Шэннон спикировал на втором «Москито». Когда он начал набирать высоту, на земле возле цели поднялся клубок дыма. В тумане он казался довольно близко к цели, да и вообще других маркеров уже не оставалось, поэтому Чешир отдал приказ «Ланкастерам». На высоте 18000 футов они открыли створки бомболюков и смело пошли на цель сквозь заградительный огонь. В первый раз он видел при дневном свете, как падает «толлбой», и это оказалось прекрасно. Бомбы сверкали на солнце, устремляясь вниз. В момент падения поднималось облачко пыли. Взрыватели имели замедление 11 секунд, поэтому проходило много времени, прежде чем земля взметалась вверх рядом с бетонным сооружением. Десятки тысяч тонн грунта поднимались диковинным грибом. Чешир от удивления раскрыл рот, а рядом с ним ошеломленный Келли пробормотал:
— Боже, помоги фрицам!
Цель пропала.
Позднее снимки самолетов—разведчиков показали, что бомбы легли по окружности с центром на дымовом маркере Шэннона. Однако эти же снимки показали, что маркер находился в 70 ярдах от цели. Некоторые «толлбой» взорвались в 50 ярдах от бетонной цели, поэтому оставалась надежда, что они сделали свое дело. Кохрейн на следующий день отправил 617–ю эскадрилью в Визернес, где находился огромный бетонный купол толщиной 20 футов. Он стоял на краю мелового карьера и прикрывал склады ракет и пусковые туннели. Они были спрятаны в карьере и нацелены прямо на Лондон.
Эскадрилья прибыла на место, но обнаружила, что цель укрыта тучами. Поэтому бомбардировщики доставили свои «толлбой» назад. Чешир сел с новой идеей в голове. Если «Москито» лучше для целеуказания, то небольшой и скоростной самолет в принципе должен быть лучше. Он изложил свои соображения Шарпу, и командир базы сказал:
— Американские истребители имеют требующийся тебе радиус действия. Как насчет «Мустанга» или Р–38?
Чешир сказал, что какой—то должен оказаться подходящим. Шарп пообещал помочь ему достать один самолет через министерство авиации. Он пытался сделать это следующие 2 дня, но министерство не смогло ему помочь. Шарп сказал, что сам полетит на базу к американцам и попытается добыть требуемое. Он раньше работал с американцами и перенял у них кое—что из образа действий.
Тем временем Чешир еще раз повел 617–ю эскадрилью в Визернес, и снова тучи помешали ему. 24 июня они попытались еще раз. Они заметили замаскированный купол в дымке. Чешир спикировал прямо сквозь огонь зениток, но его дымовые бомбы «пшикнули». Спикировал Фок и уложил свои дымовые бомбы рядом с куполом. После этого вокруг маркеров начали рваться тяжелые бомбы. 3 из них взорвались рядом с тоннелями на краю карьера. Дикки Уиллшер, который только что отпраздновал свое двадцатилетие, воткнул одну прямо в горло тоннеля. Склоны карьера рухнули.
Зенитки подбили самолет Эдвардса при выходе в атаку. Снаряд взорвался на левом крыле, и баки вспыхнули. Остальные увидели, как «Ланкастер» несколько секунд медленно терял высоту, а потом вошел в крутое пике. Прежде чем самолет упал, появились 2 парашюта, потом взорвался «толлбой». Это был первый самолет, который эскадрилья потеряла за несколько недель. Несколько человек были ранены в воздухе, кое—какие самолеты пришлось списать, но на несколько недель смерть взяла увольнительную. Это была ее самая долгая отлучка из эскадрильи.
Хотя эскадрилья проводила дневные налеты, она не использовала сомкнутый строй, как это делали американцы. Одной из причин было использование SABS. При боевом курсе длиной 10 миль по сомкнутому строю не промахнется и слепой. При заходе на цель они использовали то, что Чешир называл «гусиной стаей» — линии из 5 самолетов в строе фронта. Интервал в линии был 200 ярдов, расстояние между линиями — 300 ярдов. Каждый самолет летел на своей высоте, поэтому перед зенитками находилась весьма сложная цель. Самолеты в таком строю могли заходить на цель и бомбить ее почти одновременно.
Но был и недостаток. Дым от первых бомб часто скрывал цель от бомбардиров задних самолетов, но при бомбежке «стаи» последние бомбы уже находились в воздухе, когда начинали рваться первые.
