— Вот что, товарищ Катуков, вы назначаетесь командиром механизированного корпуса. Он будет посильнее танкового.

И тут же показал на карте, где мехкорпусу предстоит воевать. Это были районы Калининской области.

Предложение неожиданное, и все же приятно было почувствовать доверие, которое оказывают сам Верховный и Ставка. В то же время Михаил Ефимович понимал и о грузе ответственности, который ложился на его плечи. Он будет нелегкий. Утешал себя тем, что в жизни ничего легкого не бывает, и уж тем более на войне.

Поблагодарив Сталина за доверие, Катуков все же попросил его включить в новое соединение части, с которыми он воевал под Москвой и на Дону. Это касалось в первую очередь 1–й гвардейской, 49–й танковой и 1–й мотострелковой бригад. Верховный не противился, сразу же позвонил начальнику Генерального штаба и все уладил. Было также получено согласие на отзыв из 1–го танкового корпуса П.Г. Дынера и М.Т. Никитина.

На прощание Сталин пожелал успехов новому мехкорпусу, его командирам в предстоящих боях на Калининском фронте.

Вернувшись в Москву, Михаил Ефимович отправился к Федоренко, чтобы узнать более подробно о том, кому и когда сдавать 1–й танковый корпус, когда выезжать к новому месту службы. Яков Николаевич был занят какими—то срочными делами и попросил подождать в приемной. Не прошло и двадцати минут, как он пригласил Катукова:

— Надеюсь, ваша беседа с Верховным Главнокомандующим прошла, как принято говорить, на высоком уровне?

— В общем—то да, мы нашли общий язык. Верховный удовлетворил мою просьбу, разрешил забрать из 1–го танкового корпуса две танковые и одну мотострелковую бригады.

Федоренко задумался, молча начал листать какие—то бумаги, лежавшие перед ним на столе, затем басовито произнес:

— Это меняет дело. Наверняка забираешь 1–ю гвардейскую танковую. Сроднились, поди. Какие еще части?

— 49–ю танковую и 1–ю мотострелковую бригады.

Брови у Федоренко подскочили кверху:

— Значит, от бригады «KB» отказываешься?

— Отказываюсь, Яков Николаевич. Я и Сталину об этом говорил. В болотах Калининской области использовать тяжелые танки нецелесообразно и, как мне кажется, неразумно: угробим дорогостоящую технику.

Доводы Катукова были более чем убедительны.

Новый формирующийся механизированный корпус получил порядковый номер — три. Кроме уже указанных соединений, в него вошли 3–я и 10–я механизированные бригады, другие части и подразделения. Всего в корпусе насчитывалось 175 танков. Мощная ударная сила!

Предстояло еще подобрать командный и политический состав корпуса, сделать кое—какие перестановки. Этим занималось Главное автобронетанковое управление. 18 сентября 1942 года был отдан приказ Народного комиссара обороны Союза ССР по личному составу Красной Армии: «Командир 1–го танкового корпуса гвардии генерал—майор танковых войск Катуков Михаил Ефимович освобождается от занимаемой должности и назначается командиром 3–го механизированного корпуса, с установлением ему гвардейского оклада жалованья;

подполковник Никитин Матвей Тимофеевич — начальником штаба 3–го механизированного корпуса;

подполковник Горелов Владимир Михайлович (бывший заместитель командира 1–й гвардейской танковой бригады) назначается командиром 1–й гвардейской танковой бригады;

инженер—подполковник Дынер Павел Григорьевич — помощником командира 3–го механизированного корпуса по технической части».[143]

Среди тех, кому довелось работать и воевать рядом с Катуковым на Калининском фронте, был бригадный комиссар Н.К. Попель, назначенный на должность военного комиссара корпуса. Николай Кириллович был на год моложе Катукова, но они быстро подружились и не расставались уже до конца войны. Их фронтовая дружба продолжалась и в мирные дни. Война застала Попеля в Дрогобыче, где стоял 8–й механизированный корпус. С тяжелыми боями комиссар выводил из окружения свои части, затем был членом Военного совета 38, 21 и 28–й армий.

