Настя с самого начала не верила ему, когда он заверял, что возил ночью гостей в Гопри; уж лучше, чтобы ночевал у этой шлюхи, чем стрелял бы в дядьку Петра…

Уняла свою женскую гордость, проглотила горькую обиду…

В глубине души Настя представляла это подвигом любви, даже гордилась, что так любит мужа и способна на такую жертву ради него, и жалела, что не могла похвалиться перед ним своей преданностью, еще поймет ее слабинку, и тогда не будет ему удержу.

Она пошевелила губами, собралась с силами и тихо произнесла:

— Разве я знаю точно, когда застрелили…

Тон ее был покорный, смиренный. Смотрела на Лизу и не видела ее. Кажется, даже не гневалась, и уже не раздражал ее коротенький халатик, оголявший ноги. Может, и в самом деле в этой Лизке их спасение!

Все отступало перед главным — спасти Андрея. Испугалась, что чуть не наделала глупостей. Что из того, если бы сцепилась с Лизкой? Защитила бы этим свою семью? От этой девки, которая сидит перед ней, развалившись на кровати, зависит очень много. Она разрушает их семью, но она и только она может спасти Андрея, если он действительно был на дежурстве в ту субботнюю ночь, не спал же он с ней с вечера до утра!..

Пересиливая себя, Настя пыталась улыбнуться.

Чувствовала, что больше не может оставаться в этой комнатке с неровными стенами и подслеповатыми окошками. Не хватало воздуха. Вскочила и резким движением распахнула ближнее к ней окошко. Чуть стекла не повылетали.

Этой внезапной вспышкой Настя облегчила сердце и, глубоко вздохнув, сказала:

— Ну хорошо, Лизонька. Только помни, что Андрея в ту ночь на воде не было. Когда спросят, так и скажешь. Признаешься. Я не требую от тебя неправды. Я-то знаю, где он был той ночью!.. И не возражай! — Властным жестом остановила соперницу, которая порывалась что-то сказать. Казалось, жестом этим возмещала боль от пребывания в этой хате. — А между собой мы с ним потом разберемся… Разберемся, будь уверена!..

Сказала это так решительно, что Лиза только и смогла прошептать:

— Вы ошибаетесь, Настя…

Настино лицо стало невозмутимым, каменным. Лишь на миг глянула с гневом и презрением.

Лиза почему-то подумала, что с таким лицом подписывают смертные приговоры. Нет, она не боялась ни Настиного гнева, ни приговора ее, не мучила и совесть. И стало ей не страшно, а грустно. Если бы эта женщина знала, что не нужен ей больше Андрей… Правда, он когда-то увлек ее, но теперь уже надоел своей настырностью. Она неожиданно познала совсем другое, светлое чувство. И невдомек Насте, что Лизу интересует только то, что происходит сейчас в ней самой, и это совсем не связано с Андреем. Произошла какая-то перемена, будто после дождливой погоды солнце начало ласкать умытую землю. Ей хотелось бросить в лицо Насте: «Не бойтесь, не заберу я вашего Андрея!» Но только повторила:

— Вы ошибаетесь… — На этот раз уже тверже, думая про свое: с Андреем она уже никогда не будет вместе.

Настя не обратила внимания на новые интонации в Лизином голосе и, не попрощавшись, вышла из хаты.

Настороженно оглянувшись во дворе, вдруг увидела Юрася. И остановилась как вкопанная. Больно кольнула мысль: «Неужели и Юрко сюда же?!»

Парень держал топор и делал вид, будто внимательно осматривает старый, поваленный свиньями заборчик, который кое-как отгораживал двор Даниловны. Видно, толкнулся в хату, а тут она, и не успел спрятаться. Настя это поняла по тому, как неестественно напряженно наклонился Юрась, разглядывая валявшуюся доску.

Сначала хотела было уйти отсюда как можно скорей задворками, но потом подумала, что если Юрась и не увидел ее в хате, то все равно заметит, когда она будет подниматься вверх по тропке. И решительно направилась к жиденькому сливовому садику, возле которого стоял младший Комышан.

— Ты чего здесь?

— А-а-а, — стушевался Юрась, делая вид, что только сейчас заметил жену брата.

— Что ты здесь делаешь?

— Да вот… — Он нарочно не спешил с ответом, мол, чего объяснять, и так все понятно: в руках топор. — Марина Даниловна просила забор поправить.