Приземлившись в Вудхолле, Чешир обнаружил, что его дожидается «Мустанг». Американские друзья Шарпа сразу сказали «да», и американский пилот пригнал самолет. Он показал Чеширу кабину, пожелал ему на прощанье удачи и оставил знакомиться с новой игрушкой. Только теперь Чешир полностью осознал, что именно затеял. Раньше он никогда не летал на американских самолетах. В действительности Чешир вообще не летал на одномоторных самолетах после первых учебных полетов, что было 5 лет назад. У наземного персонала тоже возникли проблемы. Долгое время они просто не могли найти горловины топливных баков.
Чешир решил, что прежде чем взлетать, ему следует немножко поучиться. Но все эти благие намерения разлетелись вдребезги, когда на следующее утро Кохрейн приказал совершить налет на пусковые установки возле Сиракур. Они обнаружили, что дымовые бомбы не удается подвесить под крыльями «Мустанга». Оружейники работали, как проклятые, смастерив какие—то тросовые подвески. Один из штурманов помог Чеширу разобраться с курсами, он записал их на листке бумаги и сунул в наколенный карман. Он взлетел на «Мустанге» за полтора часа до вылета, чтобы ознакомиться с самолетом, но даже и не пытался садиться. Слишком велик был риск разбить самолет при первой посадке, и если он собирался куда—то лететь на нем, посадку разумнее было отложить на потом.
Вряд ли до этого, да и после, в операции участвовал подобный пилот. Особенно учитывая то, что Чешир был специалистом высокого класса, отправиться в боевой вылет, сев в самолет первый раз… Да еще пересев с многомоторного бомбардировщика на легкий истребитель, что делает положение вообще из ряда вон. Однако Чешир благополучно справился со всеми трудностями. Он прибыл к цели, разминувшись с бомбардировщиками всего на пол—минуты. Скорость «Мустанга» была на 90 миль/час больше, чем у «Ланкастера». Он просто не мог учесть изменения ветра, чтение карты и пилотирование. Ведь теперь Чешир был сам себе штурман, бомбардир, стрелок и радист. И к тому же за 1 час он выучился управлять новым самолетом так здорово, что смог спикировать сквозь плотный огонь зениток.
С самого начала «Мустанг» восхитил его, и уже через полчаса Чешир понял, что «почувствовал» самолет. Он был легче, чем «Москито», и не шел ни в какое сравнение с «Ланкастером». С высоты 7000 футов Чешир заметил бетонные плиты, которые прикрывали подземный ракетный ангар возле Сиракура. После того, как бомбардировщики достигли исходной точки, он спикировал до высоты 500 футов, по ходу дела превысив дозволенную для «Мустанга» скорость, и сбросил дымовые бомбы в паре футов от бетона. Кто—то из пилотов положил «толлбой» прямо в центр бетонной плиты, бомба пробила 16 футов железобетона, прежде чем взорвалась. Еще одно попадание пришлось в западную стену и разрушило ее. Одна бомба взорвалась глубоко в земле под краем плиты.
Спускалась ночь, когда они вернулись из налета на Сиракур. Первая посадка Чешира на «Мустанге» стала ночной посадкой, которая всегда вдвое труднее. Он плохо помнит, как все происходило. Просто внезапно он обнаружил, что «Мустанг» катит по взлетной полосе, к великому изумлению пилота.
(Если кому—то бомбежки 617–й эскадрильи покажутся однообразно меткими, пусть он вспомнит, что бомбы сбрасывались на скорости 200 миль/час с высоты 18000 футов и в нескольких милях от цели, которая представляет собой небольшую бетонную площадку, зарытую в землю. Бомбардир чаще всего просто не видит ее. С такой высоты и на таком расстоянии даже белый квадрат мишени на полигоне кажется не больше булавочной головки. Дымовые бомбы Чешира были наилучшей возможной точкой прицеливания, но обычно над землей стоит дымка, которая скрадывает дым. Ни одна другая эскадрилья не могла сделать то же самое.)
Серые тучи все еще стояли над Па—де—Кале. Они формировались над Северным морем и ползли на сушу. 617–я эскадрилья каждый день на рассвете ожидала, что тучи развеются, ведь самолеты—снаряды продолжали падать на Лондон. На юге силы вторжения завязли на плацдарме, но даже прорвавшись, они встретили бы препятствие на пути к пусковым установкам — Сену. В Лондоне лидеры нации (хотя народ этого не знал) с тревогой ожидали первых стартов с таинственных пусковых площадок. Они предполагали, что работы почти завершены.
