Царь, которому Бенкендорф доложил об ослушнике, распорядился поступить с ним «по всей строгости закона».
Все российские послы получили задание сообщить «правительствам всех земель», где может оказаться Бакунин, о его вредности для всех государств. Франкфуртские власти Германии в угоду русскому царю издали циркуляр, обязывающий все немецкие правительства арестовать Бакунина в случае, если он появится на их территории.
Министр юстиции Панин предложил Правительствующему сенату рассмотреть дело о Бакунине. Сенат признал его виновным «в преступных за границей сношениях с обществом злонамеренных людей и в ослушании вызову правительства и высочайшей воле о возвращении в Россию, за что постановил лишить его чина и дворянского достоинства и сослать, в случае явки в Россию, в Сибирь, в каторжную работу, а принадлежащее ему имение, буде таковое окажется, взять в секвестр» (т. III, стр. 468). На этом решении Сената 12 декабря 1844 года царь написал: «Быть по сему».
Так политическая эмиграция Бакунина стала юридическим фактом. Он же тем временем, порвав последние нити, официально связывающие его с родиной, отправился из негостеприимной Швейцарии в Брюссель.
В 1843 году Бакунин близко познакомился и подружился с германским музыкантом и композитором Адольфом Рейхелем, с которым встретился еще в Дрездене. Последний был увлечен Бакуниным, его многообразной одаренностью, в том числе и музыкальной, и стал верным спутником во многих его скитаниях. Дружба эта продолжалась в течение всей жизни Бакунина. Мария Каспаровна Рейхель (урожд. Эрн), вторая жена Рейхеля, близкий друг и помощник А. И. Герцена в делах «Колокола», стала также другом Бакунина.
Вот что пишет Бакунин о Рейхеле в своей «Исповеди»: «Я должен сказать о нем несколько слов, [ибо] имя его упоминается довольно часто в обвинительных документах: Adolph Reichel, прусский подданный, компонист и пианист, чужд всякой политики, а если и слышал об ней, так разве только через меня. Познакомившись с ним в Дрездене и встретившись потом опять в Швейцарии, я сблизился, подружился; он мне был постоянным истинным и единственным другом; я жил с ним но разлучно, иногда даже и на его счет, до самого 1848 года».[85]
Из Швейцарии Бакунин выехал вместе с Рейхелем. По пути они на несколько дней заехали в Париж, куда Бакунина влекло теперь так же, как в пору увлечения гегельянством в Берлин. Из столицы Франции распространялись многие социальные идеи, которые так живо интересовали его.
Несколько дней, проведенных в Париже, оказались весьма плодотворными для Бакунина. Сохранилось одно его письмо, которое Ю. М. Стеклов датирует мартом 1844 года: «Милый Бернайс! Толстой хотел еще вчера пойти со мною к Вам, но ему что-то нездоровится. Он просит Вас сегодня вечером между 7 и 12 зайти к нему. Будут также Гервег, Маркс и компания» (т. III, стр. 233).
Существует и письмо Руге к Кехли от 24 марта 1844 года: «Вчера мы, немцы, русские и французы, собрались совместно на обед, чтобы поближе рассмотреть и обсудить наши дела: русские — Бакунин, Боткин, Толстой (эмигранты, демократы, коммунисты), Маркс, Рибентроп и я, и Бернайс; французы — Леру, Луи Блан, Феликс Пиа и Шельхер» (т. III, стр. 461).
Оба эти письма свидетельствуют как о знакомстве Бакунина с К. Марксом, очевидно состоявшемся в его первый приезд в Париж, так и вообще о довольно широких связях, которые уснел он установить к этому времени.
Кто же были эти люди, с кем встретился Бакунин? Фердинанд Бернайс, немецкий журналист, эмигрировавший в Париж, сотрудничал в это время с К. Марксом в «Немецко-французских ежегодниках», был также соиздателем Г. Бернштейна в газете «Форвертс».
Видным представителем утопического социализма и писателем был Пьер Леру. Основрхую его философскую работу «Человечество, его начало и его будущее», вышедшую в 1840 году, хорошо знал Бакунин. Другой утопический социалист, Луи Блан, был уже с 30-х годов известным и популярным журналистом, членом редакции демократической газеты «Реформа» (с 1843 г.). Наибольшую известность принесли ему книги «Организация труда», вышедшая в 1840 году и представлявшая собой своеобразный план социального преобразования общества, и историко-публицистическая работа «История десяти лет (1830–1840)» (изд. 1841–1844), направленная против Июльской монархии во Франции.