— Зарабатываешь?.. Это хорошо.

— Какие тут заработки… У одинокой женщины… Так, пока время есть.

— А-а, значит, для Лилиной матери… бывшей твоей одноклассницы…

— Ну да, — торопливо подтвердил Юрась, и по тому, как он обрадовался подсказке, Настя поняла, что Лилю он и в мыслях не держал.

«Неужто Лизка! — Ее вновь словно холодной водой окатило. — Ну как ему объяснить? Как отвадить отсюда?..» Бездетная Настя питала к парню, который вырос у нее на глазах, своеобразную материнскую нежность.

— Вот что, Юрасик, — сказала она строго, — ты брось… этот ремонт… Не ходи сюда… — Ей было тяжело говорить. — Не надо… Пускай Даниловна попросит Владимира Павловича, он ей из плотницкой бригады кого-нибудь пришлет… Они мастера, сделают лучше тебя… А ты отдыхай.

— Мастера… — пожал плечами Юрась. — Велико умение — доску прибить… Отдыхать мне уже надоело. Хоть какую-то пользу принесу.

— Если такое дело, я тебе сама дома работу найду. Канавку надо прокопать, чтобы после дождей лужа во дворе не стояла… Андрею все некогда.

— Дожди! — усмехнулся Юрась. — Они у нас редко бывают. Не стоит двор ковырять… Но если хочешь, то вот поправлю забор — прокопаю канавку.

— Да нет, идем, Юрась. — Она почти тянула его за рукав. — Ну и хитрюга Даниловна, все норовит на дармовщину!

— Оставь, Настя, — рассердился Юрась. — Пообещал починить, значит, сделаю! — Он отвернулся, достал из кармана гвоздь и, приладив доску, сильным ударом обушка загнал его в столбик.

Насте ничего не оставалось, как уйти. Гостиницу обходить не стала. Увидев у порога Даниловну, поздоровалась и сказала как бы между прочим:

— Была внизу. Юрась там с вашим заборчиком возится… Хороший парень. Попроси его, так он за милую душу.

— А я вовсе и не просила, — поджала губы Даниловна. — Сам напросился. Мне-то чего… Они с моей Лилей в одном классе учились… Теперь моя, правда, уже на пятом курсе…

«Лиля, Лиля… При чем тут твоя Лиля!» — раздраженно подумала Настя.

Солнце садилось уже за селом, когда Андрей Комышан возвратился с соседнего участка, куда его посылали на помощь местным рыбинспекторам.

Он вошел в хату, поздоровался с матерью, обрадовался, увидев Настю, и устало улыбнулся:

— Наконец-то дома…

— Двое суток пропадал, — сердито сказала Настя, беря у него потертый портфель; все же лицо ее расплылось в довольной улыбке, на щечках появились две милые ямочки. — Я уже думала, сбежал от жены…

— От тебя убежишь! — добродушно бросил Андрей. — Под землей найдешь.

— То-то же! — согласилась Настя. — И не забывай…

— Не забуду. Может, спросишь, не проголодался ли с дороги…

— Чего спрашивать? Умывайся и садись к столу, борщ еще горячий, вареников мать налепила с последней вишней…

Он помыл руки под умывальником и сел к столу.

— Хотя бы переоделся!

— Когда пообедаю…

Поев, Андрей еще долго сидел за столом, откинувшись на спинку стула. На мужественном лице разлилась умиротворенность, которая смягчила его строгие черты, он даже сомкнул веки, словно собирался заснуть.

После длительной поездки, утомительных дежурств на чужом участке, ласковая Настина улыбка, вкусный обед — не наспех где-то на траве или в лодке, — весь этот мирный домашний уют, которого он в большей части был лишен, размагничивал, и Андрей почувствовал, как тает постоянное напряжение.

— Разделся бы да лег отдохнуть, — посоветовала Настя, прибирая со стола.

— Сейчас… — Андрей оттягивал минуту, когда нужно было подняться.

В дверь постучали.

— Заходите! — крикнула Настя.

Дверь распахнулась, и в нее просунулась сторожиха Нюрка.

Она повела носом, словно вынюхивая что-то, искоса глянула на Комышана.

— Начальник зовет к телефону. Сказал, если дома, пускай собирается на дежурство.

— Куда?! — возмутилась Настя, глаза ее сердито заблестели.