Бетти, которая от сильного смущения отвернулась, все-таки попыталась выбраться из алькова, но ее спутник удержал ее. Дело в том, что… — здесь следует сказать правду, — дело в том, что у него имелись свои резоны послушать разговор хозяина дома и его делового партнера.
Они наблюдали за говорившими как сквозь газовую вуаль.
— Так что за праздничная вечеринка? — спросил мистер Нейсби, взгромождаясь на высокий табурет и скрещивая ноги.
— Мы ее так называем.
— Праздничная вечеринка! — повторил мистер Нейсби. — По-моему, ужасно глупая затея.
Дуайт Стэнхоуп слегка улыбнулся:
— Нисколько. Жена хочет устроить рождественскую вечеринку с маскарадом. Но если есть на свете вещь, которую я не люблю, так это переодевание.
Мистер Нейсби что-то проворчал, словно соглашаясь с хозяином, однако его неприязнь к маскарадам, очевидно, носила не столь явный характер.
— Далее, — продолжал мистер Стэнхоуп, — Рождество предполагает мессу; а я не любитель мессы. Более того, я всегда стараюсь избежать похода в церковь.
— Вот хитрюга! — беззлобно заметил мистер Нейсби.
— Спасибо. И потом, строго говоря, у нас будет даже и не вечеринка. Гостей всего двое — Винсент Джеймс и молодой Вуд. Я хотел позвать еще и капитана, но он все еще на маневрах.
— Винсент Джеймс, — повторил мистер Нейсби. — Вечно он у кого-то в гостях! Если парня не пригласят в выходные к кому-нибудь на обед, он, чего доброго, разобьет себе голову от скуки. Ты хоть понимаешь, молодой Дуайт, что мы с тобой надрываемся ради того, чтобы прокормить тех, кого называют дворянством и знатью? Мы похожи на французских шеф-поваров!
— И еще мы кормим своих родственников, — заявил Стэнхоуп после паузы — как будто ему хотелось возразить, но что-то его удержало. — А что еще нам остается делать?
— Повара! — с горечью повторил мистер Нейсби. — Вот кто мы такие — повара!
Стэнхоуп подмигнул ему.
— Полно, молодой Буллер, — заявил он. — Не так уж ты и надрываешься. Даже не особенно тратишь силы. Ты и работаешь-то только потому, что без работы не знал бы, чем себя занять. Жулик ты!
— А ты не любишь жуликов?
— Терпеть не могу, — кивнул Стэнхоуп.
— А! — отмахнулся Нейсби, потянувшись к блюдцу с картофельными чипсами, стоявшему на стойке. — Кстати, кто такой Вуд? Что тебе о нем известно?
— Немногое. Он приятель Бетти. Она подцепила его где-то в Лондоне; кажется, именно она уговорила меня пригласить его. Вот и все.
Наступило молчание.
Бетти в темноте медленно повернулась и посмотрела на своего спутника.
Произнеся явную неправду, Дуайт Стэнхоуп снова облокотился о стойку. Даже невинная ложь казалась ему унижающей его достоинство. В добрых глазах застыло невозмутимое выражение. Затем он сменил тему с такой легкостью, как будто смахнул с плеча соринку, и в голосе его послышались новые нотки.
— Так о чем ты хотел со мной поговорить?
— Я? Поговорить?
— Именно. Да еще наедине.
Мистер Нейсби взял еще один ломтик и захрустел. Некоторое время он не отвечал. Бетти и Николас видели его затылок с остатками прежде длинных волос цвета перца с солью.
— Ты обдумал мое предложение?
— Какое именно?
— Золотой человек, — ответил Нейсби.
На лице Дуайта Стэнхоупа заиграла улыбка, пусть и ироническая, но исполненная невыразимой доброты. Казалось, он всей душой сочувствует старому другу. Однако хозяин дома покачал головой:
— Буллер, старина! Ты ведь не серьезно?
— Почему бы и нет?
— Чтобы ты… практичный, деловой человек?
— Я действительно практичный, деловой человек. — Мистер Нейсби хлопнул по стойке ладонью. — Вот почему я считаю дело вполне реальным.
— «Золотой человек», — повторил Стэнхоуп. Дальше он заговорил совсем уж непонятно: — Одна, но тщательно проведенная разведка дна озера, и все наши трудности позади! Неужели ты до сих пор увлекаешься детскими приключенческими романами? Нет, нет, нет! А обойдется это в… Я забыл, во сколько это обойдется?
