«На щите кирпичная стена, пронзенная тремя вспышками молний с исподней стороны; струи воды, истекающие из бреши.»
Этой же ночью в столовой была устроена пирушка, чтобы отпраздновать такое событие. Конкейв Гудол был заядлым курильщиком, поэтому ему пришлось целый час откашливаться, сидя на стуле, чтобы получить возможность ясно говорить.
— Бедный старый Конкейв, он почти мертв. Он уже одной ногой в могиле, — заметил Айвен Уиттекер. — О, он УЖЕ умер. Давайте похороним его.
Он вместе с Мартином притащил простыню с чьей—то кровати, но Конкейв увидел их и удрал в туалет. Но там была дверь с другой стороны, и Уиттекер поймал Конкейва на выходе, набросив ему простыню на голову. Вместе они быстро спеленали Гудола, как мумию, и притащили назад, положив на кухонный стол. Кто—то привел священника, бодрого седого человека с характерным ирландским акцентом. Он удивленно посмотрел на жертву и спросил:
— В чем дело?
— Гудол закашлялся до смерти, — печально сообщил Уиттекер. — Мы собираемся похоронить его.
Конкейв поднял голову и болезненно скривился. Восемь добровольцев подняли стол на плечи и торжественно понесли прочь под похоронный марш, исполняемый на жестянках. В передней они поставили стол. Конкейв лежал перед камином, остальные выстроились вокруг него. Священник посмеялся, но отказался читать погребальную молитву. Тогда кто—то схватил романчик в веселенькой обложке, и началась импровизированная служба.
Под возглас «Прах ты есть, в прах и отыдеши» пожилой офицер территориальных войск посыпал Конкейва пеплом из камина и возгласил:
— Трави канат!
Он подшиб ножку стола, тот упал одним концом на пол, и Конкейв скатился с него. Он приземлился полусидя на копчик. Конкейв испустил вздох, его голова со стуком упала на пол, глаза закатились. Он лежал неподвижно, все салютовали ему. Потом приятели сдернули простыню и сказали:
— О'кей, Конкейв. Ты уже в аду. Но Гудол не двигался, и смех стал неуверенным, а потом стих. Кто—то предположил:
— А не кончился ли он по—настоящему?
Конкейва унесли и положили на кровать. Прибыл доктор и нашел большую, как яйцо, шишку.
Офицер—территориал быстро притащил свое самое дорогое сокровище, бутылку очень старого бренди, вытащил пробку и поднес бутылку к губам Конкейва. Тот поперхнулся и закашлялся, бренди потек по подбородку. Конкейв открыл глаза и зачмокал, на лице появилась слабая улыбка. Он снова закрыл глаза, открыл рот, и территориал влил еще порцию бренди.
— С ним все в порядке, — сказал доктор. Он остался вместе с жертвой, помогая ей принимать лекарство, а потом тихо удалился. Все были счастливы (особенно Конкейв), кроме офицера—территориала, который не мог найти свою бутылку.
Кое—кто может неодобрительно заметить, что летчики в военное время пили больше, чем следует. Не слишком тактичный Артур Харрис называл худшим из грехов «елейную праведность». Возможно, эти пуритане были бы немного снисходительнее, если бы проследовали за молодыми пилотами на аэродром и увидели их лица, когда техники убирают колодки из—под колес. А еще лучше последовать за ними в воздух, привязанным к креслу, под оглушающий рев моторов, с тревогой следить за ненадежными моторами и запасом топлива. Попасть под огонь зениток и истребителей. Испытать на себе туман и обледенение. Совершить вместе с ними 60 вылетов, которые им отпустила беспощадная статистика перед страшной смертью.
Они играли рискованно, так как им было отпущено мало времени. И слишком часто они выходили за пределы человеческих возможностей.
Высшие сферы удовлетворились, узнав, что сердцем разработок секретного оружия, ракет и всего прочего в Германии является Пенемюнде. Харрис отправил туда 600 тяжелых бомбардировщиков. Самолеты наведения сбросили свои маркеры прямо в центре района. В первый раз главные силы Бомбардировочного Командования использовали методику «управляемого бомбометания», которую Гибсон опробовал на дамбе Мёна. «Церемониймейстер» кружил на малой высоте, направляя бомбардировщики с помощью радиотелефона к ближайшим маркерам. Ракетный центр Пенемюнде был практически стерт с лица земли, что дало Англии отсрочку на 6 месяцев. Не сумев организовать защиту Пенемюнде, Ганс Иешоннек, командующий силами ночных истребителей, покончил с собой. Немцам пришлось вспомнить о рассредоточении.
