Утро было пронизывающе-холодное. Солнце с трудом выбиралось из черных облаков. Тротуары были мокрые после ночного дождя. Фургон Зверя отказывался заводиться.

Мы завели его, толкая сзади, руки срывались с влажного корпуса, а ноги скользили на мокром асфальте.

Автобус долго дергался на трех цилиндрах, зло фыркая бензином. Зверь вскочил в кабину, скорчился за рулем и издал приказ: забираем мой лихой «пежо» в Тенста. За преступниками не угонишься на автобусе, которому нужны костыли.

Было еще рано. Вокруг мусоровозов орали чайки. Разносчики газет бросали свои машины где попало, забегая в очередной подъезд. Красные линейные автобусы проносились по пустым улицам, как снаряды.

Я сидел, держа в руках «Утреннюю газету», и щурился, отгоняя усталость.

Эдвин Мозес выиграл золотую медаль в Риме. Том Уэйтс выпустил новую пластинку. Все больше раскупается презервативов. «Вольво» котируется по 387 крон, «Утренняя газета» — по 168. Сидел молча и читал.

— Что происходит в мире?

Зверь наладил в автобусе вонючее тепло.

— С бюджетным дефицитом?.. — спросил я.

Зверь кивнул. Дефицит бюджета США — это был один из его любимых предметов. Он, аргентинец, задолжал загранице больше, чем когда-нибудь сможет заплатить, в то время как янки проживали прибыли, вывозимые из его страны.

— Ну, теперь Рейган справится с ним! — сказал я. — С бюджетным дефицитом.

Зверь живо обернулся ко мне:

— Как? Venga! Как?

— У него целый комитет этим занимается, — сказал я. — Комитет предлагает закон, чтоб все пиццы в США, которые делаются на настоящем сырье, получали знак качества. Тогда американцы будут покупать настоящие сырные пиццы, хотя и дороже, вместо тех, что им подсовывают подешевле, ну тех, что делают с помощью субсидий и не из настоящего сыра!

— Huevon!

Я помахал «Утренней газетой»:

— Это правда! Тут так написано! Американская казна может сэкономить двадцать шесть миллионов долларов в год, если на пиццах будет знак качества. Это рейганомика!

— А дефицит бюджета? — Зверь упорно добивался истины.

Я тщательно просмотрел газету.

— Двести сорок миллиардов долларов, как они считают.

Он ничего больше не сказал, пока мы не сменили машину в Тенста.

Было без двух минут шесть, когда я свернул с автострады и поехал к карусели у аэропорта Арланда.

— О'кей, — сказал я. — Что будем делать дальше?

— Надо быть готов к неожиданностям, — назидательно произнес Зверь. — Нельзя терять баланса.

— Ну, ну, — сказал я. — И как?

— Пример: когда я в последний раз брал банк, в Буэнос-Айрес, мы перемахнули прилавок с пистолетами и кричим: «Руки к затылок! Руки к затылок!» Но одна кассирша бамс на пол, спина вниз. Я ей ору: «Чертова кукла! Это грабеж, а не гулянка в фирма!» Но она визжит, что ее не впервой воруют и что ей всегда велели валить на пол! И что она, черт раздери, не попустит, чтоб ее воровали аматеры, которые не знают в этом толку!

— Ага, — сказал я, — и тут вы вместо грабежа устроили гулянку?

— Нет, — сказал Зверь. — Нельзя терять баланса. Решение было одно: крикнуть, чтоб все валили на пол. Тогда все поняли, что грабеж всамдельный.

Зверь спал всю дорогу от Тенста. Теперь он был бодр и свеж и болтал чепуху насчет площадки для длительной стоянки, и заправочной станции, и всех возможных мест вокруг аэропорта, где можно спрятаться.

— Сделаем точно, как сказал Тарн, — решил я. — Если он звонит в три часа ночи, то у него есть веские причины.

Мы были уже у карусели. Я проехал ее насквозь, свернул на первую дорогу вправо, к грузовым складам, и начал высматривать место, где встать. По старой привычке я, прежде чем затормозить, глянул в зеркало заднего вида.

