Мартин сообщил Кохрейну, что требуется наладить целеуказание. Кохрейн отправил его и Пэтча в штаб «следопытов», чтобы переговорить с экспертами. Они получили согласие отправить самолеты наведения для сброса маркеров на следующую цель. А Мартин продолжал тренировки с прицелами SABS.
Мартин был только временным командиром эскадрильи, и его срок подошел к концу. Кохрейн не заменил его обычным командиром эскадрильи (никто из них и не рвался возглавить эскадрилью самоубийц). Он нашел человека, который отвечал его требованиям. Это был Леонард Чешир, самый молодой полковник авиации в КВВС (ему было всего 25 лет). Он не только хотел снова вернуться к полетам, но даже просил Кохрейна разжаловать его в подполковники, чтобы он мог командовать эскадрильей. С виду он совсем не подходил для этой должности, в отличие от Гибсона. В том имелось некое обаяние, а Чешир был больше похож на студента—теолога, шутки ради нарядившегося старшим офицером. Однако он совершил уже 2 цикла, получил Орден за выдающиеся заслуги и пряжку к нему, Крест за летные заслуги. Он был высоким, худым и смуглым — странная смесь сияния (временами лихорадочного), застенчивости, уверенности и обаяния. Очень чувствительный и аналитичный, Чешир был начисто лишен предчувствий, которые заставляют подобных людей трястись от страха перед полетом. Однажды он отправился из Оксфорда в Париж без единого пенни в кармане, чтобы выиграть на пари полпинты пива. Во время отпуска Чешир любил проводить время в «Ритце» и охотно заглядывал в «Мейфэр» на коктейль. Он изучал право в Оксфорде, где его отец был профессором, и учился отлично. В 24 года, проводя веселый отпуск в Нью—Йорке, Чешир познакомился и женился на Констанс Бинни, американской кинозвезде, преемнице Мэри Пикфорд. Невесте был 41 год.
Он охотно выслушивал советы, проявляя при этом незаурядное чувство юмора, но в воздухе был спокоен, холоден и расчетлив. В этом плане он напоминал Барнса Уоллиса, который был готов принять идею, ужаснувшую других людей. И при этом оказывался прав. Чешир летал на нескольких типах тяжелых бомбардировщиков, которые тогда несли необъяснимо большие потери. На них установили множество дополнительного оборудования, поэтому при полной нагрузке они летели на небольшой высоте и медленно. Управлялись самолеты плохо, имели склонность к рысканью и часто срывались в штопор. Потом были добавлены специальные патрубки, чтобы укрыть раскаленный выхлоп от глаз пилотов ночных истребителей. Для Чешира это стало последней соломинкой. Чешир решил, что самолет стал просто опасен, и запросил разрешение снять патрубки у своей эскадрильи.
Все сразу отказали, кроме его собственного командующего, вице—маршала авиации Карра, который разрешил Чеширу сделать это. В результате потери сократились. Это был первый шаг по облегчению самолетов. Потом была снята носовая башня, средняя башня и бронирование. Улучшились обводы, самолет стал легче, и в результате улучшились его летные характеристики. Моторы больше не были перегружены. Потери сократились еще больше.
Через 2 дня после прибытия Чешира в 617–ю эскадрилью маленькая Дорис Лиман, его водитель из женских вспомогательных частей, сидела на стульчике рядом с кабинетом Чешира, ничего не делая. Она смотрела, как Чешир носится туда — сюда, и ее терпение лопнуло. Дорис подошла к Чифи Пауэллу.
— Разве он не ЗНАЕТ, что я его жду?
Гнев женщины, которую заставили ждать, выглядел ужасно.
— Скажите это ему сами, — ответил Пауэлл.
Она пинком открыла дверь и что—то сообщила Чеширу. Дорис была поражена, когда выяснилось, что Чешир и не подозревал о выделенном ему автомобиле. Это было характерно для него: не брать то, что ему дают, хотя другие это требовали бы.
Уничтожение Пенемюнде отбросило германскую ракетную программу назад на 6 месяцев. Немцы прекратили работы над чудовищными ракетными бункерами и начали строить, широко разбросав, направляющие для крылатых ракет. Разведывательные самолеты возвращались в Англию со снимками, показывающими какую—то непонятную деятельность в тех же районах. На лесных просеках было построено множество низких сараев. Рядом с ними виднелись короткие отрезки рельсов, которые никуда не вели. Разведка окрестила их «лыжами», потому что длинные строения напоминали лыжи. Они совершенно определенно были связаны с секретным оружием Гитлера.
Было ясно, что подобные пусковые установки можно строить очень быстро, и они обладали известной мобильностью. Они полностью находились на поверхности земли, и их можно было уничтожить обычными бомбами. Но после Пенемюнде немцы, похоже, в качестве меры защиты выбрали рассредоточение — количество, камуфляж, мобильность. Больше они не полагались на три — четыре центра.
В Уайтхолле Черчилль, совет по делам авиации, Харрис, сэр Стаффорд Криппс (теперь министр авиационной промышленности) и сэр Уилфред Фриман обсудили ситуацию. После этого Фриман послал за Уоллисом.
— Мы остановили работы над 10–тонной бомбой, — сказал он. — Большие цели, против которых их можно применять, сейчас не так важны. Сэр Стаффорд думает, что 10–тонные не оправдают затраченных усилий.
Уоллис не стал оспаривать эту логику. Самые большие бомбардировщики с 10–тонными бомбами имели небольшой радиус действия — они едва могли перелететь Ла Манш. А в этом районе для них просто не было целей. Конечно, в Германии целей хватало, но «Ланкастеры» не могли доставить туда эти бомбы.
Уоллис попросил у Фримана разрешение продолжать работы над 12000–фн уменьшенным вариантом 10–тонной бомбы, которая тоже должна была проникать в грунт и вызывать в нем мини—землетрясение. «Ланкастеры» могли доставлять их вглубь Германии на те цели, о которых речь шла с самого начала. Фриман долго думал и наконец согласился. Он принял это смелое решение самостоятельно. Он знал, что ни совет по делам авиации, ни министерство снабжения не одобряют ни 10–тонных бомб, ни уменьшенных вариантов, так как их следовало сбрасывать с высоты 40000 футов для большего углубления. «Ланкастеры» не могли поднять их выше 20000 футов, поэтому и совет, и министерство полагали, что бомбы не смогут уходить в грунт достаточно глубоко, чтобы вызвать эффект землетрясения.
Фриман принял решение в одиночку, поэтому на бомбы не был выдан заказ. Это означало, что КВВС не примут бомбы и не оплатят их. Он дал уменьшенной бомбе кодовое название «толлбой», и Уоллис надеялся представить первый экземпляр к испытаниям в марте.
Кохрейн с самого начала рассматривал мобильные пусковые установки как потенциальные мишени 617–й эскадрильи. Однако он оставил их на время в покое, пока Чешир со своими летчиками отрабатывал использование прицелов SABS. До 10 декабря эскадрилья не совершала боевых вылетов. В этот день Чешир получил просьбу из Темплсфорда отправить туда 4 экипажа. Тэмплсфорд был сверхсекретным аэродромом, откуда взлетали самолеты с агентами—парашютистами и оружием для движения Сопротивления. Чешир выбрал МакКарти, Клейтона, Булла и Уидона. они полетели в Темплсфорд.
МакКарти прилетел обратно в Конингсби через 2 дня, пришел в кабинет Хамфри и кинул на пол два рюкзака.
— Вещи Булла и Уидона, — сказал он. — Их больше нет.
— О Боже! Когда?
— Прошлой ночью. Мы совершали специальный полет на малой высоте, сбрасывая оружие и боеприпасы. У них возникли проблемы. — И он добавил раздраженно: — Я даже не нашел район цели.
В тот же день он улетел в Темплсфорд. Вместе с Клейтоном ночью они совершили новый вылет, на сей раз успешно.
Тем временем в голову Чеширу пришла одна из его наиболее безумных идей. Недавно его брат был сбит и попал в плен. Чешир много думал о военнопленных. Он послал за Мартином, и Мартин нашел его в штабной комнате, склонившимся над расстеленной на столе картой. Чешир встретил его приятной улыбкой.
— Мик, — сказал он, — мы должны сбросить рождественские подарки пленным в день Рождества.
— Ох, — только и выдавил Мартин. — Звучит интересно, сэр. Где?
— Шталаг Люфт III. Здесь.
Чешир ткнул карандашом в точку на карте. Мартин наклонился и увидел маленький городок Заган между Берлином и Бреслау, возле польской границы. Они никогда не залетали так далеко, и Мартин осторожно сказал:
