и болит, и ноет.
Да и будь иным я:
бледным, немощным пиитом, —
ты б мои отвергла чувства
с миною сердитой.
Ты мою любовь, о дева,
не считай неверной,
облик твой не запятнаю
черною изменой.
Паллаг, 8 ноября 1877 г.
О, Я ЗНАЮ…
О, я знаю, ты не роза,
не фиалка ты,
жаль лишь, что тебе когда-то
я дарил цветы.
Будь ты роза, я тебя бы
проклял, растоптал,
будь фиалка ты,
сорвал бы, изломал, измял.
Как пчела ты: на бутоне
долго не сидишь,
ранишь сладкими устами
и тотчас летишь.
12 ноября 1877 г.
ЗНАКОМОЙ БАРЫШНЕ
Я люблю вас, душенька, до смерти,
вы уж мне, пожалуйста, поверьте,
только раз вы мне в глаза взглянули
и навеки сердце умыкнули.
Как алмаз сияют ваши очи,
ярче звезд сияют даже ночью,
каждый взгляд — ценней любой награды;
если б мне достались все те взгляды!
Ваши губки — словно из рубина,
смех ваш льется серебром старинным,
с губ улыбка никогда не сходит -
нет, рубин едва ль сюда подходит.
Так прекрасны вы, что без опаски
вашу душу уподоблю сказке,
как бы я хотел взглянуть украдкой
в глубь ее, что кажется загадкой.
Пусть мне станет тяжело и горько:
вам любовь моя — забава только,
вам она не станет бурей грозной,
чтобы вас поднять до выси звездной.
Что ж, придет другой, меня счастливей,
вас в полон возьмет волшебной силой,
не пешком придет — верхом прискачет,
бравый молодец, ловец удачи.
Нищеты и горя он не знает,
ни добра, ни денег не считает,
а чтоб жизнь совсем была счастливой,
не хватает лишь жены красивой.
Любит он со страстью и азартом
лошадей и псов, вино и карты, —
коль любви его на все достанет,
он и вам немножечко оставит.
Халап, 14 апреля 1877 г.
О ЖЕНЩИНАХ
Нынче женщины на диво
стали нежны и красивы,
так и тянут, так и манят,
поцелуем сердце ранят,
но не верь им: красота
их — мираж и суета.
Впрочем, нет: мираж ведь с нами
днем играет, не ночами!
Женщин — сумрак привлекает,
он им солнце заменяет.
Тянет, манит за собой
женщина — мираж ночной.
Дебрецен, 5 августа 1877 г.
В АЛЬБОМ
Маргит Чанади
(другими чернилами)
Терке Галл
(другими чернилами)
Маришке Кубини
Ну что вам написать на память?
Чтоб помнили меня всегда?
Но если не любим я вами -
к чему слова мои тогда!
Иль пожелать, чтоб, бед не зная,
текли в довольстве ваши дни,
как тихая река лесная
средь мягких трав, в густой тени?
Но что за смысл, раз пожеланье
осуществить не в силах я?
Лишь бог, быть может, щедрой дланью
вам даст всю сладость бытия.
Я просто попрошу вас помнить
и другом чтить меня своим.
В залог же — вот сей опус скромный
и подпись беглая под ним.
БЕЛОКУРОЙ ГОРНИЧНОЙ
Погоди-ка, мой дружок,
поцелуй меня разок,
и не бойся ты, ей-ей,
грозной барыни своей.
Ну, давай же, не робей,
поцелуй меня скорей,
поспеши, не то вот-вот
вправду кто-нибудь войдет.
Дебрецен, 3 февраля 1878 г.
ПОСЛЕ ДОЖДИЧКА В ЧЕТВЕРГ
В небе — звезды и луна,
на катке — народу тьма,
всюду шутки, всюду смех.
Кто же здесь красивей всех?
Та, что ласточкой летит,
легкой феею скользит;
под ее коньками лед,
как виолончель, поет.
Все в восторге от нее,
но, увы, девиз ее
нас в отчаянье поверг:
«После дождичка в четверг!»
15 декабря 1879 г.
Пометка К. Я.: «Напечатано в «Глупом Иштоке»,[76] № 52.
МОЯ ЖИЗНЬ В ГРАЦЕ
Грац, 23 ноября 1880 г., в половине восьмого вечера, в моей комнатке на Анненштрассе, отель «Цум ост хоф», Ш. Шт. Тюр, № 46.
Нет, ей-богу, в этом Граце,
просто не к чему придраться,
к бравым венграм немки тут,
словно мухи к меду, льнут.
Ты меня, дружище, знаешь,
мне огня не занимать,
и сердца прелестниц здешних
мне легко воспламенять.
Сразу двух держу любовниц,
право, некогда скучать:
день могу встречать с блондинкой
и с брюнеткою — кончать.
Есть и рыжая в запасе,
но признаюсь я тебе:
с ней, бедняжкою, встречаться
удается лишь в обед.
Но притом, дружище, часто
ночью и средь бела дня
вспоминаю со слезами
ту, что дома ждет меня.
БЕЗ НАЗВАНИЯ
Здесь, вдали от дома, живу, не скучаю,
свой удел завидный ни с кем не сменяю,
умереть придется — смерть приму охотно,
в ад спущусь без страха, с песней беззаботной.
Грац, 28 января 1881 г.
Отрывки из дневника Кальмана Яблонцаи
26 ноября 1877 г.
Вечор была у нас небольшая пирушка, на коей были среди прочих Чанади, и я, глупец, помирился с той, с которой дал клятву не разговаривать никогда. Вообще-то, как узнал я, она тоже протянула мне руку для примирения потому лишь, что так велела ей мать. Ей-богу, как нельзя более подходит к ней мое стихотворение «О, я знаю, ты не роза, не фиалка ты…».