Мастерс в нерешительности откашлялся. Как заметил позже Сандерс, только миссис Синклер из всех свидетелей как будто немного смущала его.

– Только пять минут, не забудьте, – предупредил доктор Нильсен. – И я останусь здесь, чтобы проследить за вашей беседой.

– Пожалуйста, поговорите со мной, – низким голосом попросила женщина. – Доктор Нильсен как раз рассказывал мне о том, что произошло.

Старший инспектор едва удержался, чтобы не выругаться.

– Меня не волнуют ваши полицейские уловки, – отрезал доктор. – Вы занимайтесь своим делом, а я буду заниматься своим. Мое дело – заботиться о пациентах.

– Совершенно верно, – согласился Мастерс в своей обычной вкрадчивой манере. – Итак, мэм, как вы знаете, я офицер полиции и хочу задать вам несколько вопросов. Не обращайте внимания на мой блокнот, это простая формальность.

Миссис Синклер, грустно улыбнувшись, поблагодарила его и грациозно откинулась на подушки. Ее зрачки по-прежнему оставались немного расширенными.

– Ваше имя, мэм?

– Бонита Синклер.

– Полагаю, вас нужно называть «миссис»?

– Да, я вдова.

– Где вы живете, мэм?

– Челси. Чейни-Уок, триста сорок один.

Мастерс оторвал взгляд от блокнота:

– Чем вы занимаетесь, мэм? У вас есть профессия?

– Да, я работаю. – По ее тону можно было подумать, что она считает это очком в свою пользу. – Я консультант в области живописи, а иногда торгую картинами. К тому же я много пишу для «Национального художественного обозрения».

Старший инспектор захлопнул блокнот:

– Итак, мэм, вы знаете, что вечером был убит мистер Феликс Хэй?

Наступила пауза. Женщина как будто вздрогнула. Потом ее глаза наполнились слезами – Сандерс заметил их блеск в свете лампы. Он готов был поклясться, что слезы искренние.

– Об этом-то и рассказывал мне доктор. Это ужасно. Не люблю думать об ужасных, неприятных вещах.

– Что ж, мэм, боюсь, нам придется немного подумать об этих вещах. Я прошу вас начать с самого начала и рассказать обо всем, что произошло вечером.

Задрожав, миссис Синклер приподнялась на подушках:

– Но в том-то и дело. Я не знаю. Честное слово, я ничего не знаю. Последнее, что я помню, – это как кто-то за столом рассказывает какой-то анекдот. Очень смешной, ничего смешнее я в жизни не слышала. Я все смеялась и смеялась, пока мне не стало стыдно. Но потом вдруг все поплыло перед глазами и…

– Давайте начнем с самого начала. Как вы оказались в квартире мистера Хэя?

– Меня пригласили на вечеринку. Ничего похожего на шумное сборище, а всего лишь небольшой званый вечер.

В ее голосе чувствовалось легкое жеманство, сочетавшееся с полным отсутствием косметики на ее лице. Вероятно, миссис Синклер умылась и чуть припудрила лицо. Она, безусловно, еще плохо себя чувствовала, а одна ее рука, лежащая поверх одеяла, была забинтована.

– В котором часу вы отправились туда, миссис Синклер?

– Наверное, около одиннадцати.

– Понятно. Не поздновато для начала вечеринки?

– Боюсь, в этом виновата я. Видите ли, тем вечером в оговоренное время мне надо было сделать три весьма важных телефонных звонка, и я сказала мистеру Хэю, что, вероятно, не смогу быть у него раньше одиннадцати. Он ответил, что не хочет причинять мне неудобство и поэтому пригласит остальных гостей к одиннадцати.

Несмотря на подробные ответы, Мастерсу стало казаться, что он блуждает в тумане.

– А разве вы не могли позвонить из квартиры мистера Хэя?

Она улыбнулась:

– Боюсь, что нет. Один звонок был в Нью-Йорк, другой в Париж и третий в Рим. Разговоры были по делу, довольно скучные, но необходимые.

– Я пытаюсь выяснить вот что, миссис Синклер. Так уж необходимо было идти на этот званый вечер?

– Простите, не понимаю.

– Мистер Хэй пригласил вас с какой-то определенной целью?

– Я, право, не знаю. Мы были очень близкими друзьями. Он меня пригласил, и я пришла.

Мастерс, и сам толком не понимая, куда клонит, подбирался с другой стороны. Туман сгущался.

