домотканых робах из шерсти. Этим людям приходилось работать день и ночь, чтобы свести концы с концами.

Дженевра и Роберт сидели у основания помоста, принимали десятину и в случае необходимости творили правосудие. Управляющий Мартин, судья Джеффри и отец Джон вели записи и разбирали дела в соответствии с местными законами. К счастью, тяжбы оказались пустяковыми и разрешились легко.

Сначала дети тихонько сидели на ковриках и с благоговением взирали на роскошь громадного зала. Но вскоре они побороли застенчивость и сгрудились вокруг Мартина, обладавшего даром рассказывать занимательные истории. Потом наступил обед с обилием разнообразной еды. Кое-кого пришлось даже уговаривать, что диковинные яства на столе вполне съедобны.

А перед самой полночью, когда отец Джон приготовился отслужить праздничную мессу прямо в зале, поскольку церковь не могла вместить так много прихожан, в помещение внесли огромное рождественское бревно и один конец его сунули в огонь. Собранным заранее остролистом и плющом заблаговременно украсили стропила и карнизы, и все помещение пылало от пламени многочисленных свечей и факелов. Кое-кто из детишек заснул, зато у остальных глаза были широко раскрыты от изумления.

Дженевра знала, что это будет самое счастливое Рождество в ее жизни. Гости, хоть и не сияли раззолоченной одеждой, оказались добрыми и сердечными. Им искренне хотелось порадовать хозяев и самим повеселиться до упаду. Собравшиеся то и дело затевали игры, смотрели представление странствующих акробатов и жонглеров, пели, плясали и смеялись. Даже барон Сен-Обэн разошелся, и Дженевре нетрудно было догадаться, каким жизнерадостным и веселым был ее супруг раньше, пока жизненные невзгоды не обратили его в человека удрученного и растратившего все иллюзии.

Вилланы не выказали ни малейшего желания покидать хорошую еду, тепло и веселье, несмотря на то что спать им приходилось вповалку, на полу в огромном зале. Однако, как только Новый год, в облачении Батюшки Времени (его роль исполнял Мартин с наклеенной белой бородой и в парике), был встречен всеми с громадными почестями, гости стали разъезжаться.

Родители Эннис приехали из Барнстепля, чтобы отпраздновать Рождество и Новый год вместе со всеми, и заняли комнаты для гостей. Мег и Бернард уже поселились в своем новом доме, рядом с Мартином и Эннис.

Жизнь в Мерлинскрэге становилась все уютнее, и Дженевра не без грусти думала о расставании с поместьем. А что расставание наступит сомневаться не приходилось, у лорда Сен-Обэна скопилось немало важных дел, требующих разрешения. Дженевра была намерена всюду следовать за ним, чтобы не разлучаться с мужем надолго. Но родить она все-таки решила в Мерлинскрэге, и супруги с нетерпением ждали появления ребенка на свет.

Недели шли одна за другой, живот у Дженевры становился все больше. Ездить верхом она перестала. У нее болела спина, даже в кровати ей было неудобно. По ее просьбе Роберт уходил ночевать в гардеробную. «Это ненадолго», – утешала она себя и его.

Живот Мег стал просто огромным. Никто уже не сомневался, что предсказание старой Мариел оправдается. Дженевра, приложив ухо к животу Мег, расслышала слабое биение двух крохотных сердечек.

Дженевра рассчитала, что ее ребенок должен родиться в начале марта. Время пришло, однако ничего не случилось.

– О, Мег! – жаловалась она, хлопая ладонями по своему раздутому животу. – Я не могу больше этого выносить! Ребеночек такой тяжелый! Поскорей бы он явился на свет!

– Явится, потерпи немного, – утешала Мег, которая сама была не в лучшем состоянии. И случилось так, что у Мег роды начались на неделю раньше, чем ожидалось: видимо, ее детишкам не терпелось выбраться наружу.

Мужчина в повитухи не годится, и Бернард удалился прочь, пока старая Мариел возилась с его женой. Вскоре Мег устроилась в кровати, по обе стороны которой стояли люльки с новорожденными. Она была измучена, слаба, но счастливой улыбкой встретила хозяйку, пришедшую ее проведать. И пока Дженевра восхищалась крохотными двойняшками, родившимися раньше срока, у нее самой начались родовые схватки.