— Что же вы, братцы, засиделись? — обращается к ним командарм. — Надо бы отдохнуть, день будет опять нелегкий.

Шалин отодвигает от себя груду бумаг:

— Вот закончим подготовку последних приказов, отправим офицеров связи, тогда и отдохнем.

Раздался телефонный звонок. Начальник штаба фронта генерал С.П. Иванов передал решение Ватутина нанести утром контрудар по вклинившейся группировке противника, чтобы восстановить прежнее положение. Контрудар наносили 2–й и 10–й танковые корпуса, а также часть сил 40–й армии. У 1–й танковой армии задача прежняя — держать обоянское направление.

Утром 8 июля гитлеровские войска пошли в наступление. С КП Катуков следил за развитием боя. Комбриги докладывали, что авиация бомбит боевые порядки. Следовало ожидать, что минут через 20–30 появятся танки. Наступают они, как правило, тремя эшелонами. Натолкнувшись на сильный заградительный огонь, отходят назад, а в дело вступают авиация и артиллерия.

Тактику немцев Михаил Ефимович хорошо изучил за эти дни. Он обратил внимание на то, что бомбардировочная авиация очень быстро появляется там, где танки натыкались на непреодолимые препятствия наших опорных пунктов, на организованный огонь противотанковых батарей. Оставалось предположить: представители авиачастей с радиостанциями находятся недалеко за боевыми порядками танков или непосредственно в боевых порядках, откуда вызывают самолеты непосредственно с аэродромов.

Своей догадкой Михаил Ефимович поделился с Никитиным, находившимся постоянно на КП в самые ответственные моменты боя. Выслушав командарма, Матвей Тимофеевич произнес:

— Логично, объяснить успехи немецкой авиации можно не только хорошей связью, но и связью прямой: поле боя — аэродром.

Катуков поднес к глазам бинокль:

— Тут не только логика, Никиток, тут рационализм в чистом виде. Мы ведь как действуем? Пока свяжемся со штабом воздушной армии, дадим свою заявку, запросим столько—то самолетов, пока там рассмотрят, отреагируют, отдадут приказ летчикам, проходит время, бой, глядишь, уже подходит к концу. И тут либо мы тесним противника, но без авиации, либо нас теснят. Соображаешь?

— Соображаю, Михаил Ефимович, опыт противника берем на заметку?

— Не на заметку, а на вооружение.

Впоследствии Катуков настоял на том, чтобы командование фронта предоставило ему право самому решать вопросы использования авиации, связываясь прямо с аэродромами.

Основные события дня 6 июля развернулись в полосе 6–го танкового корпуса, куда противник после артиллерийской и авиационной подготовки бросил крупные танковые силы. Начались тяжелые бои в районе сел Сырцово и Верхопенье. Немцы здесь атаковали группами танков — 30–60 машин, пытаясь прорваться в северо—западном направлении. Но их сдерживали бригады полковников М.В. Моргунова и М.Т. Леонова.

Обороне района Верхопенья Военный совет Воронежского фронта придавал особое значение. В отданном в этот день боевом распоряжении танковым корпусам (2–й и 5–й гвардейский, 10–й и 2–й) говорилось:

«Главная группировка до 300 танков противника наступает против Катукова в районе Гремучий на Верхопенье. Стремительно выходите в тыл этой группировки в соответствии с поставленными корпусам задачами».[192]

В кровопролитных боях 220–я и 112–я танковые бригады потеряли до 40 процентов материальной части, но стояли насмерть.[193] Сначала Леонов, потом Моргунов донесли, что положение на участках обороны становится угрожающим. Катуков сразу же выдвинул 22–ю танковую бригаду ближе к реке Пена, уплотнил таким образом боевые порядки танкового корпуса Гетмана.