Меткость 617–й эскадрильи медленно росла. Прибыли еще 3 экипажа: Билл Саггитт, канадский майор авиации, принял звено А — Клейтона и Тэда Юсмена. Случались и обычные инциденты. 2 самолета врезались в деревья во время полетов на малой высоте и были списаны. К счастью, при этом никто не погиб. У Мартина в воздухе загорелся мотор, но огнетушители справились с пожаром. У Шэннона над Северным морем лопнули тросы элеронов. Он совершил вынужденную посадку, используя триммеры, чтобы держать высоту, и разворачиваясь «тарелочкой» с помощью одного руля направления. Потом он сказал, что это лучше, чем обычная посадка. Ведь после них, как оскорбительно заметил Самптер, больше нечему было разбиваться.
По инициативе Кохрейна Сэм Пэтч и Мартин попытались найти способ сократить опасный 10–мильный боевой курс при использовании SABS. «Говорящая бомба» был настоящим источником идей.
— Вот что вам следует сделать. Вы летаете вокруг цели широкими кругами, подобно краснокожим. Видите? После того, как отдана команда, вы одновременно поворачиваете внутрь, как спицы в колесе. Фрицы просто не будут знать, по кому стрелять.
— Это так, «Бомба», — согласился Мартин. — Но что произойдет, когда мы все встретимся в центре колеса?
— Ерунда. Заходите на разных высотах.
— И тогда бомбы попадут в нижние самолеты.
— Должен же быть выход, — пробормотал «Говорящая бомба».
Они приняли нечто подобное, используя тщательный отсчет времени и умелое пилотирование. Самолеты кружили на разных высотах вокруг цели вне досягаемости зениток. Когда будут сброшены маркеры и командир удостоверится в правильности целеуказания, он отдаст приказ на бомбежку. Самолеты заходят на цель с небольшим сдвигом по времени. Если внизу стоят 20 орудий, и заход совершает только 1 самолет, все 20 орудий будут стрелять по нему. Но когда одновременно на цель заходят 20 самолетов с разных сторон, что мешает поставить огневую завесу, на каждый самолет придется только по 1 орудию. Шансы уцелеть повышаются в 20 раз.
Возникли новые проблемы с SABS. Например, термометры, необходимые для измерения забортной температуры и определения поправок к альтиметру, начали врать на 5 градусов. Этого хватало, чтобы отправить бомбу на сотню футов в сторону. Фарнборо поставил новую модель термометра, но требовались еще 2 поправки. Воздушный поток вокруг колбы вызывал трение и нагрев. Это можно было исправить, введя табличную коррекцию по скорости. Затем нагрев кабины влиял на часть термометра, которая находилась внутри самолета. Это тоже следовало сосчитать и исправить. Но к началу ноября эскадрилья добилась среднего кругового отклонения около 90 ярдов.
Кохрейн решил, что это достаточно хорошо. 12 ноября в сумерках Мартин повел эскадрилью, чтобы опробовать SABS в бою. Целью снова был виадук Антенор. На этой цели можно было спокойно опробовать новые прицелы. В бомболюках находились 12000–фн тонкостенные «фугасные» бомбы.
Они нашли виадук освещенным луной… а также 4 прожектора и пяток орудий вокруг него. При заходе виадук было очень трудно поймать на прицел в свете прожекторов. Следующая маленькая бухточка выглядела точно так же, и несколько экипажей отбомбились в неправильном месте. Некоторые летчики нашли нужную бухту, но не смогли различить виадук. Райс, О'Шонесси и еще один экипаж добились близких разрывов, примерно в 60 ярдах, но ударная волна не смогла повредить виадук.
Разочарованные, они вернулись в Блиду. После этого Мартин вспомнил, что говорил МакКарти о ракетах после налета на Сан Поло. Все согласились, что если бы у них были ракеты, чтобы осветить виадук, они бы добились попаданий. Через 2 дня они улетели в Англию, но Юсмен туда так и не прибыл. Никто не знает, что случилось с ним и его экипажем. Скорее всего, его перехватили над морем германские истребители.