Политотдел корпуса возглавил старший батальонный комиссар Никита Трофимович Лясковский, оперативный отдел — подполковник Борис Яковлевич Рыбаков, разведывательный отдел — подполковник Давид Абрамович Драгунский, впоследствии дважды Герой Советского Союза, генерал—полковник. О некоторых командирах и комиссарах Катуков успел кое—что узнать в Москве, более подробно знакомился с ними на калининской земле, когда в сентябре 1942 года сдал 1–й танковый корпус генерал—лейтенанту В.В. Буткову.

30 сентября Михаил Ефимович получил приказ Главного автобронетанкового управления погрузить части 3–го механизированного корпуса и отправить их к новому месту дислокации. Станцию назначения указал позже Генеральный штаб.[144]

Машина командира корпуса мчалась в Калинин. Рядом с Катуковым сидели Никитин и Дынер. За рулем — неразлучный Кондратенко, отличившийся в боях на Дону. На его груди сверкал орден Красной Звезды, вместо сержантских нашивок с тремя ромбами появился командирский квадратик. Приказ о присвоении звания младшего лейтенанта подписал 17 сентября 1942 года командующий Брянским фронтом К.К. Рокоссовский. У Кондратенко теперь ответственная должность, он — адъютант командира корпуса.

Во второй половине дня «эмка» вышла на центральные улицы Калинина. Город сильно пострадал от бомбардировок и артиллерийских обстрелов, война не пощадила этот некогда красивый областной центр. Кругом развалины, зияют пустыми глазницами полусгоревшие здания. Но город живет, работает, сражается.

Катуков и Никитин побывали на приеме у секретаря обкома партии И.П. Бойцова, выяснили фронтовую обстановку, попросили выделить проводников, которые помогли бы найти подходящее место для размещения штаба корпуса. Проводники нашлись. Они привели машины в район Желтикова Поля. Вокруг сплошной стеной стоял лес, шумели сосны и ели, недалеко — Волга. Михаил Ефимович прошелся по поляне, полюбовался деревьями, стоявшими в осеннем наряде. Место понравилось.

— Тут и будет наш штаб, — сказал Катуков, оборачиваясь к Никитину. — До города — рукой подать, а с точки зрения маскировки, чего желать лучше.

Через несколько дней лесную поляну уже трудно было узнать: хозяйственники потрудились на славу, построили невысокие срубы, землянки, связисты протянули провода, штаб 3–го механизированного корпуса начинал новую боевую жизнь.

Комкор вызывал к себе командиров бригад, знакомился. Это были люди с боевым опытом, понюхавшие пороху на войне. Запомнилась встреча с командиром 3–й мехбригады подполковником А.Х. Бабаджаняном. Амазасп Хачатурович — пехотинец, еще недавно командовал пехотным полком, но в Народном комиссариате обороны СССР то ли по иронии судьбы, то ли по необходимости распорядились направить его в танковые войска. Михаил Ефимович вспоминал:

«Однажды поздно вечером в дверь постучали, и в комнату вошел подполковник с темными живыми глазами и смуглым лицом. Комбинезон болтался на его худом, почти юношеском теле, как на вешалке.

— Подполковник Бабаджанян. Прибыл на должность командира мехбригады, — представился он.

Пристально посмотрел я на нового комбрига — во внешности ничего выдающегося, но недаром говорят, что внешность обманчива. Новый комбриг, ставший после войны Главным маршалом бронетанковых войск, показал себя не только сообразительным, прекрасно знающим военное дело командиром, но и человеком исключительной храбрости. В трудные минуты он мог сесть в танк и возглавить атаку, а если нужно, вооружиться противотанковыми гранатами и швырнуть их в прорвавшуюся в тыл гитлеровскую машину».[145]

А вот как эту встречу описывает А.Х. Бабаджанян:

«М.Е. Катуков встретил меня радушно, попросил рассказать о прошлой службе.

— Ну вот, вопрос прямо в точку — танкист—то я от нуля…

— Большой беды нет, — успокоил меня М.Е. Катуков, — будем считать, что тебе повезло: корпус стоит, и, пока стоит, есть время подучиться. Остальное все от тебя самого зависит».[146]