— Воевода!!! — услышал Волчий Хвост заполошный крик Соловья. — Ляшские ворота пали!!! Печенеги в городе!!!

— Боброк! Командуй здесь! — распорядился воевода. — А я с парнями к Ляшским, может, удастся поганых обратно выдавить!

Раздробленные тараном в щепу толстые дубовые ворота валялись на земле. Дружинников сдерживающих напор врага, было мало. И с каждым мгновением их становилось все меньше и меньше. Печенеги брали не силой, не удалью, а числом. И оттого на душе киевских витязей было гадко. Поэтому и бились они зло и яро, не жалея себя, стараясь принести врагу перед собственной смертью как можно больший урон. Они гибли, забирая с собой десятки жизней противников, но их не становилось меньше. И помощи тоже не было. Они не отступили ни на шаг. Они все остались у ворот, похороненные под грудами мертвых тел врагов и друзей. И когда пал последний защитник, орда печенегов ни сдерживаемая больше никем и ничем хлынула в город.

Мысль о том, что Киев вот-вот падет, пришла в голову Волчьего Хвоста, когда он повстречался с первой группой печенегов, орудующих в Горшечной слободе. Парни быстро порубили поганых в капусту, но время было все равно было потеряно. По мере приближения к Ляшским воротам количество врагов увеличивалось. Немногочисленная дружина воеводы вязла в них словно в болоте. — До ворот им не суждено дойти, — понял в этот момент воевода. — Скоро вся эта бешенная орда окажется в городе… Сначала пограбят вволю, а затем не оставят камня на камне!

Краем глаза Волчий Хвост видел огненные сполохи — вовсю пылает урочище Кожема.

— Может оно и к лучшему, если город сгорит, — подумал воевода, — тогда ничего не останется проклятому супостату!

Воевода не переставал отмахиваться от наседавших печенегов, надеясь только на чудо. И чудо случилось, хоть и заставило себя подождать. Неизвестно откуда на помощь воеводе пришел отряд незнакомых витязей — не безусых юнцов, а прожженных войной ветеранов. Они словно нож в масле прошли сквозь большое скопище печенегов, не потеряв при этом ни единого бойца. Кривые сабли степняков отскакивали от их доспехов, не причиняя вреда богатырям. В мгновение они заткнули своими телами брешь в ляшских воротах. Получив секундную передышку, Волчий Хвост с изумлением рассматривал своих нежданных спасителей.

— Ребят, вы откуда? — слетело с языка воеводу.

— Оттуда! — раздался за спиной Волчьего Хвоста безжизненный голос.

Воевода обернулся, словно ужаленный, и увидел говорившего.

— Мы пришли на помощь! — бесстрастно, как и при первой встрече произнес хранитель чаши — князь Тарган.

— Слава богам! — воскликнул Волчий Хвост. — Вы успели вовремя!

Тропинка, по которой Велес милостиво согласился проводить друзей, оборвалась в высоком гроте, заполненном морской водой.

— А дальше куда? — забеспокоились парни.

— Дальше? — переспросил Велес, пряча в густых усах озорную улыбку. — Дальше, ребятки, морем! Выход под водой!

— Нырять что-ли? — поинтересовался Кожемяка, трогая ладошкой воду. — Холодная!

— А ты чего хотел? — нахмурился Велес. — Ты ж не в Херсонес просился, а на Буян-остров! Море Варяжское теплым не бывает!

— Да я не жалуюсь! — перепугался Никита, решив, что нечаянно обидел спасителя-покровителя. — Мы тебе по гроб жизни обязаны… Даже не знаю, чем и отплатить за твою доброту!

— Время придет — отплатишь! — загадочно ответил Велес. — А сейчас пора мне…

Велес неожиданно исчез, словно его никогда и не было.

— Как же это, — Кожемяка в недоумении развел руками, — даже поблагодарить, как следует, не успели.

— В Киев вернемся — отблагодарим! — успокоил друга Морозко. — Знатные требы приготовим!

— И то верно! — успокоился Никита. — Ну, что ныряем?

— Ныряем, — согласился Морозко, — остудимся после пекельного жара!