На другой стороне карусели стоял и ждал чего-то большой черный лимузин. Он стоял на обочине с погашенными фарами.

— Зверь! — сказал я. — Посмотри назад.

Он глянул в зеркало, а потом быстро обернулся.

— Они! — пророкотал его глубокий голос.

Это был большой черный «БМВ». И стоял он удобно, с обзором всех подъездов.

— Они нас увидят, если мы тут встанем, — сказал я.

И газанул дальше, к съезду на дорожку у грузовых складов.

Тут я свернул и ехал, пока нас не скрыл лес. Лихо развернулся прямо на дороге и покатил назад. Остановился так, чтобы не быть в поле зрения черного «БМВ».

— Садись за руль! — рявкнул я Зверю. — Я проберусь на опушку. Когда что-то случится, я махну. Тогда подъедешь и заберешь меня!

Я схватил «никон» с зеркальным телевиком. Для него уже было достаточно светло. Выскочил из машины и приказал сам себе — в рощице не бежать, а то запыхаешься и поймать что-нибудь в объектив будет нелегко.

Остановился я, когда смог увидеть черный автомобиль. Он стоял под большим дорожным знаком. Но теперь на обочине за каруселью стояли две черные машины!

Две машины?

Я оперся камерой на подходящую ветку и сделал несколько снимков. Теперь надо было только ждать. Для чего им понадобились две машины? Второй черный автомобиль был «вольво».

Шли минуты. Ничего не происходило. Скоро я начал дрожать в своей тонкой куртке. Я обернулся. «Пежо» подъехал ближе, так что Зверь меня видел.

Четверть седьмого.

Порыв ветра стряхнул капли с деревьев вокруг меня. По затылку потекло. Рука, держащая аппарат, постепенно становилась лиловой.

Предосеннее утро в Швеции. Симфония циститов и бронхитов.

Наконец-то полседьмого.

Обе черные машины все еще стояли на месте. Иногда на «БМВ» включали дворники. Но света не зажигали, так что мотор не заводился.

Хотя — вот! — под машинами появились серые струи газа из выхлопных труб. Завели моторы, не зажигая света. Но почему они завели моторы? Я вытянул шею.

Вон он! Едет! Броневик! Большой сине-серый фургон, без надписей, как Тарн и сказал. Он шел от международного крыла аэропорта, уверенно устремляясь к карусели.

Черная «вольво» скользнула на карусель. Броневик замедлил ход, повернул и оказался на шоссе за ней. «БМВ» последовал за броневиком, замыкая караван.

Моя камера щелкнула несколько раз. И я, как заяц, кинулся сквозь кусты. Зверь увидел меня. Он двинулся с места, а я перелетел через канаву, устремляясь в полуоткрытую дверь.

— К городу, — сказал я. — За ними, быстро, черт дери!

Зверь газанул. Три автомобиля уже исчезли, устремляясь к въезду на автостраду. И тут сразу на шоссе появилось несколько машин: три-четыре шли от города, две-три от аэропорта. Зверь рванул и нахально въехал на карусель, не обращая внимания на кулаки, которыми нам грозили из обгоняемых нами машин, и стал набирать скорость, чтобы догнать броневик с его сопровождением. Далеко они не уехали. Только лишь несколько сот метров по сужавшейся тут дороге. Пришлось замедлить ход, чтобы не подойти подозрительно близко, а у трех этих машин вдруг вспыхнули тормозные фонари.

— Ага! — крикнул Зверь, затормозил и свернул на обочину. Он остановился в пятидесяти метрах от каравана.

Броневик стоял неподвижно. Он врезался в «вольво».

— Они остановили броневик, — сказал Зверь. — Нарочно тормознули так, чтоб столкнуться.

Я вылез из «пежо», оперся камерой на открытую дверь и начал снимать. Зверь комментировал изнутри:

— Ловкий парень. Делает вид, что это обычная авария. Хочет выманить охранников из броневика.

Один из пассажиров «вольво» стоял возле броневика и пытался убедить охрану выйти наружу. На нем была большая черная шляпа, широкий воротник кожаной куртки был поднят. И все равно его легко было узнать. Здоровый, белокурый культурист. Это был Гугге.