Я сидел молча — так же, как и он.

— Да и тогда, — повторил я, — надо точно знать, как именно отключать системы и как выключать мотор... — Мы молчали оба, помешивая кофе. — Иначе все сорвется, — докончил я.

Он не ответил, он даже не глядел на меня. Взгляд блуждал по кафетерию. Потом он прокашлялся и сказал:

— Эх, черт! Ты мне не можешь одолжить три сотни до следующей недели?

Нюбругатан, Эстермальм.

Квадратные кварталы с прямыми перекрестками, прямоугольные фасады и тротуары, будто проложенные по линейке.

На широких мостовых машины стоят в два ряда, насколько хватает глаз. Свобода — это право ставить машину там, где тебе, черт дери, заблагорассудится.

Вдоль тротуаров — десятки магазинчиков со всем тем, чего душа служивого человека пожелает: ноты, или вышивки, или мотки пряжи, или костюмы для занятий дзюдо, или антикварные вещи 50-х годов. Десятки магазинчиков, но никто не толкает ни одну дверь, даже в монопольку.

По тротуарам фланируют дамы — так я называю женский пол старше сорока — в клетчатых фетровых шляпах, поплиновых плащах и рантовых туфлях для гольфа. Господа, то есть мужчины старше тридцати, переходят улицу наискосок, в пиджаках нараспашку и молодежно-развевающихся галстуках поверх кругленьких животиков, наеденных на представительских трапезах.

Ни единого велосипеда, ни одной детской коляски, ни одного сосисочного киоска или уличного певца. Только громыхающая добротность и серая скука.

«Суперкарс» расположилась на Нюбругатан. Табличка на гаражной двери — и ничего больше. Я долго стоял, уставившись на эту табличку.

Либо это какой-нибудь полуизвестный гонщик, который держится на плаву, продавая и перепродавая одни и те же мрачные машины-развалюхи. Боссе Браво со своими экземплярами гоночных «эскортов», или Ралли-Рулле, толкающий «саабы» с турбонаддувом.

Плати первым, останешься последним.

Либо же это самый элитарный автосалон Стокгольма, магазин, куда люди обращаются только по телефону. «Мы демонстрируем нашу последнюю модель «лотус» у вашего главного подъезда». Или: «Ощутите мощь нашей «матры» во время ланча в загородном ресторане». Или: «Звоните нашей хозяйке демонстрационного салона круглые сутки».

Комфорт заменяет спорт.

Я заехал за угол и вылез из «пежо». Лицо пылало, распухшие губы горели. Медленно двинулся обратно, к Нюбругатан.

Ворота гаража были обшиты дубовыми досками. Небольшая дверь, врезанная в ворота, ручка полированной бронзы, кокетливая табличка с черной гравированной надписью. «Суперкарс». Дорого и претенциозно.

И здесь я должен искать убийцу. Журналистика это или работа для полицейского? Стоять у двери и колебаться, зная, что услышишь только вранье и угрозы, если ее откроешь. Это что, журналистика?

Насчет вранья журналистика меня многому научила. Единственно, чему журналистика меня научила как следует, так это тому, что врут все. Сознательно или бессознательно, искусно или неуклюже, из самомнения или страха, для того чтобы с презрением указать тебе твое место, или — в редких случаях — чтобы заставить поверить в разные отговорки. Вот этому и научила меня журналистика: что все врут.

Теперь открою дверь и услышу новое вранье. И новые угрозы.

Но... конечно же, есть разница между журналистикой и работой полицейского. Никто, например, не грозит полицейским. Только совсем уж глупые болтуны грозят полицейским. А журналистам? Им грозят, чтоб показать, что вот, мол, как мы умеем обращаться с прессой. А фотографам?

Эти столь незначительны, что лишь полицейские и снисходят до того, чтобы цыкать на них.

Надо было бы позвонить Зверю. Но я положил ладонь на холодную бронзовую рукоятку и открыл дверь в «Суперкарс».

Передо мной был самый роскошный въезд в гараж из всех, что я когда-либо видел. Теплая подсветка выделяла яркую роспись по штукатурке стен и потолка — просто загляденье. Длинноногая девица с татуированными ляжками верхом на «харлей-дэвидсоне»; «порше-слайдер» входит с заносом в поворот на необозримом пляже. По потолку пущены цветы, змеи, волнообразные фигуры в бешено летящих облаках на фоне желтого эмалевого неба. Уходящий вниз пол рассечен поперечными бороздами, покрыт черным лаком, а узкие тротуары по бокам съезда в гараж устланы зелеными дорожками.

Я ступил на зеленый ворс, надеясь, что дойду до гаража незамеченным. Но тут увидел, что внизу на колонне замигала лампочка. Я закрыл за собой дверь. Лампа перестала мигать, но все еще горела. У них была система оповещения, предупреждающая о появлении подозрительных пешеходов, ведь такие личности машин не покупают. Я засунул руки в карманы, пытаясь к тому же беззаботно насвистывать по дороге. Ничего не вышло. Трудно свистеть, получив пяток раз хорошенько по морде.

После неогаллюцинационного спуска сам гараж выглядел спартанским. Матовый черный пол и девственно-белые стены. Прекрасный фон для лакированных поверхностей машин. На заднем плане, в стеклянной кабине, сидел лощеный молодчик с коричневым загаром от ультрафиолетовой лампы и крашеными седыми волосами. Он говорил по телефону, но перед тем, как отвернуться, бдительно меня оглядел.

«Порше» тут было как плотвы в косяке. Они стояли рядами между белых колонн. Кое-где над ними возвышались жирные серые спины «мерседесов». Вдоль стен там и сям — «БМВ» разных моделей. А в центре, на постаменте из зеркального стекла, располагалась главная приманка «Суперкарс» — низкий, широкий, четырехугольный «феррари» эксклюзивного дизайна.

Я протиснулся между машинами к центру зала — ведь этого «Суперкарс» ждет от своей публики. И там встал, потихонечку оглядываясь.

Сиденья в «феррари» были из кожи, взятой с живота колумбийского ежа, да еще расшитые вручную. Прозрачный руль выдут из венецианского стекла. Литая из титана рукоятка переключения скоростей увенчана рогом носорога. Шелковистые светлые коврики, сплетенные из выбеленных индейских скальпов. Выстреливающиеся пепельницы с автоматическими обрезателями сигар. Говорящий путевой компьютер с информацией о том, где выгоднее заправиться в следующий раз.

Если уж вступать во владение таким стильным автомобилем, то только так: заплатить наличными, отогнать его домой и поставить за коровником, чтобы в нем могли нестись куры.

Нельзя ехать по Сёдертельеледен на «феррари». Едва-едва можно ехать на нем по обычной дороге. Предположим, что ты лихо съезжаешь на такую дорогу с автострады, с удовольствием ощущая силы перегрузки... и вдруг тебя обгоняет потертая «вольво-амазон», причем она проносится по встречному ряду, а ее водитель сидит и ковыряет в носу...

Есть ли в мире что-нибудь более ненужное, чем сияющий новенький «феррари»?

Красавчик-продавец все еще разговаривал по телефону. Я медленно прошелся по рядам «порше», разглядывая номера. DXS-898 там не было. По-видимому, он стоял на заднем дворе, без номера.

Наконец он положил трубку. Сделал несколько записей в большом блокноте, поднялся и, явно колеблясь, направился ко мне. На нем был безукоризненный фланелевый костюм с жилеткой, галстук указывал на принадлежность к какому-то клубу. Он грациозно плыл навстречу, мягко ступая блестящими лаковыми ботинками.

— Привет, — сказал я.

Он не ответил, только сдержанно кивнул. Нынешние мошенники, торговцы подержанными автомобилями, знают все о винах, воспетых Хемингуэем, о рассуждениях Пруста — какого вкуса должен быть цыпленок, и о песнях Сибелиуса, каковые следует петь под рюмку водки.

Они не здороваются, неуклюже выстреливая «привет». Они лишь с улыбкой наклоняют голову, отмеряя наклон в зависимости от того, каков клиент.

— Послушай... — сказал я с запинкой, и это было наихудшее из того, что я мог сказать, ибо такого сорта автомошенники не любят, когда к ним обращаются на «ты». — Послушай, я ищу две машины, которые находятся во владении «Суперкарс» или которые вы кому-то сдаете...

Он поднял одну бровь.

— Одна из них — «порше».

Никакой реакции. Такого добра у них полно.