Мистер Нейсби не сдавался:
— Ничего ты не забыл. Ты видел все расчеты. Но я тебе повторю. Пятьдесят-шестьдесят тысяч.
Дуайт Стэнхоуп досадливо поморщился.
— Пятьдесят-шестьдесят тысяч, — настойчиво повторял мистер Нейсби, — если делать все как положено.
— Но если, по-твоему, шансы так высоки, почему ты приглашаешь меня в долю?
— Разделять риск, — мистер Нейсби пылко вскинул голову, — всегда самый лучший принцип. Кому, как не тебе, он должен быть прекрасно известен. Ты всегда им руководствовался; разделяй риск — и выходи из игры с прибылью.
— Извини, но я не могу разделять риск в подобном предприятии. Лично я охочусь только за одним золотым типом.
— Молодой Дуайт! — перебил его мистер Нейсби. — Позволь задать тебе вопрос!
— Конечно!
— Ты сейчас в трудном положении?
Стэнхоуп по-прежнему элегантно опирался на стойку; правая кисть сжимала пальцы левой. Пока они говорили о делах, улыбка не сходила с его губ, хотя казалась искусственной. Однако последний вопрос, очевидно, искренне позабавил его.
— Нет, — ответил он. — Во всяком случае, не в худшем, чем прочие из нас. Почему ты спрашиваешь?
— Потому, что в таком случае ты ведешь себя чертовски глупо, — заявил откровенный и прямой мистер Нейсби.
— Например, с чем?
— Например… с картинами.
— Не понимаю.
— У тебя есть коллекция картин. — Крутнувшись на высоком барном табурете, как обезьянка, мистер Нейсби схватил еще один ломтик картошки. Лица его Бетти и Вуд не видели; однако и затылок был весьма красноречив. — Очень ценных картин! По крайней мере, так мне сообщили. Сам я в живописи не разбираюсь. Почти все они принадлежали той старой проститутке… как бишь ее звали?
— Флавия Веннер.
— Точно. Они принадлежали Флавии Веннер. Полагаю, картины застрахованы. Иначе и быть не может. Если нет, значит, ты дурак.
Стэнхоуп ничего не ответил.
— Раньше, — продолжал его гость, — картины хранились в надежном месте, в галерее наверху. В галерее, оснащенной современной сигнализацией против воров.
— Ну и что?
— Но что ты делаешь сейчас? Ты переносишь самые ценные картины вниз. Вешаешь их в столовой. Там вообще нет никакой сигнализации. Французские окна — высокие, до пола — выходят в сад. Молодой Дуайт, почему бы тебе не высунуть голову из окна да не свистнуть Билла Сайкса?[1] А может быть, ты сам почему-то хочешь, чтобы картины украли? Я спрашиваю тебя на правах старого друга. Сам я, повторяю, не знаток живописи.
Произнеся свою речь, мистер Нейсби принялся поедать чипсы с такой скоростью, что скоро опустошил все блюдце. Энергичный хруст как будто призван был подчеркнуть важность произнесенных им слов. Дуайт Стэнхоуп следил за другом с вежливым, но непроницаемым выражением лица.
— Да, — кивнул он, — ты не знаток живописи.
— Это во-первых. — Мистер Нейсби смахнул с губ соль. — А во-вторых…
— У-у-у! — вдруг рявкнул кто-то прямо у него над ухом, отчего мистер Нейсби вздрогнул.
Элинор Стэнхоуп, выйдя из мрака, положила руки на плечи мистеру Нейсби и звонко чмокнула его в лысину. Когда он повернулся, чтобы взглянуть на нее, вытянув шею, как черепаха, она еще раз сочно чмокнула его, на сей раз в лоб.
— Куда вы подевались? — спросила она. — Кристабель предлагает сыграть в «Монополию» или еще во что-нибудь. А где Бетти и тот симпатичный молодой исследователь?
— Мистер Вуд не исследователь, моя дорогая, — мягко поправил дочь Дуайт.
— Я чувствую людей, — заявила Элинор, — вижу вокруг них ауры… Или надо говорить «ауру»? С множественным числом у меня всегда не ладилось. Если он даже и не исследователь, ему пристало им быть.
— Лучше сядьте, — невежливо заметил мистер Нейсби, — а то упадете.
— Фу, как грубо! — обиделась Элинор. — Пожалуйста, налейте мне еще чего-нибудь.
Никто не двинулся с места. Элинор вздохнула:
— В таком случае придется налить себе выпить самой! — Она вдруг сделалась очень вежливой. — Папа, ты не против, если я еще выпью?