Уже несколько дней 1–я танковая армия сражалась в одноэшелонном построении. Не раз Катуков и Шалин ставили вопрос перед командованием фронта о создании второго эшелона, и только когда бои достигли критической точки (9 и 10 июля), Ватутин решил усилить армию 10–м танковым корпусом, 309–й стрелковой дивизией, 14–й истребительно—противотанковой артиллерийской бригадой, несколькими истребительно—противотанковыми полками и другими частями.[194]

План «Цитадель» явно проваливался, однако гитлеровское командование продолжало упорствовать, бросая в огненную мясорубку уже достаточно протрепанные дивизии и корпуса. 7 июля 1943 года Геббельс заявлял, что в районе Белгорода и южнее Орла вчера потерпели неудачу сильные атаки большевиков, предпринятые ими с ранее приготовленными для этой цели крупными соединениями, в результате наша армия перешла в наступление, глубоко вклинилась в оборону русских.[195]

Ни днем, ни ночью не затихали боевые действия в районе Сырцова, Верхопенья, Яковлева, Ивни. Кроме танков, противник бросал крупные силы авиации. Группы самолетов по 25–30 машин постоянно бомбили боевые порядки 1–й танковой армии.

Большую роль в отражении налетов гитлеровской авиации сыграла 6–я зенитная дивизия РГК под командованием полковника И.Г. Каменского. По приказу Ставки три ее полка — 797–й (командир подполковник Доначевский), 848–й (командир майор Громов) и 1063–й (командир подполковник Гузенко) — 5 июля стали на защиту воздушного пространства армии.[196]

Вечером полковник Каменский был вызван в штаб, где получил необходимые указания Шалина на размещение полков: правый фланг армии (6–й тк) должен прикрывать 797–й полк, левый (3 мк) — 848–й полк, центральную ударную группу (31–й тк) — 1063–й полк орудий среднего калибра.[197]

За несколько дней боев зенитчики сбили десятки самолетов противника, не дав им сбросить смертоносный груз на наши позиции. К исходу дня 8 июля немцы вышли на рубеж Шепелевка — Верхопенье — Кочетовка, вплотную приблизились к позициям 1063–го полка. А когда бой вступил в решающую фазу, в расположение полка прибыл командарм Катуков. Он отдал приказ подполковнику Гузенко немедленно переместить батареи на новое место: над передним краем висело до 50 вражеских бомбардировщиков. Они заходили на цели группами по 6–10 машин.

Самоотверженным трудом зенитчиков, пехотинцев, танкистов, представителями других родов войск ковалась победа под Курском. Это они, скромные труженики войны, продолжали сдерживать немецкие бронированные клинья 9 и 10 июля. Теперь уже с юга враг рвался к Обояни, создав довольно высокую плотность танков (от 50 до 100 единиц на 1 километр фронта). И все напрасно. Не имела успеха и опергруппа «Кемпф» на корочанском направлении в полосе 7–й гвардейской армии.

Враг метался по фронту, отыскивая слабые места в обороне 1–й танковой армии. Но делал это уже в состоянии агонии.

— Еще день—другой, и противник выдохнется, — сказал Михаил Ефимович, подписывая очередное донесение в штаб фронта. — Резервы у него израсходованы, и взять неоткуда.

Разведчики Соболева проникали в расположение врага, захватывали «языков», которые на допросах называли номера своих частей, вступивших в бой 5 июля и до сих пор находящихся на передовой.

— Все, мы свое дело сделали, — подвел итог многодневных боев командарм. — Враг еще будет огрызаться, бросать в атаку войска, только сделать они уже ничего не могут.

Как выяснилось позже, немецкое командование, убедившись в том, что пробить оборону 1–й танковой армии вряд ли удастся, решило обойти ее и, перегруппировав свои силы, ударить с востока через Прохоровку на Курск.

Однако этот план был своевременно разгадан советским командованием, и к местам сражений стягивались подкрепления из резервов Степного фронта. 7 июля начала выдвижение из района Россошь, Березовая, Острогожск 5–я гвардейская танковая армия генерала П.А. Ротмистрова, ее передовые отряды через два дня подошли к реке Псел. В район Прохоровки была направлена также 5–я гвардейская армия генерала А.С. Жадова.