– Если вам это не удастся, я добьюсь от нее признания, когда вернусь.

– Мне кажется, я представляю большую угрозу, чем ты.

– Для мужчины или женщины, которые не знают тебя так, как знает Мэг. Ей известно твое слабое место.

– Какое слабое место? – Дэрмот обиделся.

– Она уверена, что ты не сможешь ударить женщину.

– Ох, об этом я и не подумал, – вздохнул Дэрмот. – Но не думаю, что она поверит в то, будто ты сможешь ее ударить.

– Дэрмот, поверь мне, ей придется. Женщина не будет сомневаться в том, что другая женщина без колебаний причинит ей боль, тем более когда дело касается мужчины. Чтобы Мэг еще больше испугалась меня, я позову на помощь Джоан. – Джиллианна рассмеялась, когда увидела, как у всех присутствующих испуганно распахнулись глаза. – И еще одно – выясните, что Коннор делал в течение всего дня. Где он был, в какое время, кто его видел.

– Зачем?

– Мы сможем доказать, что у него просто не было времени и возможности кого-то убить.

– Джиллианна, у тебя потрясающе умная голова.

– Спасибо. А теперь подготовьте повозку. Я отправляюсь к графу и моему опечаленному мужу.

Коннор не поверил своим глазам, когда увидел, кого Питер впустил в его камеру. Он решил, что это видение, явившееся в ответ на его мысли о жене. Джиллианна не могла быть здесь! Она показалась ему немного бледной, но вполне здоровой. Когда он видел ее в последний раз, она была без сознания и ей вытаскивали из плеча стрелу. Она должна все еще лежать в постели, отдыхать и пить крепкий бульон! Коннор потерял счет времени, но был уверен, что с момента ранения прошло не более трех дней.

– Господи, Коннор, неужели тебе не дали свечей? – удивленно воскликнула Джиллианна. Она прищурилась, что бы получше разглядеть его в полумраке.

– Дали, – равнодушно ответил он и направился к высокому подсвечнику в углу камеры. – Мне кажется, что если я зажгу свечи, ты исчезнешь. Наверное, ты видение, которое возникло у меня из-за обильных возлияний и долгих размышлений.

– Ты хочешь сказать, из-за хандры?

Этот немного хриплый, насмешливый голос мог принадлежать только его жене. Коннор зажег свечи и обернулся: она действительно была бледной, но твердо держалась на ногах, и ее лицо не было искажено гримасой боли. Однако он все еще не мог поверить, что эта маленькая женщина, которую три дня назад ранили в Дейлкладаче, стояла здесь, в Динноке, и насмехалась над ним.

– Почему ты не лежишь в кровати, плача от боли? – спросил Коннор, чувствуя, что его вопрос звучит довольно глупо.

– Потому что мне сказали, что ты хандришь. Я решила приехать и поговорить с тобой. О, вино. Хорошо. – Она налила себе вина и сделала несколько жадных глотков.

Затем она села на стул. Коннор вернулся в свое кресло.

– Теперь мне кажется, что нападение на тебя было всего лишь сном.

– Нет, я и в самом деле ранена. Рана все еще болит, но я быстро поправляюсь. Поэтому Джеймс спокойно отправился в Дублин, чтобы сообщить обо всем, что случилось. Дэрмот хотел отговорить меня от этой поездки, но я сказала ему, что стрела не задела кость, у меня не началось воспаление и я не потеряла много крови. Мне лучше с каждым днем. Рана уже начала затягиваться.

– Но прошло всего три дня!

– Я же говорила тебе, что быстро поправляюсь. В детстве я почти не болела. Моя мать уверена, что это Господь создал меня такой здоровой. – Она развязала тесемки на лифе и приподняла повязку, закрывающую рану. – Видишь? Выглядит уродливо, но она заживает.

Она права, подумал Коннор, разглядывая рану, которая выглядела так, словно ее нанесли неделю назад. На бархатистой и нежной коже Джиллианны она действительно казалась довольно уродливой. Его взгляд скользнул по ее обнаженной груди, и он почувствовал, как напряглось его тело. Коннор снова переключил внимание на рану – веское доказательство его неспособности защитить свою жену. Он встал и подошел к камину. Он хотел Джиллианну, но не чувствовал себя вправе прикоснуться к ней.