– Все другие гости были вам знакомы?

– Я знала мистера Хэя, конечно, и сэра Денниса Блайстона. Сэр Деннис заехал за мной… – Ее бледное лицо зарделось. – Заехал ко мне домой и привез меня в квартиру. Но я прежде не встречала мистера Шумана. Мне он показался очаровательным.

– Когда вы приехали к Хэю?

– Полагаю, около одиннадцати. Примерно без пяти одиннадцать. Мистер Шуман был уже там.

– И вы сразу начали пить?

Ее иссиня-черные глаза заискрились смехом, хотя губы не улыбались.

– Слишком громко сказано. Я даже один коктейль целиком не выпила.

– Всего один… – Мастерс сдержался и прочистил горло. – Отлично, мэм. Кто смешивал коктейли?

– Я.

– Вы признаетесь?

– Признаюсь? – переспросила она, в недоумении наморщив гладкий лоб, обрамленный волной темных волос. – В чем я должна признаться? Конечно, я готовила коктейли. Когда я была там, мистер Хэй пил только «Белую леди». И отпускал на мой счет глупые шуточки. Он всегда настаивал на том, чтобы смешивала коктейли именно я. Говорил: «Вы уже пробовали мою „Белую леди?“» – или что-то в этом роде. – Миссис Синклер вспыхнула.

– Вы все пили один и тот же коктейль, верно?

– Нет, сэр Деннис приготовил себе «Американский хайбол» – виски с содовой и льдом. Но…

– И ничего больше вы не пили и не ели?

– Ничего. А что?

– Видите ли, мэм, я спрашиваю об этом, потому что в напитках был яд, который вы все проглотили. Если бы вы могли сказать мне…

– Но это невозможно! – сдавленно вскрикнула она. – Прошу вас, не надо! Вы сами не понимаете, что говорите. Я все думала и думала об этом и скажу вам: никакого яда в этих напитках не было. Нет, я не сумасшедшая и не истеричка. Если не верите мне, спросите у других. И вы увидите, что мы не могли принять яд, – потом поймете почему.

Послышался щелчок, это Нильсен закрыл свои часы.

– Время вышло, Мастерс, – сказал он.

– Да перестаньте! – Старший инспектор небрежно отмахнулся от доктора. – Видите ли, мэм…

– Я сказал, время вышло, – повторил Нильсен.

Мастерс обернулся:

– Погодите немного. Вы это серьезно?

– Вполне серьезно, – хмуро ответил Нильсен. – Не могу рисковать возможными последствиями. Простите, Мастерс, но это единственное место, где я отдаю полиции приказы. Уйдете по-хорошему или позвать санитаров?

Старший инспектор предпочел удалиться по-хорошему. Сандерс понимал, что тот негодует: он только приступил к допросу, не успел даже упомянуть фосфор и негашеную известь. Однако коп был хорошо знаком с дисциплиной. Но все же не удержался от резких замечаний в кабине лифта.

– Она водит нас за нос, – убежденно произнес он. – Черт, доктор, до чего же я не доверяю женщинам с ангельской внешностью! Красотка затеяла какую-то игру, и я намерен в этом разобраться. Видите ли, нельзя беспокоить пациентов! Но меня-то не постеснялись разбудить среди ночи, чтобы я занялся расследованием. И вот я здесь, но заняться особо нечем. Говорю вам…

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – перебил инспектора Сандерс, – но, кажется, у вас на уме что-то еще.

Мастерс сдался:

– Ладно, доктор. Все это мне надоело. Да, и это словечко «невозможно». Я понадеялся, что мне наконец-то достанется простое дело, без затей. Никаких запертых комнат или трупов на снегу и прочей чепухи. И первое, что я слышу, – «невозможно»! Ничего невозможного нет в том, чтобы подмешать в напиток яд, не так ли? Для этого есть сотня способов, верно? И если я выясню, что все же…

Едва мужчины вышли из лифта в тускло освещенное фойе, как услышали скрип вращающейся двери. Стараясь не стучать подошвами по мраморному полу, к старшему инспектору устремился молодой человек, в котором Сандерс признал сержанта уголовного розыска Полларда. Казалось, тот был чем-то взволнован.

– Вам лучше вернуться на Грейт-Рассел-стрит, сэр, – сказал он. – Тот малый, Фергюсон, исчез.

Мастерс с силой натянул на голову котелок. После долгой паузы, словно вспомнив, где находится, он сердито прошипел: