— Ты же сам сказал, что любишь съезжать с горы.

Он погрозил мне пальцем:

— Ешь и молчи. Или тебе придется самому заплатить за еду.

Я промолчал.

— Титул генерального консула, — сказал он, — высоко ценится среди таких идиотов, как он. Машина с консульскими номерами, надежные кредиты, ощущение, что у тебя за спиной правительство, плюс дыхание большого мира. Густав Далль хотел купить себе такой титул.

Он поддел вилкой кусок картошки, с которого капал соус.

— Вот этот соус правильно приготовлен, на кипящем бульоне.

— А ты знаешь, к венскому шницелю не полагается никакого соуса, — заметил я.

Вильфред Сандберг смотрел на меня совершенно безразлично.

— Я, по-видимому, лучше всех в мире разбираюсь в венских шницелях, — сказал он спокойно. — Полностью не уверен, говорят, в Обераммергау есть пожилая дама, которая делает это не хуже меня. И я — я говорю, что надо взбить немного бульона со сковородки и вылить его на шницель!

Я внимательно следил, не появятся ли у его глаз морщинки. Нет, не появились.

— Шведская «Сентинел» принадлежала бельгийской компании, — сказал он. — Это вы наверняка уже знаете. Густав Далль купил «Сентинел» на паях с тем судовладельцем из Гетеборга, у которого суда плавали под чужим флагом, и директором прачечной Нуккером, который и стал директором-распорядителем. Густав Далль хотел стать консулом. Бельгийским генеральным консулом!

Он некоторое время жевал, а затем спросил:

— Может, вы не знаете, кто такой Густав Далль? Наглый пьяница, которому удалось только одно: растранжирить деньги всей семьи.

Тарн и я посмотрели друг на друга. О'кей, нас пригласили на венский шницель. Мы жевали и кивали.

— Бельгийцы фактически обещали ему титул, лишь бы он купил свой пай. И, конечно, обманули его. — Вильфред Сандберг улыбнулся — впервые. Было видно, что это ему трудно. — Им очень надо было продать. Эту отрасль они знают и секретами своими не делятся. Могу я спросить вас об одной вещи?

Тарн и я смогли только кивнуть.

— Как это может быть, что такая маленькая страна, как Бельгия, в состоянии создать такой большой международный концерн, с которым никто и конкурировать-то не хочет?

Мы не знали.

— Ответ простой. Концерн не очень-то прибыльный. Кому охота заниматься конкуренцией в отрасли, которая едва оправдывает вложенные деньги? В Швеции все это охранное дело еле удерживается на плаву.

Теперь он размахивал вилкой.

— В этой отрасли два ограничителя. Первый: требуется много работников, а в Швеции люди стоят дорого. Второе: нельзя завышать цены, потому что большие клиенты, крупные предприятия легко могут организовать свои собственные внутренние службы безопасности, если отрасль попробует содрать с них лишку.

Тарн слушал, морща лоб:

— Но ведь Густаву Даллю нужны были деньги? Он купил «Сентинел», чтобы заработать. План ведь состоял в том, чтобы Нуккер взбодрил старую клячу и послал ее на биржу, не так ли?

Сандберг кивнул:

— Ну да! Директор прачечной засунул свои расчеты в компьютер и пообещал, что «Сентинел» помчится так, что пыль столбом! — Он звучно фыркнул. — Сто миллионов постоянного дохода ежегодно! И титул генконсула в придачу. За вклад размером в сто двадцать пять миллионов. Но знаете, что вышло?

Отгадать было несложно:

— Он потерял свои деньги.

Вильфред Санберг довольно кивнул:

— Он с трудом платит по счетам. Ему нужны наличные деньги.

Тарн забыл про свой шницель.

— Ты хочешь сказать, что он не стал генконсулом и что он ничего не зарабатывает?

— Ну да. А почему? Ясно — из-за директора прачечной!

— Яна Нуккера, — сказал я.

Вильфред Сандберг пронзил меня взглядом:

— Ты его знаешь?

— Ты был в числе тех, что покинули «Сентинел»? — спросил я. — Ты был с Бертцером, когда он ушел?

Теперь он не скрывал подозрительности:

— Что ты об этом знаешь?

Тарн усмехнулся:

— Понимаешь, Вилле, шведская разведка потеряла большой талант, когда наш друг стал снимать девок.

Вильфред Сандберг на Тарна не отреагировал.

— Я был вместе с Бертцером, когда он ушел. Этот чертов директор из прачечной явился к нам и заявил: «Сарай с утильсырьем!» Бертцер, конечно, старая баба, но дело свое он знает.

Мы отодвинули тарелки. Чашки с кофе стояли на столе.

— И какую пользу мы можем для себя из этого извлечь? — спросил я.

Вильфред Сандберг тяжело подвинулся на стуле, поковырял во рту зубочисткой, а когда закончил, сказал:

— Если все это надо записывать на твоем носу, то тебе ни от чего пользы не будет.

Тарн вмешался:

— У Густава Далля деньги есть. Он ожидает окончательного результата. Если ж такового не будет, то кто-то окажется виноватым. Как ты думаешь, кто в таком случае будет виноват?

— Тот, кто разработал весь план, — сказал я. — Ян Нуккер.

— Директор из прачечной, — фыркнул Вильфред Сандберг. — Всю шведскую экономику обнюхал, чтоб найти предприятие... с перспективой!

Он просто-таки выплевывал слова.

— Пострадали-то мы, несчастные идиоты в «Сентинел». У нас была такая структура капитала, которая подходила под его расчеты. Из нас, мол, деньги можно быстро выкачивать. Но одного директор прачечной не учел, а именно — чем мы занимались!

За столом стало тихо.

— Расскажи теперь, какую помощь ты хотел нам оказать? — сказал я наконец.

Он отложил зубочистку в сторону.

— На кого надо обратить внимание, когда происходят странные вещи? Где начинать искать? Кто виноват в том, что «Сентинел» катится к чертовой матери? У кого есть все основания раздобывать нечистые деньги?

Тарн заерзал на сиденье.

— Нечистые деньги?

Мы опять сидели молча и ждали. Вильфред Сандберг соизволил ответить:

— Нечистые деньги. Если у кого и есть возможности добыть их, так это у охранников. Они спокойно ходят ночью по разным предприятиям. Могут учинять там все, что угодно.

— Что ты имеешь в виду?

— Заниматься промышленным шпионажем. Экономическим шпионажем. Покрывать воровские шайки. Мошенничать со страховками. С компьютерами. Это прибыльнее, чем бегать по своим маршрутам, гасить лампы и выставлять счета на сто пятьдесят крон в час за меры, принятые для сбережения электроэнергии.

Тарн сидел, явно надеясь, что к кофе ему дадут и рюмочку. Но Вильфред Сандберг уже послал на тарелочке в кассу свою кредитную карточку.

— И грабить транспорты с ценностями, — сказал Тарн, глядя прямо перед собой.

Вильфред Сандберг уставился на него. Об этом он не подумал. Лоб наморщился.

— Ты имеешь в виду, как вчера утром, на Магелунгсвэген?

Я начал выбираться из-за стола.

— Бодрящий был шницель, — сказал я.

Подошла тетя в народном костюме, чтобы ей подписали счет.

— Можешь теперь пойти к метрдотелю и стряхнуть с него пыль, — сообщил я ей. — Мы уходим.

Сандберг поднялся, не говоря ни слова. Он был явно не в себе. Тарн улыбался, пожимая плечами.

— Спасибо за венский шницель, — сказал он.

Выйдя на улицу, Тарн попытался поддержать веселый разговор, но Вильфред Сандберг уже заказал такси.

— Видишь ли, все это так сложно, — сказал ему Тарн. — Мы ничего не понимаем. Происходят странные вещи... Какая-то девица в кресле-каталке звонит нам по ночам...

— Девица в кресле-каталке? — задумчиво протянул Вильфред Сандберг. — У Густава Далля есть сестра, которая сидит в кресле-каталке.

Я застыл, будто меня приколотили гвоздями к тротуару.

— А по какой причине? Что с ней случилось?

Вильфред Сандберг обернулся ко мне. На его губах медленно проступала улыбка. За спиной у него остановилось такси.

— Свалилась вроде с лошади, — сказал он, ухмыляясь. Сел в машину и помахал нам, прощаясь, а в глазах его светился победный азарт.