Так же как Луи Блан, немалую роль в последующих революционных событиях во Франции играл и другой знакомый Бакунина — Феликс Пиа. Но если первый стал в общем умеренным либеральным деятелем, то последний прославился своим крайним революционным авантюризмом. Уже в начале 40-х годов этот политический деятель, публицист и драматург был широко известен как боевой сотрудник левой республиканской парижской прессы.
Колоритной фигурой в этом обществе был Григорий Михайлович Толстой. Богатый казанский помещик, известный в своем кругу как отличный исполнитель цыганских песен, ловкий игрок, опытный охотник, он в то же время с молодых лет отличался большим свободомыслием. Так, будучи в дальнем родстве с декабристом В. П. Ивашевым, он в 1838 году тайно ездил в Туринск к нему на свиданье.
Большую часть времени Толстой жил за границей, сначала в Германии, затем в Париже, где вращался в кругах демократических и радикальных. В 1841 году в Дрездене у Е. П. Языковой (сестра Ивашева) он познакомился с Бакуниным. Однако дружеские отношения между ними установились лишь спустя несколько лет, в Париже.
Зиму 1844/45 года они провели вместе. «Были мы здесь… — писал Бакунин, — неразлучны. Проводили целые дни вместе, и не прошло почти ни одного вечера, в котором бы мы, читая и разговаривая, куря цигаретки и запивая их чаем, не засиживались до трех часов ночи… Мы слились духом и сердцем; у нас — общая цель и общий путь, хотя и в разных краях и обстоятельствах».
Не будучи сам активным революционером, Толстой стоял на демократических позициях. Его убежденность, очевидно, влияла и на Бакунина. Он восхищался своим новым другом и со свойственным ему пылом идеализировал его. «Могу тебя уверить, — писал он Павлу, — не знаю ни одного человека, который был бы ниже его в демократическом отношении; я не знаю демократа, которого мог бы сравнить с ним, потому что то, что в других слова, теории, системы, слабые предчувствия, то стало в нем жизнью, страстью, религией), делом» (т. III, стр. 243).
Установив ряд новых связей и посетив старых друзей (Руге и Гервега), Бакунин отправился дальше — в Брюссель, где и провел весну и лето 1844 года.
В июле, вскоре после приезда, он изложил свои парижские впечатления в письме к Августу Беккеру, немецкому революционеру, эмигранту, принимавшему участие в пропагандистской работе, которую вел Вейтлинг среди швейцарских рабочих, и на этой основе познакомившемуся с Бакуниным.
Письмо это свидетельствует о продолжающемся интересе Бакунина к утопическому коммунизму. Он сообщает о своем посещении в Париже одного из основателей этого направления во Франции, Этьена Кабе, сравнивает черты немецких и французских коммунистов, высказывает большое беспокойство судьбой арестованного Вейтлинга. «Жаль его, — восклицает он, — жаль из-за него и из-за дела!»
Последние слова также говорят о заинтересованности Бакунина «делом», то есть пропагандой коммунистических идей.
Однако за несколько месяцев, проведенных в Брюсселе (весна и лето 1844 г.), взглядам и интересам Бакунина суждено было принять иное направление. Во многом решающее значение для него сыграла встреча с Иохимом Лелевелем.
Лидер революционного крыла польской эмиграции, историк и общественный деятель, человек зрелого возраста, за плечами которого была борьба с оружием в руках против российского самодержавия, произвел большое впечатление на Бакунина.
«В Брюсселе я познакомился с Лелевелем. Тут в первый раз мысль моя обратилась к России и к Польше», — свидетельствует он в «Исповеди».
Лелевель часто встречался с Бакуниным. Они долго беседовали о судьбах Польши и России. Бакунин расспрашивал о польской революции, о планах польских революционеров. Мысли Бакунина, уже склонившиеся в сторону утопического социализма, стали приобретать определенную направленность. Сторонник решительной, непримиримой борьбы против всякого угнетения, поборник освобождения всех народов, он постепенно начинает формулировать свою собственную программу борьбы за освобождение России и славянства.
