Зверь подошел, ступая по гравию. Я передал ему тяжелый пистолет. Он поставил его на предохранитель и сунул за ремень.

Ролле улыбнулся ему, садясь в «БМВ». Он спешил. Машина покатилась вниз по склону еще даже до того, как заработал мотор.

Я повернулся к Зверю.

— Ну, что с ним?

— Ты в такое местечко ему пульнул! Жить-то он будет. Но до самый свой смерть будет петь фальцетом.

Мы разорвали простыню и забинтовали окровавленного ирландца.

Он с ненавистью глазел на меня, но не говорил ни слова. Светлые глаза горели злобой. Гугге мы связали по рукам и ногам.

— Это не я, — попробовал он оправдаться.

— Слушай, — сказал я, — этот ирландский садист никогда бы не справился с Юлле в одиночку.

Он замолчал. Но снова пустился в разглагольствования, когда пришлось отвечать на вопросы.

В доме можно было ходить по щиколотку в деньгах. Люк в овощной погреб под кухней был открыт. Там стояли мешки с деньгами от первого ограбления броневика, в Фарсте. Сегодняшняя добыча была погружена в «вольво».

Они собирались ехать в Хельсингборг. В Йончёпинге ждал специально оборудованный фургон. В нем они хотели спрятать деньги. Гугге охотно во всем признавался, детали так и перли из него.

План был простой и эффективный, незамысловатый, без выдумок.

Он не имел никакого понятия, кто жил в Бьоркбакка. Они просто выбрали этот дом среди прочих, вломились внутрь и обосновались там еще до ограбления у аэропорта. Телефона в доме не было.

— Я съезжу за помощью, — сказал я Зверю.

Солнце согрело поляну. В лесу пахло дымом — какой-то дачник жег мусор. Запахи осени. «Лейка» болталась у меня на груди. Я пытался вспомнить, а успел ли я что-нибудь снять.

В «вольво» было жарко. Как раз когда я садился за руль, послышался звук мотора. Я выскочил и побежал через поросший лесом бугор вниз к дороге.

Это был белый форд. Тарн, Янне и Кнаппен. Казачий патруль охотников за новостями.

— Эй, стойте, эй! — Я бежал, крича на ходу. Они увидели меня и затормозили, хотя и без особого энтузиазма.

Тут я зацепился ногой за сук. Перевернулся в воздухе и грохнулся на задницу аккурат перед белым фордом.

Кнаппен глядел, ухмыляясь, из окна.

— Слушай, сделай это еще раз, а? Я не успел щелкнуть, когда ты кувыркался.

Я ругался, вставая и отряхиваясь. За Кнаппеном ухмылялся Тарн, зажигая сигарету.

— Вы не могли бы на следующем круге бросить открытку для полиции? — сказал я. — Нам не помешала бы «скорая помощь» и несколько смазливых медсестер, да еще инспектор, который бы вел запись своих вопросов, да и ответов.

Тарн быстро спросил:

— Вы их взяли?

— Мы их взяли, — сказал я. — Поехали к нам, в гости. Может, и кофе сварим.

Янне уже разговаривал по радио. Небось теперь проснутся и в полицейском участке в Мэрста?

— Первый поворот налево, — сказал я. — Красная дача с белыми углами.

Тарн сделал знак — садись с нами. Он открыл дверь, и я влез на заднее сиденье.

— О'кей, — сказал я. — Так кто тебя сориентировал?

— Сначала скажу тебе нечто другое, — буркнул он, насупясь. — Густав Далль разбился.

Я сидел совсем недвижно.

— Знаешь, что я думаю? — сказал Тарн. — Я думаю, что тебе надо было бы это дело вести аккуратнее.

Он глубоко затянулся сигаретой и прищурился, глядя на меня.

— Я думаю, это ты лишил его жизни.

Потом выпустил дым и добавил:

— Ты шествуешь, словно ангел смерти.

Янне стоял возле белого форда. Он беспрерывно говорил по радио. Кнаппен сновал вокруг и фотографировал. Гугге помогли сесть, но руки у него были связаны за спиной. Ирландец лежал на гравии. Глаза его были зажмурены, он дышал со свистом. Видно, на него уже накатила боль.

— Значит, так, — сказал Тарн. — Он кинулся к «вольво». Ты думал, что у него там оружие. Поэтому ты выстрелил, так?

Я медленно покачал головой.

— Тарн, — сказал я, — этот сволочной садист убил Юлле. И он же изнасиловал дочку Юлле. Так что я взял и отстрелил ему яйца. Сзади.