Джиллианна нахмурилась. В какой-то момент реакция Коннора на ее полуобнаженное тело была именно той, какой она ожидала. Она не задумывалась над тем, что именно ему нравится, но ее небольшая грудь его возбуждала. Теперь ей придется взять инициативу в свои руки. Коннор был слишком погружен в свои переживания, и, похоже, одними убеждениями его было не пронять. Страсть, решила Джиллианна, окажется более эффективным средством. Однако Коннор проявил непривычную стойкость и старался к ней не подходить. Джиллианна незаметно сняла штанишки и спрятала их в карман своей юбки. Она готовилась использовать любую возможность, чтобы заняться любовью с Коннором, и едва не рассмеялась, представив себе его удивление.

Будет нетрудно добраться до его тела, размышляла она, разглядывая его в свете свечей. На нем были только льняные подштанники. Судя по влажным волосам, он недавно мыл голову. Джиллианна порадовалась тому, что решила сделать небольшую остановку перед Динноком, чтобы принять ванну. Она не могла оторвать глаз от его стройного, мускулистого тела. Ее взгляд скользнул по нижней части его живота, и она убедилась, что Коннор не настолько себя контролирует, как хотел ей показать. Если он снова сядет в кресло, ей удастся осуществить свой план.

– Джилли, тебе не следовало сюда приезжать, – произнес Коннор. Он не смотрел на нее, потому что это было выше его сил. Он едва не прикусил язык, когда хотел приказать ей запахнуть лиф. Однако он не стал просить ее об этом, чтобы голос не выдал его истинных чувств.

– Не следовало? – Она выпила еще немного вина. – Ты хочешь сказать, что мне не стоит обращать внимания на то, что тебя ложно обвинили в убийстве, которого ты не совершал? Нужно было оставить тебя одного, дав тебе возможность принять какое-нибудь глупое решение?

Коннор сел в кресло и тоже выпил вина.

– Я не могу больше быть лэрдом. Лэрд должен защищать свой клан и свою семью. Я не сумел этого сделать. Я пригрел змею на своей груди и позволил ей напасть на мою жену.

Джиллианна опустилась на колени возле его ног.

– Коннор, он был твоим дядей. – Она поставила бокал с вином на стол и принялась гладить его бедра. – Кровное родство. Все доверяют своим кровным родственникам, если только те не сделают что-то совсем отвратительное.

– Он выжил. Это должно было вызвать у меня подозрения.

Коннор, с трудом сдерживаясь, терпел ее ласки.

– Нет, ты поступил вполне естественно: возблагодарил Господа за то, что хотя бы один твой родственник остался жив. – Она потянулась к нему и поцеловала его в обнаженный живот. – Коннор Макенрой, ты честный и отважный человек, который большую часть жизни посвятил борьбе за выживание своих братьев, сестры и оставшихся в живых людей. Неудивительно, что у тебя не было времени думать о том, что твой дядя сделал все возможное, чтобы избавиться от своего родного брата и его семьи. Будь это другой человек, ты мог бы его заподозрить. Но это был твой дядя, брат твоего отца, человек, которого твой отец принимал в своем доме. Ты не можешь винить себя в том, что не разглядел его злой умысел. Ни один человек не мог бы этого сделать, будь он на твоем месте.

– Ты разглядела. – Он погладил ее по волосам.

Мысли о дяде больше его не волновали, он хотел Джиллианну и не мог думать ни о чем другом.

– Нет, я увидела только его черную душу. – Она развязала завязки, поддерживающие его штаны. – Я увидела человека, снедаемого злобой и страхом. – Она обхватила его член тонкими пальцами и принялась поглаживать его. Коннор задрожал и обхватил ее ногами, притягивая к себе. – Я видела, что у него есть мрачные тайны и много злобы, но я не могла догадаться о его преступлениях.

Джиллианна убрала руку и лизнула Коннора. Он вздрогнул.

– То же самое говорил мне Дэрмот, – простонал он сквозь зубы.

– Мы правы, и ты поймешь это, если перестанешь себя терзать.

– Может быть.

Желание было таким сильным, что Коннор уже не мог разговаривать. Он закрыл глаза, откинулся в кресле и полностью отдался страсти. Ему хотелось просидеть так как можно дольше, чтобы насладиться нежным прикосновением ее языка. Казалось, Джиллианна чувствовала его состояние: время от времени она отпускала его, чтобы дать возможность прийти в себя. Коннор был благодарен ей за эти короткие передышки. В одну из них она сняла с него штаны.