Первым нырнул Кожемяка, подняв тучу брызг. Следом за ним, держа посох одной рукой, Морозко. Промокшая одежда тянула на дно — благо, что здесь было неглубоко. Под водой парень огляделся, и сразу увидел рассеянный свет, проникающий в грот сквозь небольшое отверстие в каменной стене. Преодолевая сопротивление воды, Морозко приблизился к нему и, проплыв под природной аркой, выбрался наружу. С трудом вынырнув на поверхность (мокрая волчовка сковывала движение и тянула вниз), парень поплыл к берегу. Рядом вынырнул Кожемяка, и, отдуваясь (меч, висевший у него за плечами, тоже не мало весил), погреб рядом. Вскоре они уже лежали на теплых прибрежных камнях.

— Ты знаешь, Никита, — признался Морозко, — мне до сих пор не вериться, что нам удалось с того света живыми вернуться!

— Мне тоже, — согласился Кожемяка. — Рассказать кому — не поверят! Ладно, чего это мы тут лежим — нам еще рог добывать!

Они встали и медленно пошли вдоль побережья. Обогнув выдающийся в море мыс, друзья попали на переполненную пристань. С ближайшей ладьи по сходням неспешно спускался пожилой воин.

— Ругер! — в один голос воскликнули парни. — Ты откуда?

— Морозко! Никита! — обрадовался немчин. — Я то все думал, как я вас здесь найду, а вы сами старика нашли! Меня Кожем прислал, — Ругер подозрительно огляделся и продолжил шепотом, — давайте, парни, местечко поукромнее найдем, чтобы без чужих ушей…

Сто лет — возраст почтенный, а Стояр разменял уже свою стодвенадцатую осень, и шестьдесят из них — в качестве верховного жреца Свентовида. Нести эту и без того непосильную ношу с каждым годом становилось труднее и труднее. Слабые ноги с трудом удерживали его немощное тело, а усиливающиеся с годами боли в пояснице так и норовили сломать старого волхва пополам. Всегда выручавший резной посох сегодня ничем не мог помочь Стояру — у него должны быть свободные руки. Зажав в трясущихся ладонях веник и совок, верховный жрец несколько раз глубоко вздохнул и, задержав дыхание, вошел в храм. В канун праздника урожая Стояр собственноручно подметал земное жилище бога. Ничто в этот день не должно осквернить храм, даже его дыхание. Каждый раз, когда Стояру нужно было перевести дух, он выходил на улицу. Уборка грозила затянуться надолго, ибо верховный не мог долго обходиться без воздуха.

— Я стар, ужасно стар, — подумал с сожалением волхв, покидая храм в очередной раз. — Велимудр прав — я уже с трудом могу обходиться без чужой помощи. Пора назначить приемника!

Жрец тяжело опустился на маленькую лавку, предусмотрительно поставленную младшими жрецами у входа в храм. Но сегодня он должен выполнить эту работу до конца. Сам. Без чьей-либо помощи. Так было заведено испокон веков. А после праздника он обязательно назовет приемника… Хотя это будет не так просто сделать. Если б он мог, то назвал бы его еще с десяток лет назад. Но Стояр не видел достойного кандидата принять посох верховного жреца, а вместе с ним тяжкий груз забот… Не видит его и сейчас! Велимудр умен, но жаден и властолюбив. Он будет ревностно преумножать и без того немалые богатства храма, но ни один смертный, умирая от голода на его пороге, не получит и горстки зерна. Светояр великодушен, но ленив. Воломир простоват — его обведет вокруг пальца даже ребенок. Остальные братья слишком молоды для столь тяжелой ноши. Конечно, он слишком раздувает пороки высших жрецов, они не столь уж и велики, но… Но лучше б их было поменьше. Если на этот счет не будет никаких божественных знаков, после праздника он назовет приемника. И будь, что будет. Еще одной уборки храма жрец не переживет!

Стояр с трудом поднялся с лавки, и, стараясь не обращать внимания на режущую боль в суставах, вновь вошел в храм.

Мор невидимой тенью следовал за путниками. Никто из друзей и не догадывался, что за ними уже давно следят.

— Хотя вон тот белобрысый что-то чувствует, — раздраженно отметил демон. — Уж больно часто крутит башкой по сторонам. Из всей компании — он самый опасный. Остальные так — мелочь. Смертные. Их можно в расчет не брать! Да и этот, — Мор презрительно скривился, — даже не бог. Полукровка.