Мы стояли молча, глядя на ирландца.

— Этого я не слышал, — сказал Тарн.

Запах дыма щекотал ноздри. Ветер улегся, издали доносился птичий щебет.

— Ты и раньше стрелял в людей, — сказал Тарн.

— Я раньше застрелил одного человека. Тогда я спасал свою жизнь. Это было необходимо.

— Один раз — это ни разу, — сказал Тарн. — А вот два раза — уже привычка.

Зверь вернулся от «пежо». Он убрал свой арсенал, засунул его в мешок. Но большой армейский браунинг ирландца торчал у него за поясом.

— Так вот, насчет Густава Далля, — сказал Тарн. — Это было самоубийство. Он слетел с автострады у Русерсберга, где она постепенно уходит влево. У полиции есть свидетели, которые утверждают, что «порше» делал более двухсот.

Это, должно быть, случилось всего через несколько минут после моего с ним разговора.

— Так кто же тебя сориентировал? — спросил я. — Кто тебе звонил ночью?

Тарн снял шляпу и причесал волосы пальцами, как гребенкой. На поляне начинало теплеть.

— Это было совсем не так, как ты думаешь. — Похоже, усталый Тарн проспал ночь, не раздеваясь. — Звонил твой добрый друг, Карл Юнас Бертцер. Он ничего не знал, но в этой отрасли разбирается. И высчитал, что это должен быть валютный автомобиль. Он не ориентировал. Он чертовски здорово все угадал.

— Бертцер много знал. Это ты его надоумил, а? Ты ему сообщил все, что узнал?

Тарн мял пальцами шляпу и молчал.

— Ты все время у меня на пятках сидел, — зло сказал я.

Он холодно посмотрел на меня:

— По большей части я шел впереди тебя.

— Ответь мне тогда на один вопрос: кому звонил Юлле? Когда ознакомился с дискетой.

— Твоему доброму другу, Бертцеру.

— Ты уверен?

Тарн кивнул:

— Бертцер сам об этом рассказал. Он сказал также, что сделал ошибку: позвонил в «Сентинел». Но позвонил не владельцу, Густаву Даллю. И не директору-распорядителю Янне Нуккеру. Он позвонил своему старому другу и оруженосцу — шефу по безопасности Роланду Ханссону. — Тарн огляделся: — Кстати, а где он?

Я пожал плечами.

— Я его отпустил. Не хотел стрелять в еще одного.

Мы постояли молча. Где-то далеко завыли сирены. Я устало зажмурился, подставив лицо теплым лучам солнца.

Очень не хотелось оставаться здесь. Хотелось уехать отсюда. Впереди была лишь унылая развязка. Длинные объяснения с людьми, которые не принимают простых фактов, потому что простые факты могут показать, какие эти люди дураки. Длинные цепи лжи держатся на незнании других людей.

— Так кто же убил Юлле Боммера? — спросил Тарн. — Ты? Ведь ты действовал так неуклюже. Бертцер? Ведь он был слишком любопытен. Роланд Ханссон? Ведь он испугался. Или Густав Далль? Ведь он не мог позволить, чтобы у него на пути встал такой незначительный человек, как Юлле.

Я плюнул в сторону светлоглазого ирландца, лежавшего на гравии.

— Вот кто убил Юлле Боммера, — сказал я.

— А кто его туда доставил?

— Ролле Ханссон, — сказал я. — Ролле Ханссон все спланировал. Ему нужен был специалист по броневикам, а в ИРА их много.

Сирены звучали все ближе. Почему они так торопятся? Ведь все уже кончено, пришло к завершению, осталось в прошлом. А какие-то неуклюжие легавые упирают палец в кнопку и выдрючиваются вовсю.

— Может, лучше дать легавым успокоительное? — сказал я.

Тарн меня не слышал.

— Зачем ты все это натворил? Зачем ты действовал так чертовски жестко?

Зверь обтер ирландцу лицо и дал ему воды. Кнаппен их фотографировал. Янне, улыбаясь, похлопывал по денежным мешкам в багажнике «вольво».

— Да наплюй ты на них! — крикнул я ему. — Ты и так немало загреб — ведь «Утренняя газета» котируется по сто шестьдесят восемь крон.

Потом я повернулся к Тарну.

— А затем, что я хотел знать истину, — сказал я.

— Истину? — Тарн захохотал. — Полную истину? Точный анализ всех относящихся к этому фактов, на все сто процентов?